Имя нам — легион

И наконец, главное: что меня ждет? Или я так и буду здешним Миклухо-Маклаем-наоборот до скончания дней? Экземпляром для научного любопытства. Пора бы разобраться наконец. И чем раньше, тем лучше.

Я отправился на первый этаж.

Он встретил меня интимным полумраком и страстным копошением псевдожизни на драпировках. Светланы нигде не было, зато в подсвеченных креслах восседала парочка худощавых мужчин, обряженных в просторные белоснежные рубахи с открытыми воротами и при легких золотых эполетах, возлежащих на мосластых плечах. Тонковатые ляжки франтов обтягивали синие бархатные штаны; на синих замшевых туфлях золотились строгие квадратные пряжки; тонюсенькие золотистые цепочки несколькими слоями обвивались вокруг их длинных шей и тонких запястий.

Они были похожи не то на циркачей, не то на Фредди Меркьюри.

Разодетые красавцы вполголоса о чем-то переговаривались (речь их показалась мне крайне похожей на терранскую) и на меня взглянули только мельком. Я галантно раскланялся с ними и басенько присел рядышком — ручки на коленочки, вполне готовый к немедленному заполнению вороха анкет и таможенных деклараций.

Я принял мужчин за долгожданных иммиграционных чиновников.

Они никак не отреагировали на мое появление.

Я терпеливо ждал. Долго ждал. Потом наконец мне надоело ждать, и я принялся насвистывать и водить пальцем по столешнице. Раздался противный скрип. Дядьки начали проявлять признаки беспокойства. Я заскрипел громче, потом резко встал и, близко наклонившись к лицу одного из них, напористо спросил:

— Ну и долго мы еще собираемся сопли жевать? Или я должен представиться? Извольте. Капралов Филипп Артамонович, двадцать пять лет, русский. Образование высшее техническое. В последнее время, впрочем, работал не по профилю. Солдатствовал, так сказать, понемногу. Легионерствовал, так сказать. Здесь проездом. Еще вопросы будут?

Кажется, я их напугал. Они вскочили и быстро пошли прочь из дому.

— Эй, — крикнул я, — мужики! Вы куда? Вернитесь! Я же еще оружие и наркотики не сдал…

Они припустились бежать.

Скоро пришла Светлана. На мой рассказ о пугливых посетителях она отреагировала смехом и сообщила, что это были ее бывшие коллеги, заглянувшие на огонек и, видимо, смирно поджидавшие появления хозяйки, а не странного мальчугана со странными манерами.

— За кого же они меня приняли? — подумал я вслух.

— За моего друга, очевидно, — просто сказала она, чем поставила меня в весьма затруднительное положение. Что она имела в виду под словом друг?

— Пойдемте, Филипп, я вас угощу чем-нибудь этаким, — неожиданно пригласила она меня. — Знаете, у меня сегодня настроение, подходящее для кулинарного творчества. Рискнете отведать его плодов?

— Только приоденусь, — сказал я.

* * *

Плоды кулинарного творчества имели непривычный вкус и вид, но мне понравились.

— А как насчет вина? — спросил я. — Стакан белого сейчас не помешал бы.

— Никак, — ответила она. — У нас не принято пить вино.

— Знакомое табу, — сказал я. — Где-то мне такое уже встречалось.

— Ничего удивительного, — сказала Светлана. — Ваши бывшие работодатели состоят с нами в близком родстве.

— Вот как? (Не очень-то я и удивился, сказать по правде) Так, значит, это отсюда поперли Легион за избыточную кровожадность?

— Нет, не отсюда. Здесь всего лишь одна из старейших и богатейших колоний тех, кого вы зовете?.. — Она вопросительно посмотрела на меня.

— Большими Братьями, — отрапортовал я, — или терранами.

— Ага, попытаюсь запомнить. Так вот, несколько лет назад, когда метрополия не сумела удержать своих экстремистов от развязывания войны, в которой вы, Филипп, как я понимаю, принимали посильное участие, наши пути разошлись. И, надеюсь, никогда больше не пересекутся. Так что можете быть покойны: выдача дезертиров не состоится.

— А я не дезертир, — покачал я головой. — Я не покидал поля боя самовольно и выполнил свой долг до конца. Не моя вина, что он оказался невостребованным.

— Ну-ну, не обижайтесь, Филипп, — сказала она и потрепала меня по руке. — Я не совсем точно знаю военную терминологию. И заодно уж простите за достаточно грубую отповедь на ваше признание расположения ко мне. Помните, когда мы шли сюда? На самом деле вы мне вполне симпатичны. Правда-правда.

— Никаких обид нет и в помине, — заверил ее я. — Сам виноват. Стоило, понимаешь, девушке слегка прикоснуться ко мне губами, как я сразу возомнил невесть что и занялся вызывающим охмурежем. Вот ведь дикарский пережиток какой… Н-но все-таки, Светлана, признайтесь: что вас подвигло на тот поцелуй?

— Как что? — удивилась она. — Это же национальный русский обычай — целоваться при встрече. Или я что-то перепутала?

— Да нет, пожалуй, — хмыкнул я. — Действительно, обычай же…

* * *

Вечер вдвоем закончился довольно неприятно для меня. К Светлане заявились гости — те самые бывшие коллеги в бархатных штанах. Да не одни. На сей раз они привели с собой еще двоих долговязых молодчиков мужского пола — крепкого телосложения, кулакастых и быстроглазых. Удальцы эти скорее всего прихвачены были золотопогонниками для защиты от чудаковатого “друга”, склонного к прогулкам перед приличной компанией в одном исподнем и немотивированно агрессивного.

Светлана убежала с ними, а я остался одиноко куковать над объедками.

В компанию меня не пригласили.

Да я не очень-то и рвался.

Увы, Светлана вдребезги разбила мои надежды на скорое возвращение домой. Перфораторы в Файре были запрещены законом. А природных штреков, ведущих куда мне надо, не имелось вообще. А те, что имелись (куда бы ни вели), были замурованы много прочнее, чем четвертый реактор Чернобыля.

На мой вопрос, откуда же тогда ее знание земных языков и явно земные книги у нее в доме, она ответила, что моя наблюдательность поразительна. И что лучше бы было, если бы столь же поразительным было мое благоразумие, ибо есть темы, о которых лучше не только не говорить, но и не знать вовсе.

— Как же мне об этом не говорить, если это касается меня больше, чем кого бы то ни было на вашей планетке? — начиная понемногу раздражаться, спросил я.

Она посоветовала мне угомониться. Ее несколько удивляло, что я, человек с земным прошлым, совершенно забыл о таких понятиях, как разведка, контрразведка и государственная тайна. И ей было бы весьма любопытно услышать мое мнение о сроке, в течение которого будет существовать государство, позволяющее разным подозрительным субъектам совать нос в вотчину институтов, отстаивающих его, государства, целостность и суверенитет. Особенно, если государство это обрело свою самостийность совсем недавно, а процесс протекал не так чтобы гладко. Особенно, если любопытный субъект этот — пришелец. И надо бы еще мне, ретивому, знать, что тонкая лоботомия здесь, у них, хоть и не приветствуется, но применяется иногда по отношению к особо опасным преступникам, в число которых я вполне могу попасть, если начну шпионить напропалую.

Ну а вообще-то мой вопрос рассматривается, идут споры… Да-да, и не нужно кривиться. Вопрос действительно рассматривается, и споры действительно идут. Это, между прочим, подтверждается тем, что она (разумеется, с санкции той самой могучей организации, в которой, оказывается, служит) говорит сейчас со мной на эту тему. Вполне откровенно говорит. Но это — первый и последний раз. А я, если хочу мирно дожить до старости, должен забыть, что штреки и множественность миров вообще существуют в природе. Забыть навсегда. Ну а если мне все-таки повезет, и мой вопрос решится положительно, то меня, разумеется, вызовут…