Имперская гвардия: Омнибус

Взрыв боли расколол видение. Грубые пальцы, пылающие зеленым огнем, впились в сознание Брасслока.

Каким-то чудом он еще сумел сохранить свою личность, свою душу, потому что рядом все время был тот странный человек из камеры. На свету Брасслок увидел, что это был офицер какого-то из парагонских полков, пятна на его форме были смесью крови и машинного масла. Брасслок уже перестал спрашивать себя, почему орки не видят этого человека. Технопровидец понимал, что его разум дает сбои, что связи между плотью и машиной в его черепе нарушены. Пройдет еще немного времени, прежде чем синапсы его мозга начнут разрушаться. И присутствие здесь странного человека в военной форме, несомненно, являлось первым признаком этого процесса.

И все же он черпал силу от присутствия этого человека, молчаливо побуждавшего его сопротивляться.

В помещении для допросов орки пытали его, чередуя пытки с сеансами псайкерского исследования его разума. Они жгли и резали то немногое, что еще оставалось от его плоти, пропускали электрический ток высокого напряжения через его аугметику. Раньше боль, которую они причиняли ему, была следствием их почти детского любопытства. Теперь целью их усилий было именно причинение боли.

Его ноги были оторваны, болевые схемы его даров Омниссии обнажены и присоединены к страшным орочьим машинам. Но те страдания, которые причиняли ему механик и доктор-мучитель, были ничем по сравнению с болью и чувством осквернения, которые вызывали действия орка, прозванного собратьями Зеленоглазом.

Когда это чудовище пришло в первый раз, Брасслок подумал, что, наверное, умрет от страха. Зеленоглаз был высоким и тощим. Его голова казалась слишком большой для такого костлявого туловища, с выпирающего подбородка свисала лохматая всклокоченная борода ярко-красного цвета, такого же оттенка волосы явно искусственного вида пучками топорщились на его голове. В руках он держал толстый медный посох, прикованный цепями к одной руке и одной ноге, навершие посоха было увенчано двойным топором, эмблемой этих орков. Одежда Зеленоглаза являла собой безумную смесь элементов униформы всех цветов, на жуткие красные лохмы была напялена шляпа, снятая, вероятно, с кардинала. Когда он шел, был слышен звон подвешенных на нем колокольчиков, тоже медных, периодически с него сыпались искры и разряды психоэнергии, попадая на всех, кому не повезло оказаться рядом.

Когда он вошел в комнату для допросов, гретчины, помогавшие двум оркам-специалистам, в ужасе попятились, прижав длинные уши к головам под форменными фуражками. Сами орки — механик и медик — явно тоже были напуганы и присмирели, словно боясь разозлить орочьего колдуна.

Зеленоглаз все время безумно хихикал, крутя в руках свой медный посох. Двое орков-надсмотрщиков с каменными лицами неотступно следовали в двух шагах за ним, держа в руках тяжелые дубинки, будучи готовы пустить их в ход, если психосилы колдуна выйдут из-под контроля.

Орочий псайкер подошел к пыточной скамье, на которой было распято то, что осталось от тела Брасслока.

«Привет, человечек», раздался голос в голове технопровидца. «Скоро мы очень хорошо узнаем друг друга, ты и я».

Мысленно, не используя язык и голосовые связки, орк говорил вполне ясно и четко, но это не помешало Брасслоку ощутить в этих словах кипящую энергию громадной силы и злобы.

«На самом деле я здесь командую. Тссс!» Орк приложил палец к губам и насмешливо улыбнулся. «Не говори. Это я захотел, чтобы мы пришли сюда, на Калидар, за кристаллами. Кристаллы дают мне силу. Силу собрать такой ВАААГХ! который еще не видел ни один орк и ни один человек. С помощью Зеленого Преображения я сделаю громким-громким Зов Морка, возвещу Клич Горка! Так делает ваш Император своим светом, своим огнем. Так сделаю и я! Зеленый огонь такой силы, что ни один орк не сможет остаться в стороне, зеленый поток на пол-Галактики!» Орочий колдун распростер руки и лязгнул зубами. «Ты видел моего гарганта? Видел его мощь? Это только начало».

Вспышка. Брасслок обнаружил себя глубоко в недрах улья Мерадон, на самом дне шахты. Высоко-высоко сиял слабый кружок света. Рабочие бригады порабощенных людей — знатные пленники прикованы рядом с мутантами из рабских каст — орки и гретчины напряженно трудились над чудовищной машиной. Несмотря на ее грубую конструкцию, Брасслок узнал в этой машине психорезонатор, подобный тем, которые использовались на астропатических станциях, чтобы усилить психосигналы астропатов. Плавильное оборудование, взятое с одного из заводов улья, сияло красным светом раскаленного металла примерно в двухстах метрах дальше. Лязгающие конвейерные ленты доставляли неочищенные кристаллы лорелея в семь глубоких плавильных тиглей. Покрытые волдырями от ожогов мужчины и женщины, многие даже без масок, работали длинными шестами, собирая шлак с поверхности расплавленного лорелея. Их подгоняли плетьми орки-надсмотрщики в защитных очках — и люди-надсмотрщики тоже.

Всегда находились те, кто был готов предать своих.

Процессом работы руководили орки-механики, выкрикивая приказы, направляя, скручивая каркас машины огромными гаечными ключами, сваривая и склепывая. Другие орки, еще крупнее и богаче одетые, украшенные эмблемами в виде скрещенных топоров и гаечных ключей, надзирали за плавильным оборудованием, чтобы какой-нибудь заскучавший орк не швырнул туда пленника ради развлечения и не испортил лорелей. Рядом с тиглями располагалась большая ребристая емкость, которая могла быть только литейной формой для окончательной отливки лорелея.

«Но чтобы сделать все это, мне нужен Гратцдакка», мысленно сказал Зеленоглаз, и видение исчезло. «А ему нужен ваш танк, ваш «Люкс Император». Он, — орочий колдун указал на молчаливо присутствовавшего молодого офицера, — не сможет тебе помочь. Но он может понаблюдать».

— А теперь, — сказал орк вслух на хриплом ломаном готике, — держись, потому что будет больно.

Он положил корявую покрытую струпьями руку на лицо Брасслока и глубоко вздохнул.

Брасслок завопил, чувствуя, как его разум разрывается.

Понятие времени перестало иметь значение. Хронометр в аугметическом глазу отключился, хотя сам глаз еще функционировал. Орк-механик старался по возможности сохранить болевые сенсоры аугметики Брасслока в целости, так же, как и медик — живые органы чувств. Нет смысла пытать его, если он не сможет чувствовать боль или умрет прежде, чем выдаст требуемую информацию. Орк-колдун больше не говорил с ним, но искал и искал, проникая в его разум, пока Брасслоку не стало казаться, что его череп сейчас взорвется.

Наконец это прекратилось.

Он очнулся снова в камере. Каждый живой нерв и каждая схема аугметики пылали от боли. Он лежал на спине, руки были сложены на груди. Легкие хрипели и щелкали с каждым вздохом. Предполагалось, что они смогут выдержать еще миллион вздохов, но Брасслок сомневался, что они протянут так долго.

Его странный друг в офицерской форме стоял рядом.

— Ты хорошо держался, — сказал он. — Но, боюсь, они все-таки заполучили информацию, необходимую им для ремонта систем питания пушки «Вулкан».

— Я сожалею, — Брасслок проверил свои инграмы. Они были потрясены и ошеломлены, их забивали призрачные слои испорченных данных. Схемы его запоминающего устройства интеллектуального ядра мерцали и жужжали, мысли двоились, мозг и аугметика работали рассинхронизированно — последствия варварского вырывания данных из памяти.

— Ты их задержал. Механик не смог найти инграмы, а псайкер не смог их прочитать, когда нашел. Им пришлось затратить несколько дней, чтобы заполучить данные, эти несколько дней помогут нашим.