Имя Звезды

Джером потянулся к телефону, но я отодвинула его подальше.

— А ты чего не учишься? — поинтересовалась я.

— У меня должен был быть семинар по латыни. Но в группе всего пять человек, и трое из них уехали.

— Трусы.

— Audaces fortuna juvat.

— Что это значит? — спросила я.

— Фортуна благосклонна к храбрым, — ответили они с Алистером в один голос.

Джером чуть подвинулся — теперь мы соприкасались по всей длине рук и ног.

— С тобой все в порядке? — спросил он. — Ты чего это сидишь тут на полу?

— Тихо тут, — ответила я. — И я в принципе люблю сидеть на полу.

Похоже, в тот момент Джером был готов принять любое мое замечание за приглашение к флирту. Выражение его лица выдавало, что уровень гормонов у него зашкаливает, а время самое что ни на есть подходящее. При любых других обстоятельствах я была бы этому только рада. В тот же момент мне не хотелось совсем ничего. Запас чувств у меня иссяк начисто.

— Этого не хватало, — пробормотал Алистер.

— Извини, — сказала я.

— Извинить — за что? — Это уже Джером.

— Мне показалось… я тебя царапнула, — соврала я. — Ногтем.

— Ладно, валяйте, — сказал Алистер устало. — Тут оно все время происходит. Я уже привык.

— С тобой все в порядке? — спросил Джером, вплотную придвигая свое лицо к моему.

Такой английский выговор. «Фсссе в повятке». Я не ответила. Я его поцеловала.

В прошлый раз у нас все это вышло довольно неловко. Сегодня — иначе. Мы сомкнули губы и замерли. Я чувствовала теплое дуновение из его носа при вдохе и выдохе. Мы целовали друг друга в шею. Я постепенно начала отогреваться, желеобразная кровь разжижилась и снова поползла по сосудам. Поцелуи помогают мириться со многими из тех гадостей, которые волей-неволей приходится терпеть в школе — да и не в школе — в подростковые годы. Они бывают странные, неловкие, недоделанные, но от них внутри становится мягко, и ты просто забываешь, что творится вокруг. Пусть даже ты находишься в горящем здании или в автобусе, который вот-вот рухнет с обрыва. Неважно, ты превратился в лужу. Я стала лужей на полу библиотеки, слившейся в поцелуе с кудрявым парнем.

— А обязательно кататься прямо по мне? — осведомился Алистер. — Я, между прочим, сюда первый пришел.

Когда прозвенел звонок, возвещавший, что настал конец учебного дня — которого сегодня, правда, так и не было, — оба мы подскочили и дружно моргнули. Алистер уже некоторое время назад встал и удалился в другой угол, откуда время от времени доносилось ехидное шипение. Из библиотеки мы выбрались с затуманенным взором и перекошенными воротниками. Три полицейские машины превратились в две полицейские машины и четыре здоровенных фургона. А еще мимо проходили люди — парами, тройками, четверками, в руках у них были плакаты и свечи.

— Сегодня ночью решено устроить бдение, — сказал Джером, поправляя свой галстук старосты. — На месте гибели Мэри Келли. Всего в нескольких улицах отсюда, говорят, там соберутся тысячи людей.

Солнце закатывалось, толпы все прибывали. Потрошитель, Потрошитель, Потрошитель.

Мы вошли в соседнюю дверь — дверь столовой. Джером держал меня за руку. Это не укрылось от чужих глаз. Это обошлось без комментариев. Но заметили — точно. Я вдруг почувствовала волчий голод и бухнула на тарелку огромный кусок рыбного пирога. Одной рукой ела, другой сжимала под столом руку Джерома. На лбу у него выступила чуть заметная испарина. Я внутренне этим гордилась. Ведь именно я ее вызвала.

Примерно полчаса жизнь была очень даже ничего.

— В общем, все гадают, где оно сегодня случится, — ляпнул Джером. — А ведь случится не на улице, да? Многие считают, что в какой-нибудь гостинице, столько ведь туристов понаехало.

Хорошее настроение как рукой сняло. Пуф — и нету.

Джером минут десять распространялся о том, где, скорее всего, произойдет нынешнее убийство. Я терпела сколько могла.

— Мне нужно позвонить родителям, — сказала я, вставая из-за стола. Шваркнула поднос на каталку и вместе с другими пошла к выходу.

Опять зарядила дурацкая морось. Мелкую взвесь было прекрасно видно в оранжевом свете фонарей у лужайки и перед школой. Вокруг скопились новые толпы людей: люди с плакатами, полицейские, кучка журналистов — те, которые решили вести репортаж с места предыдущего преступления.

— Эй! — крикнул мне в спину Джером. — Постой! Рори!

— Это не игра, — сказала я, оборачиваясь.

— Я знаю, каково тебе, — ответил он. — Ты не думай, я помню, что ты свидетельница. Прости.

— Ничего ты не знаешь, — огрызнулась я.

И сразу же пожалела об этих словах, но куда же уйдешь от простого факта: чем-то нужно пожертвовать. Поцелуи меня ненадолго отвлекли, а теперь я вернулась к реальности.

Джером смотрел на меня в обалдении и тряс головой, не в силах подобрать слова.

— Я домой, — сказал он. — Дежурю всю ночь.

Я смотрела, как он пересекает площадь, — воротник блейзера поднят, чтобы защитить шею от дождя. Остановился он лишь один раз, чтобы поправить лямку сумки на плече.

Стивен, в форме, стоял у двери. Я увидела и Каллума — тоже в полицейской форме. Узнала я его не сразу: он надвинул шлем до самого носа. Стивен обычно ходил в полицейском джемпере — темном, с треугольным вырезом и с эполетами на плечах. Сегодня на нем, как и на всех полицейских, включая Каллума, был тяжелый бронежилет со множеством мелких карманов. Когда я шагнула к двери, Стивен кивнул.

В общей комнате царило некоторое возбуждение. Выяснилось, что причиной тому — Бу, победно вернувшаяся на инвалидной Коляске. Да, Бу не пользовалась особой любовью среди одноклассников, но она же попала под машину и вернулась в школу на коляске. Всегда найдутся желающие поглазеть на такое. Я заметила, что прямо за ее коляской стоит Джо, вежливенько скрестив руки. Я даже не стала с ними здороваться, а сразу пошла наверх.

Я обещала родителям позвонить после ужина, вот и пошла звонить. Родители вытянули из меня множество торжественных обещаний, типа того, что я не сделаю ни шагу за пределы здания, которое охраняет половина британской полиции. Как выяснилось, бристольская полиция была приведена в состояние повышенной готовности — да и полиция других крупных городов тоже. А вдруг Потрошитель направится в другую часть страны? Вдруг объявятся желающие повторить его подвиги? Судя по всему, в провинции переживали, как бы опять вся слава не досталась Лондону. А так страх будет честно поделен на всех.

Я повесила трубку при первой возможности, закрыла глаза. Услышала, как вошла Джаза.

— Ты видела Бу? — спросила она.

— Угу, — откликнулась я.

— А почему ты с ней не поздоровалась? А Джером, между прочим, шляется перед нашим корпусом в совершенно растрепанных чувствах.

— Поругались, — ответила я.

— Да, много из тебя не вытянешь.

Я почувствовала, что она присела на край моей кровати.

— Не одной тебе страшно, Рори, — сказала она.

Желание закричать было почти непреодолимым, но я с ним справилась. Кричать на Джазу — это уж совсем. Я плотнее зажмурила веки, потерла лицо.

— Сходила бы ты вниз и поговорила с ним, — предложила она.

— Схожу.

Джазу мое поведение разочаровало. Я поняла это по легчайшему вздоху, по тому, как она встала и вышла, не сказав ни слова. Итак, на сегодня я разругалась с троими — с Алистером, Джеромом и Джазой. Собственно, со всеми в Вексфорде, с кем меня хоть что-то связывало. Если этой ночи предстоит стать для меня последней, начало я ей положила славное.

Спустилась тьма, и началась ночь Потрошителя.