Имперская гвардия: Омнибус

«Фактически святой». Так ему сказали о Воллькендене. Человек, который словами и верой вдохновлял на великие дела. Человек, который мог изменить ход войны, человек, чье имя стало легендой. Разве Экклезиархия могла отвернуться от него? Даже если они знали…

Мангеллан знал. И, злорадствуя, рассказал Штелю. Тогда Штель не стал слушать. А теперь у него не было выбора кроме как признать это.

Легенда была ложью. Тот, ради кого они через все это прошли, так рисковали, был обычным человеком: человеком, оскверненным Хаосом. Воллькендену суждено было испытание, и он это испытание не прошел. Его душа погрязла в скверне навсегда.

У Штеля не было шансов выполнить это задание. От него этого и не ждали. Воллькендена нельзя было спасти.

В конечном счете это было легче, чем он ожидал. Он мог и не пытаться. Надо только разжать пальцы…

И он сделал это, и исповедник Воллькенден полетел вниз — и Штель почувствовал, что его сердце дрогнуло от скорости и внезапности этого решения, о котором теперь было поздно сожалеть.

Он поступил правильно. Штель знал это с убежденностью, которую редко ощущал до того. Он знал это не только потому, что аугметика его мозга говорила, что это правильно, но и потому, что он чувствовал это. Он сделал то, что хотел от него Император — и о чем никогда не посмела бы просить Экклезиархия.

Воллькенден стремительно падал вниз, на необъятную белую равнину, но Штель не хотел смотреть на это. Он отвернулся, схватился правой рукой за ступеньку лестницы, и устало полез наверх, в челнок, к товарищам, к спасению…

ПОЛКОВНИК СТАНИСЛАВ ШТЕЛЬ молча стоял в кабине челнока и смотрел на холодный, белый шар Крессиды на экране.

Планета выглядела так же, как тогда, когда он впервые прилетел на нее. Но он знал, что Крессида сейчас иная, потому что его внутренний хронометр закончил свой отсчет. Теперь Крессида была мертвым миром; Штель знал, что он не доживет до того времени, когда люди вновь ступят на ее поверхность.

Бойцы его отделения — Гавотский, Анакора, Баррески, Михалев, Грейл, Палинев — сделали все, что должно было сделать. Они отразили атаку мутантов на челнок. Они связались с имперским крейсером, и теперь ждали, когда их подберут. Штель очень гордился ими, но сами они гордости не чувствовали.

Они не выполнили это задание, потерпели неудачу у последнего препятствия — так они думали.

Штель хотел сказать им правду — сказать им, что, в конечном счете, жизнь человека не важна. Что важно, так это легенда о человеке. И сегодня Ледяные воины сохранили одну такую легенду, и она продолжит вдохновлять людей на новые подвиги. Полковник Штель доложит командованию, что исповедник Воллькенден умер как герой.

Стив Паркер Востроянские первенцы

Цитадель

Кресло генерала Властана, тревожно запищав, развернуло маленькое суставчатое сервоустройство, ввело иглу в шею старика и с резким шипением впрыснуло новую дозу серо-коричневой лечебной смеси.

Собравшись, Властан выдержал приступ головокружения, вызванный мощным лекарством. Пульс генерала ускорился, на лбу выступил пот, руки затряслись, в уголках рта выступила кровавая слюна — но вскоре состояние стабилизировалось. За столько лет он успел привыкнуть к последствиям уколов.

Правда, частота инъекций постоянно повышалась. Властан знал, что его состояние ухудшается, и это ещё сильнее раздражало генерала.

Он одиноко сидел в своем кабинете, мрачно взирая на бесформенную белизну за окном — заваленные снегом улицы Седдисварра, резиденции штаба командования Двенадцатой армии, окутывала серебристая морозная дымка. В комнате, напротив, было тепло, её хорошо согревали две термоспирали. Порывы ветра не сотрясали толстое стекло, так что Властан слышал только влажный хрип своего дыхания и жужжание гироскопов многоногого механического кресла. Эти шумы давно уже перестали мешать его раздумьям.

Несмотря на отличную звукоизоляцию кабинета, генерал знал, что улицы внизу наводнены солдатами — Седдисварр кишел активностью после недавнего падения Граззена. Если бы Властан как следует напряг слух, то смог бы различить тихие отголоски грохота востроянских танков и бронетранспортеров, двигающихся по широким проспектам. Учитывая, что важная для него кампания на Мире Даника, по большому счету, полетела вверх тормашками после взятия орками Барана, генерала несколько успокаивала близость такого количества тяжелой техники. Востроянские танки отличались мощью, надежностью и выносливостью.

Генерал понял, что теми же самыми словами он мог бы описать Максима, и от этой мысли одиночество приобрело нежеланный горький привкус.

— Варп вас побери, ещё не пора, что ли? — спросил Властан у пустой комнаты.

Скоро раздастся стук в дверь и войдет адъютант, чтобы помочь старой развалине одеться для полуденной службы.

Ветерану хотелось поскорее покончить с этим делом — испытываемое горе смущало его и вызывало отвращение. Властан думал, что давно уже пережил подобные недостатки — потакание своим чувствам было уделом куда более никчемных людей.

«Всё же, — сказал себе генерал, — стоило ожидать чего-то подобного. В конце концов, сегодня я должен почтить память последнего человека, которого называл другом».

За 51 год до этого, гора Мегидд (юго-восточный склон, высота 504), Самбарская низменность, Валис II

— Подавить огнем вон то стабберное гнездо! — прорычал сержант Сергиев. — Мирков, Бребник, обойдите слева и закидайте ублюдков гранатами, иначе мы застрянем тут на весь день!

В небе над горой клубились густые черные тучи — так низко, что, казалось, их можно коснуться рукой. Гремел гром, потоки воды неслись по каждой трещине и расселине так резво, словно спасались от мрачной громадины вражеской крепости на вершине.

Сергиев возблагодарил Омниссию, техноаспект Бога-Императора, за тепло и защиту от сырости, дарованные ему шапкой и шинелью — в обмундировании использовались специальные волокна, способные противостоять смертельному холоду родной Вострои.

Высунувшись из-за широкой скалы, капрал Бребник бросил дымовую гранату. Когда вздымающееся облако разрослось достаточно, чтобы скрыть бойцов, он вместе с Мирковым двинулся на левый фланг.

Враг тем временем палил вслепую, и Сергиев, что-то проворчав, пригнулся ещё ниже — пули тяжелого стаббера отбивали кусочки камня от валуна, за которым укрылся гвардеец.

— Святые яйца Императора! — прошипел он.

Несмотря на всё запросы по вокс-сети, штаб полка не разрешал сержанту отвести потрепанный ударный отряд обратно к подножию горы.

«Продвигайтесь вперед, — приказывали они. — Цитадель должна пасть любой ценой!»

Но на что теперь оставалось рассчитывать? Штурм горы Мегидд практически застопорился, юго-восточный склон усыпали остывающие тела востроянцев, а Сергиев, простой сержант, внезапно оказался старшим по званию среди уцелевших.