Импотент, или секретный эксперимент профессора Шваца
Шрифт:
Нестор Бегемотов бродил по четвертому этажу общежития и размышлял о том, где бы ему пообедать. Денег, на которые можно было бы купить еды, у Нестора не было, девушки, которая могла бы накормить, тоже, и голодный Нестор, бурча животом, заглядывал то в одну комнату, то в другую. Заглянул он и на кухню и от неожиданности чуть не упал. У плиты стоял жизнерадостный Паша Асе и, насвистывая незатейливую мелодию, варил вермишелевый суп из пакетика. Запах, витающий по кухне, сообщил Нестору,
– Павел Николаевич, – поинтересовался голодный Бегемотов, – как насчет угостить супчиком?
– О чем разговор! – согласился Асе. – Заходи через десять минут к нам в комнату.
Ровно через десять минут, тщательно помыв руки и причесавшись, надев новый с иголочки фрак, пунктуальный Нестор вошел в комнату, где жили Паша Асе и его друг Витя Москалев.
– Нестор! – воскликнул Витя. – Садись, дорогой!
Паша налил Бегемотову полную тарелку. Нестор присел, ухватился за ложку и, попробовав, застыл с раскрытым ртом.
– Как вы это едите? Это же не суп, а огонь! Вы что, туда килограмм перцу вбухали?
– Да ты что? – удивился Паша. – Перец еле чувствуется!
– Совсем не чувствуется, – подтвердил Витя. – У меня отец живет на Кавказе, вот там у них перец, действительно, чувствуется! Ты ешь, Нестор.
– Нет уж, – сказал Нестор. – Ешьте сами.
– Как хочешь, – Витя налил добавки, а Паша подвинул к себе тарелку Нестора. – Больше нам достанется!
С тех пор Нестор Бегемотов не пытался напрашиваться на угощение к Паше Ассу. И к тому же начал всем рассказывать, что Асе варит такой перченый суп, чтобы никто, кроме них с Москалевым, есть его не мог.
Зато после этого супчика Нестор Бегемотов подружился с Пашей Ассом и Витей Москалевым и даже переселился к ним в комнату. А еще через некоторое время и к перчику приучился. И говорил очередному гостю, наливая полную тарелку супа:
– Да ты что? Перца тут почти нет!
К 2000-му году литератор Нестор Онуфриевич Бегемотов стал широко известным, маститым писателем. Его книги пользовались огромной популярностью как в стране, так и за рубежом. Он стал настолько знаменит, что не обязательно стало называть его по имени, достаточно просто сказать «НБ» – и всем понятно, о ком идет речь! Со дня на день ожидалось награждение Нестора Бегемотова Нобелевской премией. Всерьез поговаривали о том, чтобы переименовать город Пушкино, где жил и творил великий Нестор в честь знаменитого писателя. Вот только вокруг названия никак не утихали споры: Бегемотово, Бегемотовск или Бегемотовград?
В своем родном городе Пушкино (пока еще Пушкино!) Нестор Бегемотов был главным редактором толстого литературного альманаха «Пан Бэ», который с удовольствием читал весь цивилизованный мир.
Однажды, Павел Николаевич Асе, тоже литератор, но не сильно известный, ибо у него литература не стала основной профессией, и он работал программистом, зашел к своему другу Нестору Бегемотову в кабинет. Тот, вальяжно развалясь в мягком кресле за большим полированным столом, покуривал гаванскую сигару и распекал какого-то мелкого литератора.
– Нет-с, молодой человек! Этот ваш рассказ никуда не годится! Это, с позволения сказать, не рассказ. Так, рассказик! Или даже рассказюлечка! И, знаете, очень, очень слабый! Идите, работайте…
Бледный молодой человек вышел из кабинета
главного редактора и, стеная, выскочил на улицу.– Застрелится, – предположил Павел Николаевич. – И чего ты его зарезал? У него ж неплохой рассказ. Мы сами лет десять назад писали такие же!
– Он из города Пушкино, – сказал Нестор, нажимая на кнопку два раза, что у него означало приказ для красивой, длинноногой секретарши принести два кофе.
– И что?
– Как что! Станет лет через десять знаменитым, а потом в его честь переименуют мой город Бегемотово!
Раньше по улицам ходили стиляги с прическами под Элвиса Пресли, в узких брюках, а комсомольцы их ловили и ножницами разрезали на них эти ненавистные для строителей коммунизма брюки, а самих стиляг стригли под полубокс. Но это было еще до того, как я родился.
Я родился в стране, построившей развитой социализм. Я стал пионером в музее революции, глазел на желтый труп Ленина в Мавзолее, учил в школе стихи «Ленин и сейчас живее всех живых».
Теперь я валяюсь в тельняшке на диване, пью кофе чашку за чашкой, пишу всякий маразм и совсем не думаю о светлом будущем.
Я, в принципе, не антисемит – никаких плохих чувств к евреям не питаю, хотя иногда и говорю в лучших национал-патриотических традициях: «Если в кране нет воды, значит выпили… (сами знаете кто!)». Тем более, что воды в кране очень часто не бывает…
Я, в общем-то, и не расист – негр, он тоже человек. Правда иногда произносятся фразы типа: «Темно, как у нефа в… (сами знаете где!)». Свет, однако, тоже весьма часто выключают…
Но вот политиков ненавижу! Их надо давить! Политики уничтожат Землю!
В советских фильмах воспоминания обычно изображают черно-белыми. Так можно назвать какую-нибудь книгу воспоминаний: «Черно-белые времена». Обязательно напишу такую книгу. Но позже…
Небритый мужчина в спецовке, заляпанной машинным маслом, зашел в зоомагазин и наклонился над прилавком, разглядывая разложенные под стеклом товары.
– Что-нибудь угодно? – любезно спросил продавец.
– Мне бы таких белых червячков, – сказал покупатель с акцентом, – по-русски они называются «опарыши», а как по-американски, я не в курсе!
– О! Не волнуйтесь, у нас есть то, что вам нужно! – продавец ловким жестом достал коробку, где шевелилась живая масса опарышей. – Они?
– Ага! Точно, они!
– Вам сколько?
– А вы как, килограммами продаете?
– Как вам будет угодно, хоть килограммами, хоть поштучно.
– Тогда мне вот в эту коробочку, – небритый достал из кармана спичечный коробок и протянул продавцу. – Сколько это будет стоить?
– Двадцать центов.
Мужчина уплатил двадцать центов, сунул коробочку в карман и вышел на улицу.
Через два часа этот же мужчина, но уже чисто выбритый и во фраке сидел в ресторане и обедал. Запивая мясо и креветочный салат французским вином, он поглощал разнообразные закуски, которыми был уставлен весь стол. Наконец, насытившись, мужчина разломил вилкой последний кусок мяса, достал из кармана заветную коробочку и высыпал шевелящихся червячков в тарелку.
– Официант! – закричал он, пряча коробку. Прибежавший официант с ужасом глядел на ползающих по мясу опарышей.