Имя Руси

История Камской приуральской торговой и промышленной области совсем неизвестна. Ничего не знаем, как она существовала, когда была у нее самая цветущая пора и каким образом она опустела, передав, по-видимому, свое промышленное наследство волжским болгарам. Должно полагать, что древний уральский горный промысел, а с ним и промышленная жизнь Приуральской страны упали еще в то время, как прекратились туда прямые торговые пути с берегов Черноморья. Нет сомнения, что направления этих путей поколебали уже походы на восток Александра Македонского, отворившего для Европы широкие двери в Азию не к одному золоту.

От впадения Камы, поворотив круто на юг, Волга уносила промышленную и торговую жизнь севера прямо в Каспийское море, где на ее устье искони веков существовал узел, связывавший интересы европейского севера и азиатского востока. Около Р.Х. здесь господствовали аорсы, которые жили именно при устье Волги, простираясь своими жилищами до самого Дона. Кто такие были эти аорсы, или аланорсы, по-видимому, близкая родня роксоланам, это мы будем угадывать в другом месте. Заметим только, что эти аорсы и тогда уже торговали с Мидией и Вавилонией, получая оттуда товары на верблюдах. Эта торговля началась, по всей вероятности, гораздо раньше; она существовала еще при владычестве древних персов, ибо Геродот знал Каспийское море лучше всех географов древности и оставил даже очень верное его измерение, а это свидетельствует, что тогда уже торговые люди ходили по этому морю вдоль и поперек. Точно так же и спустя многие столетия после аорсов эта торговля деятельно велась при владычестве арабов, особенно в VIII–IX столетиях, когда устьем Волги владели хазары. Таким образом, в продолжение по крайней мере целого тысячелетия до начала нашей истории устье Волги тянет к себе весь наш север и юг, требуя от них надобного товара и отпуская им взамен товары азиатских стран.

Глава II. Откуда идет Русское имя?

Норманнство и славянство Руси. – Имя Руси идет от варягов-скандинавов. – История этого мнения. – В каком виде оно представляет себе начало русской истории и исторические свойства русской народности? – Русские академики в борьбе с мнениями немецкими. – Замечание императрицы Екатерины II. – Сомнения немецких ученых. – Карамзинское время. – Торжество учения о норманнстве Руси. – Его основа – отрицание

Еще в конце тридцатых годов прошлого столетия один из даровитейших исследователей русской и славянской древности, карпаторосс Венелин, писал между прочим: «И доселе не знают, с какой Руси начинать русскую историю».

С тех пор прошло уже 70 лет, но эти слова Венелина не совсем потеряли свой правдивый смысл и в настоящее время. Несмотря на господствующее теперь мнение, что Русь [17] происходит от норманнов, время от времени появляются новые решения этого спорного вопроса, и каждый изыскатель, входящий в подробности дела, всегда выносит если и не вполне новую мысль, то, по крайней мере, какое-либо свое, особое, новое толкование хотя бы и очень старых суждений о том же предмете. Трудно перечислить все оттенки таких суждений и толкований. Большинство исследователей, и самых деятельных, как прежде, так и в настоящее время, становится на сторону норманнского происхождения Руси. Норманнское мнение основано, утверждено и распространено немецкими учеными, славные авторитеты которых сами собой способны придать высокую цену каждому их мнению. Большинство, естественно, принимает на веру последнее слово науки; а наука, и притом в немецкой обработке, твердит это слово более полутораста лет. Есть ли рассудительная причина и возможность не верить ему?

17

Дореволюционная орфография допускает языковую игру: не разграничивать племя и страну (Русь в обоих значениях писалась с прописной буквы). Мы вынуждены разграничить эти понятия, где это возможно. (Примеч. ред.)

На этом основании мнение о норманнстве Руси поступило даже посредством учебников в общий оборот народного образования. Мы давно уже заучиваем наизусть эту истину как непогрешимый догмат.

И, несмотря на это, все-таки являются сомнения. В течение тех же полутораста лет проходят рядом с принятой истиной противоречия ей, возникают споры, поднимаются опровержения этого непогрешимого вывода науки, показывающие вообще, что основания его слабы и что нет в нем настоящей истины. Эти споры то утихают, то поднимаются снова, с большим или меньшим оживлением, и каждый раз с новыми видоизменениями заветного вопроса.

При всем разнообразии мнений спорящие распадаются, собственно, на два лагеря. Одни, по преимуществу немецкие ученые и их русские ученики, утверждают, что русь пришла от норманнов, и затем в разногласиях между собой отыскивают ее всюду, только не у славян. Другие утверждают, что русь – славянское племя, туземное, искони жившее на своем русском месте, или отыскивают ее все-таки у славян на Балтийском Поморье. Руководителем первого мнения можно признать Шлецера, достославного европейского исторического критика, установившего правильный способ для исследования подобных вопросов и указавшего истинный путь к ученой обработке истории вообще. Очень понятно, что исследования этой стороны в общем характере отличаются всеми качествами шлецеровского способа изысканий: строгой и разносторонней критикой источников, обширной начитанностью, большим знакомством с литературой предмета. Одним словом, на этой стороне господствует полная, хотя и очень односторонняя ученость, по справедливости вполне сознающая свою ученую высоту. По этим свойствам изыскательности, как и по существу воззрений на предмет, эту школу, вернее всего, можно именовать не норманнской, а чисто немецкой.

На другой стороне если не прямым руководителем, то полнейшим выразителем всех ее достоинств и недостатков может почитаться незабвенный Венелин. На это дает ему право сам объем его трудов (хотя по большей части только черновых), а главное – множество затронутых им вопросов, возбужденных именно только славянской точкой зрения на предмет. К исследованиям Венелина примыкают, с одной стороны, чрезмерное сомнение в лице так называемой скептической школы Каченовского, родственной по отрицательному направлению своих воззрений с немецкой школой; а с другой стороны – чрезмерное легковерие Морошкина, Вельтмана и др., достигающее уже полного баснословия. Но все писатели этого венелинского круга согласны в одном, что Русь самобытна, что варяги были балтийские славяне. На этом основании мы можем справедливо именовать эту школу по преимуществу славянской.

Достоинства критики Венелина заключаются в простом здравом смысле, который он всюду ставит как надежного противника всяким, особенно застарелым, ученым предрассудкам. Но это основное начало его исследовательности так увлекало его, что он вовсе забывал в ученом рассуждении цену точных и полных доказательств, цену свидетельских показаний, критически разобранных и осмотренных со всех сторон. В то время как шлецеровская критика, проводя впереди всего точные свидетельства и тексты, отдавала дело как бы на суд самому читателю, венелинская критика мало заботилась о точных текстах и на основании только здравых рассуждений впереди всего ставила свои решения. За немногими исключениями тем же характером исследовательности отличаются труды и всех других писателей славянской школы. Вот главнейшая причина, почему даже весьма здравые и очень верные заключения такой критики не пролагали в науке никакого следа, не производили никакого влияния на разрешение частных вопросов и оставались вовсе не замеченными ученой изыскательностью.

К тому же пренебрежение к ученой обработке свидетельств открывало широкий и вольный простор для фантазии, которая здесь самоуправно господствовала взамен строгой и осторожной мысли, какой по преимуществу отличалась работа в немецкой школе. Само собой разумеется, что и полное вооружение немецкой учености не спасало немецкую школу от набегов той же фантазии, а в иных случаях приводило даже к таким выводам, где, по выражению Шафарика, заходил ум за разум. Но, во всяком случае, очень заметное отсутствие не одних внешних приемов надлежащей учености, а именно их внутреннего содержания, то есть отсутствие критической обработки источников, низводило всякий труд этой славянской школы на уровень праздных и ни к чему не ведущих рассуждений, любопытных только по игре различных фантастических соображений.

Таков в существенных чертах характер исследований славянской школы, или, по крайней мере, в таком виде он представляется ее противникам.

Действительно, ссылаясь еще со времен Ломоносова на древних роксолан как на предков позднейших руссов, славянская школа даже и до настоящих дней, говоря то же самое о роксоланах, не позаботилась обследовать этот вопрос в надлежащей полноте и с той строгостью в критике, какой требует уже само время. В других случаях, доказывая, также со времен Ломоносова, что варяги-русь были балтийские славяне и оттуда же призваны и первые наши князья, славянская школа точно так же нисколько не позаботилась подтвердить свои соображения подробным и полным исследованием истории балтийских славян исключительно с этой точки зрения в уровень скандинавству.

Не говорим о других, не менее важных вопросах, обработка которых могла бы служить твердым основанием для славянских, то есть русских, воззрений на русскую историю и могла бы в действительности поколебать и совсем упразднить действие норманнских или немецких воззрений.

Оказывается, таким образом, что у славянской школы нет под ногами ученой почвы. Она до сих пор должна носиться в облаках, в области одних только здравых рассуждений и соображений, чем она особенно и сильна. Но известно, что всякое здравое рассуждение утверждается тоже на свидетельствах и вполне зависит от их количества и качества. Можно очень здраво судить, опираясь на двух первых свидетелей, но приходит третий, четвертый и т. д., и дело получает совсем иное освещение; здравый рассудок невольно переходит на другую, иной раз совсем на противоположную сторону. Так часто бывает в житейских делах, так отыскивается истина и в ученых исследованиях. Отсутствие ученой почвы ставит славянскую школу в очень невыгодное положение перед ученым норманнством, которое поэтому имеет полнейшее основание говорить, что «антинорманнисты до сих пор чуть ли не все без исключения слишком легко принимались за дело. У одних недоставало знакомства с современной лингвистикой, без которой нельзя здесь приобрести твердой точки отправления. Другие, столь же мало знакомые с методой исторической критики, развивали субъективные мнения, не заботясь о времени и местности источников и о положении, в каком старинные писатели заносили в письменные памятники свои известия и свидетельства. Мы уже не придаем особенного веса тому, что нередко брались за дело люди, не знавшие и половины всех относящихся сюда источников или не имевшие никакого понятия о сравнительном изучении средневековых народов…» [18] .

18

Гедеонов С. Отрывки из исследований о варяжском вопросе / Предисловие Г. Куника. – СПб., 1862. – С. 4.