In сайт / Out сайт, или Любовь из интернета

Никита зашел не в сам зоопарк, а в «Елки-палки» — кафе, расположенное в окружавшей его стене. Он знал, что летняя веранда кафе выходит прямиком на территорию зоопарка, где можно посидеть у большого пруда.

Никита сел за столик. В последний раз, когда он был в этих «Елках-палках», стеклянные щиты еще не разделяли узенькую веранду с подвижным деревянным полом и внутренность зоопарка. Теперь завсегдатаи клеток с легким сердцем могли смотреть на людей, посаженных в аквариум. Дискриминация была побеждена. Но от этой счастливой новости Никита не особенно развеселился.

Обслуживающая террасу официантка, выряженная деревенской девкой, оказалась настоящей красавицей.

— Принесите, пожалуйста, капучино с ядом, — мрачно попросил Никита.

Девушка рассмеялась:

— У нас нет, может, в «Кофе-хаузе» такое подают?

— Тогда просто капучино. Выпьете со мной кофе?

— С удовольствием бы, только не могу, — ответила она грустно.

Они обменялись улыбками, будто были давно знакомы, будто в хламе поддельных эмоций вдруг нашлись два подлинных шедевра. Девушка черкнула карандашом в блокнотике и ушла.

Никита уставился на пруд, полный неугомонных уток, фламинго, лебедей и прочей дичи. «Не из вас ли, ребята, я ел только что шаурму?» — подумал Никита. Произошедшее днем стало казаться ему уже не таким неприятным, а даже забавным. Так он сидел минут сорок и вдруг вдалеке заметил знакомую фигурку. «Неужели это она? — удивился Никита и сощурился. — Только этого не хватало!» По зоопарку гуляла лже-Дива в облаке зеленой сахарной ваты.

Она замерла у вольера с верблюдами. Те подошли поближе, а девушка протянула к ним руку с сахарной ватой и что-то умильно бормотала. Один из верблюдов сначала пошевелил хоботком своих губ, брезгливо морщась, и вдруг смачно плюнул на Сашу и ее лакомство. Второе животное повторило маневр напарника и сделало это не менее смачно. Саша замерла с открытым ртом, как на фотографии. У девушки был такой растерянный и обиженный вид, что Никита даже не засмеялся. Саша с минуту простояла как вкопанная, потом бросила в верблюдов ватой и побежала к пруду отмываться. В состоянии легкого аффекта она перемахнула через небольшую загородку, но своим огромным ботинком споткнулась об нее, поскользнулась на мокром иле и со всего размаху головой вперед полетела в пруд.

Никита впопыхах сунул под блюдце деньги и махнул в узкую щель веранды, между стеклянной витриной и боковой стеной. Подбежал к Саше, решительно ступил одной ногой в воду и подал руку девушке, которая никак не могла выбраться из вязкого ила.

— Никита, ты?!

— Да, Саша, как видишь!

Он вытащил ее на берег, и она стояла перед ним мокрая и растерянная.

— Ты… ты все понял?

— Ну да, я же известный имбецил!

Саша спрятала глаза. Никита несколько секунд разглядывал ее безо всякого смущения.

— Мокрая курица, — сказал он наконец и засмеялся.

— На себя-то посмотри!

Они еще минуту помолчали. Никита изучал свою правую ногу, мокрую по колено, и грязный ботинок, от которого пахло болотом.

— Прости, Никит, я виновата, но я не хотела тебя ставить в дурацкое положение… Так все глупо получилось! Так глупо!

Никита еще раз посмотрел на худенькую девушку с задранными вверх плечами, которая стояла напротив него. С носа у нее текла струйка воды, волосы выглядели так, будто на голову повесили мокрую тряпку.

— Главное, что ты не пришибла ни одного фламинго, — усмехнулся он, — мы бы пошли под суд.

Он снял с себя курточку, влажную от дождя, накинул девушке на плечи и предложил ей поскорее вылить воду из ботинок.

— Иначе у тебя там заведутся лягушки.

— Я слышала, они вкусные, — сказала сквозь дрожь Саша.

— Знаешь, тебе бы домой да выпить чего-нибудь горячительного. — Никита снова смерил Сашу взглядом: — Ну и видок! Давай я тебя провожу!

— Я и сама прекрасно доберусь.

— Не глупи. Еще в милицию заберут.

Они вышли из зоопарка, и Никита остановил проезжавшую мимо «шестерку». Водила, полный, пропахший одеколоном и подвижный, как мячик, грузин выпрыгнул из машины и чуть не заплакал, когда Саша садилась в салон. Он заставил ее подложить по себя газету и ничего не трогать. Ребята молча доехали до Сашиного дома. Саша чувствовала себя обязанной, а это чувство она любила не больше, чем капусту брокколи.

Когда Никита уже собрался уходить, она неожиданно предложила ему подняться, посмотреть ее рисунки, выпить чаю и заодно ботинок просушить.

— Сначала дураком выставляют, а потом предлагают ботинки сушить, да?! — деланно возмутился он. — Я согласен!

Они поднялись в Сашину квартиру, девушка сразу удалилась в ванную, а Никита отправился на кухню варить глинтвейн. К Сашиному неподдельному изумлению, ему удалось отыскать практически все необходимые ингредиенты. Из царства мыльных запахов порозовевшая и похорошевшая Саша вынырнула в пары кислого вина, дополненного резкими оттенками корицы, гвоздики и цитрусовых корок. Ее маленькую фигурку обтягивало длинное индийское платье с замысловатым орнаментом.

— Пока ты грелась, — нашелся что сказать слегка прибалдевший Никита, протягивая Саше обжигающую чашку с вином, — я обследовал твою кухню. Бьюсь об заклад, если смешать все, что тут есть, можно приготовить ядерную бомбу.

Саша дула на вино и улыбалась.

— Пойдем, — сказала она. — В комнате есть одна супернычка, я там провожу все свободное время. Тащи туда кастрюлю!

Саша с Никитой разместились на полу под ее автопортретом.

— Так ты, значит, хочешь паромщиком работать? — спросила Саша.

— Да. А ты все в художницы собираешься?

— Наверно, — задумчиво сказала Саша, вспомнив о Поле. — Знаешь, у меня это с детства в голове засело — стать художницей, но совсем переклинило в курилке Строгановки.

— В курилке?

— Ну да. Ты не представляешь, что это за курилка! Мало того что весь университет как музей, там везде висят картины, скульптуры стоят, но местная курилка — это что-то! Как я ее увидела — решила: все, только здесь и буду учиться. Там, видно, разрешают особо талантливым студентам ваять что вздумается. Барельеф на барельефе — как слоеный пирог. Чего только не увидишь! На самых нижних, которые непросто и разглядеть, «СССР» написано и всякое такое. В верхних слоях — дама в вечернем туалете с факелом, сценки из шекспировских трагедий, ну прямо Боттичелли. Есть даже фрески. Эклектика страшнейшая, но так интересно! А на лестничной площадке мозаика. Ничего не понять, и выглядит шикарно.

— И что, ни одного матерного слова?! Ни одной надписи: «Рэп» или «Punks not dead»?

— Поверишь — ничего такого. Только на стенке лестничного пролета изображен бегущий атлет, как на античной чернофигурной вазе, а между его длинных ног какой-то умник пририсовал фломастером член половой. Вот и все фривольности. Но с этой хреновиной он, кстати, стал выглядеть правдоподобнее.

— Видимо, профессор пририсовал.

— Мастер.

Саша с Никитой смеялись и пили глинтвейн. На включенном по такому случаю масленом обогревателе сушились Никитины штаны, а под ним грелся его ботинок, высунув язычок. Сам же Никита разгуливал по Сашиным хоромам завернутый в клетчатый плед.