Империя. Исправляя чистовик
Шрифт:
Он выглядел уже получше, хотя и был достаточно бледным.
– Привет, сынок. Ты как?
Мишка слабо улыбнулся.
– Уже хорошо. Только вставать пока не разрешают. И маму не пускают.
Развожу руками.
– Ну, уж потерпи, боец. Мы должны пройти карантин. Еще меньше двух недель и мы полетим в Город. Будешь с мамой. Тебе еще с месяц восстанавливаться. Крепко тебя задела эта зараза. Мне было ещё хуже, но, видишь, выкарабкался. Зато, теперь вряд ли вновь заболеешь «американкой».
Явилась Гедройц и строгим тоном заявила:
– Государь, аудиенция окончена. Вашему сыну ещё опасно так утомляться.
Вот что с ней делать? Как работать с людьми республиканских взглядов и плевавшими на твои титулы? А вот так и работать. Их мозги и опыт для меня важнее их убеждений, тем более что они не пытаются меня свергнуть.
Встаю.
– Ладно, сынок. Я завтра постараюсь прийти.
Мальчик кивает и, вдруг, глядя мне в глаза, говорит:
– Спасибо, папа.
У меня на глаза наворачиваются слезы, и я, легонько сжав его руку, киваю в ответ:
– Спасибо, сын.
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года.
Джованна выглядела получше, чем Мишка.
– Прости, что без гостинцев, профессор Гедройц запретила приносить что-либо.
Джанна улыбнулась.
– Да, она строгая.
Киваю.
– Она хороший доктор. Одна из лучших.
– Я хотела спросить, а почему она о себе говорит в мужском роде?
Вопросики у неё однако!
– У профессора Гедройц был брат, которого она очень любила. Брат умер, и она в память о нём, решила подписывать свои статьи его именем. А потом как-то так и пошло.
Принцесса усмехнулась и вынесла свой диагноз.
– Её нужно направить к доктору Фрейду.
Я рассмеялся.
– О, вижу ты точно пошла на поправку. Полетишь с нами в Город через две недели или останешься поправляться в Риме?
Она непонимающе подняла брови:
– В Город? В какой Город?
Продолжаю весело улыбаться.
– Прости, я забыл, что есть еще и Вечный Город. Городом, просто Городом, мы именуем Константинополь. Он единственный в своём роде.
– Понимаю. Ну, если врачи и родители будут не против, то, наверное, и я соглашусь. А Миша тоже полетит?
– Конечно.
Она вздыхает.
– Хорошо.
Что бы это самое «хорошо» ни значило. Понимай, как знаешь.
Вновь явилась легкая на помине Гедройц и строго посмотрела на меня.
Киваю.
– Иду, доктор, иду.
И уже обернувшись в Джованне, прощаюсь.
– Ну, поправляйся, я еще зайду, когда меня пустят.
Джанна серьезно посмотрела на меня.
– Я вспомнила Редьярда Киплинга и его Маугли. Мы теперь с вами одной крови. Спасибо вам за всё.
Киваю и выхожу из палаты. Вот откуда у Виктора и Елены такие умные дети?
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 18 мая 1919 года.
Граф Берголо пил кофе и читал газету, когда явился к нему в палату. Он перенес обмен крови хуже, и Гедройц его пока не выпускала, как она это называла, «бродить».
Увидев меня, он тут же поднялся.
– Здравия желаю, Ваше Величество!
Жму ему руку.
– Как вы, граф?
Тот вздыхает и искренне отвечает:
– Плохо, Ваше Величество. Курить не дают, гулять не разрешают, просто тюрьма какая-то. У меня уже уши в трубочку
сворачиваются без курева.Усмехаюсь.
– Вижу, граф, что вы в добром расположении духа. Я хотел поблагодарить вас, за столь смелый, хотя и безрассудный поступок. Это действительно было очень опасно.
Он поднимает брови в удивлении.
– Но вы же сами легли на обмен крови!
Развожу руками.
– Ну, что тут сказать, там был мой сын и сестра моей жены. Разве мог я поступить иначе?
Граф Берголо возразил:
– Принцесса Джованна – дочь моего Императора, которому я приносил присягу верности. Я готов за Императора пойти на смерть в бою, почему я должен страшится смерти за спасение его дочери?
Да, Маша знает толк в мужчинах.
Жму ему руку ещё раз.
– Вы, граф, достойный дворянин и настоящий офицер. Я не забуду того, что вы сделали для меня.
ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА:
ГАЗЕТА «КОПЕЙКА» (Санкт-Петербург). 19 мая 1919 года.
Мы с великим внимание следим за трагическим событиями в Америке. Сегодня пришли сообщения о страшном убийстве с САСШ. По сообщениям местных газет 18 мая 1919 года толпа в 4000 белых в городе Омаха, штат Небраска потребовала от полиции выдать Билла Брауна, чёрного, подозреваемого в изнасиловании белой женщины. Полицейские попытались рассеять толпу водой из брандспойтов, но их забросали кирпичами, разбив все стёкла в здании суда. Сожжено здание суда, подозреваемый линчёван толпой, его тело сожжено, после чего толпа рассеялась по городу, захватив оружие, а также нападая на полицейских и негров. Семь полицейских получили лёгкие огнестрельные ранения. Кроме того, толпа захватила мэра Эдварда Смита, перевернув при этом полицейский автомобиль, и попыталась повесить его. Мэр был освобождён полицией, и провёл в госпитале несколько дней. Сам бунт на следующий день был подавлен федеральными войсками.
РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ. РИМ. ДЕТСКАЯ БОЛЬНИЦА BAMBINO GESU. 20 мая 1919 года.
Маркграф Палеокастронский маркиз Берголо хмыкнул:
– Тогда я так.
– А я вот так.
Мы уже два часа играли с ним в карты. В банального дурака. Делать было нечего, а чем еще заняться гвардейским офицерам, если к женщинам не пускают и выпивку не дают?
Как и предполагалось, нас засадили на карантин. На полные две недели. Поскольку «Внутренняя Монголия» не входила в систему самой больницы, то мы как бы никого и не стесняли, а тех, кто еще заразился на моем балу в Палаццо Венеция, свозили уже во взрослую инфекционку госпиталя Умберто Примо, и мы никак не пересекались.
Всего заболело восемь человек. Из самого высшего общества. Что ж, вроде никто из них не помер, хотя ситуация тяжелая. Элиты Рима испуганно попрятались в своих «Внутренних Монголиях» и носа на улицу не казали.
Зато Виктор и Елена приезжают каждый день. Елена бы расцеловала мне носик, но карантинные правила не давали ей это сделать. Потому чувства передавались в основном на словах.
Кстати, вчера приезжал и Папа Бенедикт XV. Выразил поддержку и обещал молитв. Заверил в неизменной поддержке и всё такое прочее. Разговаривали, разумеется, через стекло.