Имя для ведьмы. Трилогия
Шрифт:
— У меня есть только его книга, в смысле — им написанная. И кстати, в книге напечатана его фотография.
— Подойдет. Тащи!
«Выбор Тристана» сунули под миску. Баба Катя опять начала что-то шептать, приказав мне сидеть, не двигаться и ни в коем случае не говорить. В кухне потемнело, а вода в чашке, наоборот, как-то странно засветилась. Баба Катя вынула из волос высокий гребень, окунула его в воду, отчего та подернулась голубоватой дымкой и заколыхалась. Потом мокрый гребень вернулся на место.
— Вика, в воду гляди, а меня слушай, — тяжело и глухо приказала гадалка. — И ни звука не издавай!
Я вгляделась
— Хуже презентации может быть только большая презентация, — низким насмешливым голосом сказала баба Катя, и я поняла, что она говорит голосом Авдея.
А потом я увидела его. В белом костюме, с эффектно отросшими волосами и узкой бородкой он был похож на мафиози-интеллигента. Он с явно скучающим видом выслушивал долгую тираду своего собеседника — тучного азиата в трещавшем по швам смокинге. Наконец ему это, видимо, надоело, он коротко рассмеялся, пожал азиату руку и двинулся прочь…
И теперь он был в оранжерее. Или в зимнем саду. Чаша показывала мне переплетение лиан под потолком, острые листья пальм и кресла возле небольших фонтанов. Авдей сел в кресло, вытянул ноги, закрыл глаза…
— Черт, как надоело это все! — услышала я из уст гадалки его голос. — Мышиная возня, тараканьи бега, ставки на то, кто первым получит премию… Если бы ты была здесь, ты бы тоже над этим смеялась.
Я затаила дыхание, боясь спугнуть чары. О ком это он?
— Если бы ты могла меня слышать! Я бы сказал тебе, какой я идиот и сволочь, потому что ушел тогда! Но ты не услышишь и не узнаешь, что я без тебя просто не живу. Аб-со-лют-но!
Он вскочил, принялся расхаживать взад-вперед по гравиевой дорожке.
— Я потерял тебя и сам в этом виноват. Я звонил тебе на работу, мне сказали — ты уволилась. Спросил адрес — написал черт-те сколько писем, наверное, ни одно не дошло до тебя, раз ты не отвечаешь… Вика, я люблю тебя!
Ужасно слышать слова, произнесенные родным до боли голосом, и видеть, что произносит его медиум. По лицу бабы Кати градом катился пот, видимо, ей трудно было держать канал…
— Любимая, ты ведь ведьма, может быть, ты слышишь меня? Когда я вот так, один, надрываясь душой, тебя зову?! Вика, я хочу быть с тобой! Слушай, Вика!
Я истратил себя в тоске, Я не помнил себя с другими. А тебя не спутать ни с кем - Ведь тебе даровано Имя. Как другим даруется сан Или право на казнь и милость. А я спал и не ведал сам, Что во сне — это ты мне снилась. А я шел и не знал — зачем Уходить от тебя. И разве Без тебя будет в жизни честь, Без тебя будет в жизни праздник? Только Имя твое, как сталь, — Не ржавеет и ярче светит. И я стану, сумею стать Тем, кого ты мечтала встретить.— Вика, — голос гадалки упал до шепота. — Я почему-то чувствую: ты здесь! Любимая, ты рядом, мне стоит только руку протянуть…
— А-ах! — баба Катя без чувств повалилась со стула. Я бросилась поднимать ее, толкнула чашу, и изображение в ней погасло.
— Валидолу, — прохрипела гадалка, — в кармашке у меня. Ой, тяжко-то как! Вконец извел, христопродавец!
Запив валидол минеральной водичкой, баба Катя окончательно пришла в себя и ознаменовала это градом попреков в мою сторону.
— Да рази ж так можно! Человек, можно сказать, от любви к тебе надрывается, даже я, опенка старая, его либидо чувствую, а тебя будто и не касается!
— Баб Кать, я-то тут при чем?! Он ушел месяц тому назад, от него ни ответа ни привета, да и дела тут такие заварились, что не до романов стало…
— В общем, вот тебе мое слово, доча, — гадалка решительно поправила прическу и засобиралась домой. — Ты сама кузнец своего счастья. Ну, оступился он, ну, обидел тебя, не подумавши… Так зато ведь страдает теперь, вона — стихи пишет! Хочешь, научу варить приворотное зелье? Стопроцентный результат, срабатывает в течение одного дня!
— Не надо, баб Кать, лишнее это…
— Ну, как хочешь. Домой тогда поеду. А завтра встретимся около полуночи, будем твою помешанную лечить… Кстати, помело-то хоть есть у тебя?
— Есть, а зачем…
— Что мы, миллионеры, деньги на такси швырять! — Баба Катя лихо оседлала старенькую модель моего помела. — Ну, адью, как говорится!
Она взмыла в ночную мглу, и ветер донес до меня обрывок ее фразы:
— … Ящик хоть свой почтовый погляди-и-и…
И хотя кругом стояла ночь, а в мойке высилась гора грязной посуды, ноги сами понесли меня вниз, на первый этаж, к уныло-щербатому ряду почтовых ящиков. Вообще-то мне редко пишут письма, в основном мама да студенческие приятельницы из тех, кто еще, подобно мне, не вышли замуж… Поэтому в мой почтовый ящик я предпочитаю не заглядывать. Сегодня сделаем исключение…
Письма хлынули мне в руки, едва я отомкнула дверцу. Они шуршали и обиженно кололи меня своими острыми уголками, как стайка некормленных голубей. Я растерянно прижала к груди это богатство, боясь, что это не мне, не по адресу… Но все письма были от Авдея.
Я разложила их на ковре в спальне и принялась читать, надрывая один конверт за другим, не сверяясь с датой написания…
«Я виноват перед тобой. Но даже у самых отъявленных преступников есть…»
«Какое право я имел судить тебя за твой жизненный путь? Ты потому и прекрасна, что это — ты…»
«Может быть, тебе сейчас угрожает опасность. Мне почему-то так кажется. Во сне мне приснился какой-то странный обгорелый остов трамвая с намалеванной на кабине оскаленной пастью и глухой лес, пахнущий гарью… Я проснулся с ощущением, что с тобой случилась беда. Я приеду к тебе, несмотря на твое молчание».
«Куда ты пропала, любимая? Приехал из Москвы, три дня подряд караулил двери твоей квартиры, стучал, звонил — пусто. Соседка, злобная баба, сочла меня грабителем и хотела вызвать милицию. Объяснил ей что и как, она заявила — никто никуда не пропадал. Дескать, видела тебя на улице возле подъезда не далее чем вчера. Вика, где ты?!»