Империя. Терра Единства

Капитан Титаренко усмехнулся. Мог ли он пару-тройку лет назад представить себе боевые вылеты в небе Шотландии? Смешно, право слово. А теперь вот он здесь, над Ирландским морем.

Обычная работа. Простая работа. Отнюдь не такая, куда идут одни «старики».

* * *

ГЕРМАНСКАЯ ИМПЕРИЯ. КЁНИГСБЕРГ. КЁНИГСБЕРГСКИЙ ЗАМОК. 3 июля 1937 года.

— Привет ещё раз.

— Взаимно.

— Как ты тут?

— Неплохо. Наверное. Забот много.

— Так война же.

— Вот именно. Война. Чаю?

— Не откажусь. Спасибо.

Мася сделала приглашающий жест, указав на кресло у чайного столика. С удовольствием усаживаюсь. Замотался я. Даже задолбался. Только в отличие от героя известного фильма, я могу залить бензином и поджечь не только ненавистных коммивояжёров, но и весь мир сразу.

Заодно.

Переговоры с кайзером остались позади. Много говорили и многое переговорили. Огромная война впереди. Англия — это лишь этап. Впереди весь мир.

А пока Августейший муж оставил жену для разговора с папочкой. Конечно, я отдавал себе отчёт в том, что это будет не чисто родственный разговор, что любимая дочь будет папу третировать, отстаивая интересы своего царственного мужа и Германии заодно. Но разве я ожидал чего-то иного? Людвиг, как и ожидалось, пустил в ход тяжёлую родственную артиллерию.

— Жалуйся.

Мася хмыкнула. Хорошо быть дочерью Императора. Знаешь все его приколы. Муж не зря оставил её на допереговоры.

— Пап, вопрос не в жалобах. И я не буду говорить о всяких снарядах и прочих вооружениях. Этим занимается Луи и это его прерогатива. Но, меня беспокоит, что в массе своей беженцы отказываются возвращаться из России в Германию. Поток переселенцев в Единство огромен, а назад как-то не спешат. Я понимаю, что война, но что с этим делать? Германия просто худеет на глазах.

Как и ожидалось, Мася уже мыслит категориями своего нового Отечества. А может России как раз выгодна такая вот ситуация? И что я ей сейчас скажу?

— Солнце моё, а как ты планируешь бороться с эмиграцией? Заборы на границах будешь ставить? Или пулемёты? Так люди уже уехали. Ты сама была в новых поселениях немцев в России и Ромее. Люди едут в поисках лучшей жизни. Тем более, что на улице война. Выбьем войну из Европы, сразу немцы и начнут возвращаться в Германию. Понятно, что вернутся не все, но ведь вернутся.

Мася угрюмо кивнула:

— Была. Вернутся. Кто спорит. Только вот…

Она встала и подошла к окну.

— Германия разорена. Луи может надувать щеки сколько угодно, но Рейх нескоро придёт в себя. Совсем нескоро. Война с Англией надорвала Германию. Прошлая Великая война была мелочью. Сейчас всё страшнее и тяжелее. Война с Англией была глупостью.

О, вот как заговорила моя девочка. Она реально акклиматизировалась в Германии. Что ж, имей ввиду, папочка. Тебе с этим теперь жить.

Нет более ярых патриотов, чем пришлые. Маша тому пример. Загрызёт любого.

Можно предположить, что сейчас от Маси прозвучит вариация на тему: «Папа, дай денег».

— Если ты подумал о деньгах, то, нет, я не об этом. Германия ещё не настолько нищая. У нас есть деньги.

У «нас». Забавно. Впрочем, чему я удивляюсь?

— Пап, у тебя ведь есть план? Я не хочу быть в ситуации, когда Германия гибнет на моих глазах. Но, пока, я этого плана не вижу. Луи сделал глупость. Я не была тогда его женой, я бы не позволила. Но, что есть, то есть.

У дочери явно накипело. Наверняка зять мой её оставлял беседы беседовать вовсе не в таком ключе. Но Мася не нуждалась ни в чьих соизволениях или решениях. Даже Лиза больше не нуждалась в моих ценных указаниях. По заднице (условно), конечно, я ей дать ещё мог, но она — настоящая королева. Нравится мне это или нет. Равно как и Мася — настоящая кайзерин.

Нравится мне это или нет.

— Да, план у меня есть. Конечно же.

Я встал рядом с ней. Мы смотрели в окно замка. Просто смотрели в окно.

Закурил. Хмуро вздыхаю.

— План? План есть, конечно. И ты его отлично знаешь. Главное в этом плане то, чтобы с тобой ничего не случилось. Ты можешь как угодно относиться к Германии, но лично меня Рейх интересует постольку-поскольку. Как говорится, есть и хорошо. Или ты думаешь, что я променяю тебя на какую-то там Германию?

— Нет. Но, пап, мне плохо. У той же Вики забот куда меньше. Даже у Лизки меньше. Наша Германия расползается. Немцы несчастны. Я много езжу по стране. Я вижу. Улыбаюсь. Подбадриваю. Но вижу насколько всё ужасно. Я боюсь революции.

Да, тут спорить было трудно. Мои спецслужбы, конечно, докладывали, что сейчас угроза революции в Германии минимальна, но она есть всегда. Она есть в любой стране. А уж в стране воюющей…

— Солнце, у вас же не какая-нибудь разоренная многолетней гражданской войной Испания, и не Китай. С чего паника?

— А нет паники. Просто я вижу, как Германии плохо. И как Луи плохо. Он ночами не спит.

Ох, детки-конфетки. А я много сплю ночами последние двадцать лет? Спросите у своей мамы, которая меня обхватывает ночами, пытается успокоить мою дрожь и мой ужас. Вам откуда это знать? Детки-детки. Может мне психоаналитика завести? Чисто на полставки. Недорого.

Совсем недорого.

— Конкретно, что тебя смущает? Кроме «вообще».

Мася понуро пожала плечами.

— Я не знаю. Мне казалось, что я уже взрослая. Маме ведь было примерно столько же лет. Конечно, Луи просил меня поговорить с тобой о всяких там поставках. Список вон там, в папке. Но, честно скажу, я полностью потерялась. Как там справляется Лиза я даже не представляю…

* * *

ТЕКСТ ВИТАЛИЯ СЕРГЕЕВА

САСШ, КАЛИФОРНИЯ, ЛОС-АНЖЕЛЕС. 3 июля 1937 года.

Ронни смотрел в калифорнийскую ночь. Раскуриваемая им трубка, наполняла табаком воздух на лоджии его особняка на Холби-Хиллз. Год для него был удачным, удачным как никой ранее.

И полутора лет не прошло с тех пор, как он был всего лишь спортивным комментатором на радио в айовском Де-Мойне. А вот теперь он смотрит ночью с собственного балкона на море в кинематографической столице Соединённых Штатов. А всего лишь будучи на отдыхе он удачно зашел на пробы… И сразу заметная, пусть и неглавная роль, а после неё не только гонорар, которого хватило на этот дом, и контракт от «Ворнер бразерс» — одной из самых успешных студий Голливуда.