Империя

– Но боги улыбнулись тебе. По-моему, мой приятель Александр приобрел у тебя отличный товар и остался доволен. Насколько мне известно, он не торговался с тобой, хотя мог урезать твою цену вдвое. Ты ведь был уже готов к этому.

– Конечно, был готов! Не могли же мы сидеть здесь целый год и распродавать товары поштучно, как какие-то лотошники. В конце концов, я не торговец! – ударив со всей силы по столу кулаком, проорал изрядно поднабравшийся Корнелий.

– Тише, тише, – успокаивающим голосом произнес Марк. – Я знаю, что ты не торговец и что не стоило тебе вообще заниматься этим.

– Тебе хорошо говорить! У тебя теперь и рабов не счесть, и земля, и власть, и сенаторская должность! – приподнимаясь со скамьи, со злобой говорил Корнелий. А я недавно ходил к одному сенатору – он мне другом был, росли вместе! Сына хотел пристроить в армию. Чтобы не как я, чтобы лучше жил! Думаешь, принял?! Вот он меня принял! – показывая Марку неприличный жест рукой, снова выкрикнул Корнелий. Весь день я проторчал у его порога. И к другим тоже ходил, но все бесполезно, – успокоившись и сев на место, продолжил он. – А ведь я не за милостыней ходил, да и подачек не нужно мне было. Вон, за сына и за детей друзей просить хотел. Эх, Силан, Силан… Да я бы все отдал за то, чтобы жизнь моего сына изменилась. Ну да ладно. Все, что нас не убивает, делает только сильнее.

– Силан при смерти, – сухо ответил Марк. – Он не переживет сегодняшней ночи.

– Как при смерти? – поднимая глаза на собеседника, тихо, почти шепотом произнес Корнелий. – Но ведь его раб ответил мне, что он занят.

– А что, по-твоему, должен был ответить тебе его раб?

– Откуда ты знаешь, что он умирает?

– Ты же сам сказал, что у меня есть власть, деньги и все остальное. Поэтому я и знаю.

– А я-то подумал…

– Неверно ты подумал, Корнелий, неверно. Вот, – доставая свертки грамот, продолжил он.

– Что это? – непонимающе глядя на папирусы и не вполне осознавая, что происходит, спросил Корнелий.

– То, за чем ты приходил к сенатору, и то, зачем ты обивал пороги разных инстанций. Это рекомендательные письма, подписанные не только Силаном, но и племянником императора Германиком, а также еще десятком уважаемых и могущественных людей Рима. С этими грамотами твой сын и его друзья могут вступить в любой легион империи. Мало того, они будут служить вместе. Как ты говорил? Ты бы все отдал за то, чтобы жизнь твоего сына изменилась? Я запомнил твои слова Корнелий. Я даю тебе то, о чем ты и мечтать не мог. Но у меня одно условие.

– Какое? – еле сглотнув слюну, с пересохшим от волнения горлом спросил Корнелий.

– Не запрещай своему сыну общаться со мной. Я не смог помочь тебе, так помогу ему. В память о своем умершем родственнике. Ты сам понимаешь, что у меня большие связи и я могу дать ему то, чего никогда не дашь ты.

– Хорошо.

– Поклянись.

– Клянусь всем, что у меня есть! – всматриваясь в подписи на письмах, произнес Корнелий.

– Все мне не нужно, – улыбнувшись, ответил Марк.

– Век тебя помнить буду!

– Выпьем. За нашу встречу, за удачную сделку, за день, который начался как обычно, а заканчивается для каждого из нас маленькой победой, – они подняли бокалы и осушили их до дна. В голове Корнелия помутнело, все поплыло у него перед глазами, и он, уткнувшись в сложенные на столе руки, забылся пьяным сном. Марк пристально посмотрел на него, затем обернулся. Позади стоял Сципион.

– Распорядись, чтобы его доставили домой, и проследи, чтобы он довез грамоты до места.

Затем Марк встал и, подойдя к бесчувственному телу Корнелия, произнес:

– Да, век помнить будешь. Это я тебе обещаю, – затем он снова повернулся к Сципиону и добавил: – Не заставляй Силана долго ждать. Александр уже направил ему подарок, так что не разочаруй старика. Мне он больше не интересен. По городу поползли слухи о том, что он при смерти. Зачем же расстраивать стервятников, которые хотят погулять на поминках такого знатного человека? Падок род людской на халяву. Был падок и будет.

Тацит Юний Силан неспешной походкой шел по своему имению в пригороде Рима. Он уехал сюда, чтобы забыть о том, что произошло в сенате. О том, что его друзья казнены из-за его клеветы. О том, что в каменном городе, пропитанном лестью и завистью, подхалимством и ложью, остался этот проклятый Марк. Сенатор прогуливался по аллее. Рядом, словно преданный пес, пытаясь держаться на расстоянии, но быть в постоянной досягаемости, следовал надсмотрщик имения. Силан неторопливо шагал и размышлял о том, что сегодня к нему попросился в арендаторы земледелец со своей семьей, которого согнали с собственной земли, чтобы отдать ее ветеранам. И сенатор решил приютить беднягу, тем более что лишние руки никогда не помешают в работе. А за это маленькое добро земледелец будет ему благодарен вечно. С арендаторами-колонами меньше хлопот, чем с рабами. Эти люди сами заинтересованы в том, чтобы беречь инвентарь и скотину, получать хороший урожай, лучше обрабатывать землю. Тогда увеличится и их прибыль, и прибыль самого Силана. А раб – та же скотина, что с него возьмешь? Разве им есть дело до хозяйского добра? Вот опять надсмотрщик сообщил, что невольники испортили дорогой испанский пресс для винограда, не говоря уже об обычном инструменте, который они ломали постоянно. Нет, нужно с ними что-то решать. Может, поделить небольшой участок земли на наделы и раздать их для обработки рабам за часть урожая? А что? Раб получит землю, хижину, кое-какое имущество, а в дальнейшем ему можно позволить обзавестись семьей. Такому невольнику будет выгодно следить за хозяйством и приумножать свое добро. Он не станет портить врученный ему инвентарь, а вместо того будет старательно работать на своего господина – так, как не заставили бы его ни плети, ни железные колодки, ни темный сырой подвал. Можно сначала опробовать этот план на нескольких самых смышленых рабах – их, наверняка, сможет посоветовать надсмотрщик. Если дело пойдет хорошо, ничто не мешает дать им самим по собственному рабу в помощь. И почему эти мысли не пришли ему в голову раньше? Анализируя их, Силан незаметно для себя остановился и, почесывая подбородок, устремил свой взгляд куда-то высоко в небо.

Затем он снова посмотрел на надсмотрщика, который, улыбаясь и заискивая, что-то говорил ему. Что именно, сенатор не слышал – настолько он был погружен в свои мысли. Ради приличия он кивнул слуге, и они пошли дальше. Силан вновь строил планы. После пережитого позора и унижения, доставленного ему Марком, силы вновь вернулись к нему. Он верил в то, что, закончив дела здесь, вернется в Рим и возьмет реванш, поставив на место этого наглеца. Император наверняка спросит его мнение о новом подразделении, и Силан уже знал, что ответит ему. Да и надежда на то, что во главе этой силы встанет его сын, у него сохранялась: кому как не Клементию командовать легионом? Марк думает, что приручил его, хитрого лиса, великого Силана. Но нет: были в его судьбе испытания и серьезнее, но и их он преодолевал. Жизнь не заканчивается на том, что человек уперся в стену. Стена ломается под ударами молота. А если что-то с ним и случится, его дело продолжит сын. Завещание давно составлено, а в него вписаны ценные советы и подробные наказы единственному наследнику огромного сенаторского богатства. Обо всем этом думал Силан, прогуливаясь по своему имению.

Проходя мимо старых и преданных рабов, он перекинулся парой шуток с некоторыми из наиболее пожилых, позволил им высказать свое мнение о предстоящих работах и даже дать ему кое-какие советы. Сам же он заботливо поинтересовался их здоровьем и самочувствием. Такой вольности рабам, которые работают у него в Риме, он не позволит никогда, но этих работяг нужно поощрять, а иногда даже беречь, чтобы лучше старались. В последнюю очередь Силан осмотрел подвалы, где, закованные в цепи, томились невольники, сломавшие недавно купленный пресс. Убедившись в том, что с ними не церемонятся, сенатор отправился на любимую веранду. День шел к закату. Последними, кто его побеспокоил, были его арендаторы-колоны, которые время от времени приходили к нему на поклон. Они преподнесли хозяину разные подарки: снедь, мелкий скот, гончарные изделия. Кто-то попросил об отсрочке платежей, другие представили на суд хозяина взаимные распри. Разговаривая с ними, сенатор думал о том, как он скоро вернется в Рим и начнет вершить свою месть над Марком. Он, Силан, заставит его плясать под свою дудку. Первым делом он убедит в его никчемности императора, затем подкупит сенаторов, чтобы те доносили на его обидчика. Но сначала нужно прикинуться послушным глупцом и поставить сына во главе легиона. Главное, не спугнуть этого змея:

«Пускай он думает, что я покорился ему. А то вдруг он решит убрать меня? Вдруг я ему больше не нужен? Нет, нет, прочь дурные мысли! Если бы он хотел избавиться от меня, то сделал бы это сразу. Зачем оставлять врага в живых так долго? А если я еще жив, значит, я ему нужен. Значит, еще не все потеряно. А потом…»

Потом его мысли унеслись куда-то далеко, в мечты о триумфе его сына, ставшего практически вторым человеком в империи и снискавшего всеобщее обожание. Веки сенатора опустились, и он уснул прямо на своем ложе, где принимал пришедших к нему людей.

И вот ему снится, как он идет по своей вилле. Рядом услужливый надсмотрщик поспешно показывает ему все то, что произошло в его отсутствие. Затем он видит, как его сын едет во главе триумфального парада на белоснежной колеснице, запряженной такими же белоснежными породистыми лошадьми. Их сбруя украшена золотом, под их копытами мостовая, усыпанная лепестками роз. Глашатаи трубят в медные трубы, люди ликуют. Остановившись у храма Юпитера, сын сходит с колесницы и, шагая по ступеням, направляется к самому императору. Но чем выше он старается подняться, тем длиннее становится перед ним лестница. Он устал и вспотел. Измученный, он все еще идет, но так и не может добраться до цели. Там, наверху, император ждет его с распростертыми объятиями, а он, вконец обессиленный, уже не идет, а ползет к нему по нескончаемым ступеням. И тут из-за спины Тиберия выходит Марк. Он улыбается и пристально смотрит на измученного сына Силана. И в тот же момент мраморные ступени начинают превращаться в песок, который тут же развеивает ветер. Клементий, видя это, вскакивает с колен и бросается наверх, но не успевает. Песчаная пыль исчезает из-под его ног, и он с криком падает в темную пустоту небытия.