In Vitro
Шрифт:
Сегодня этого удовольствия я лишилась. А так как находилась посередине огромной аудитории, всё внимание студентов отвлекла на себя.
Теперь самым главным было правильно сесть. Так, чтобы жиры не свисали по бокам, попа не проваливалась в огромную дыру сзади и ноги не были похожи на куриные лапки. Иначе фокусироваться на учёбе мне не удавалось, так как мысли начинали утопать в трясине сомнений и смущения.
Конечно, если писать не хотелось, я могла сидеть удобно и красиво, но для конспектирования существовали только две позиции: удобная, но некрасивая и красивая, но неудобная.
Первая заключалась в том, что я расставляла ноги, как бандит, правую поднимала на носочек и упирала пятку о ножку стула, на колено клала тетрадь, нагибалась и писала.
Это выглядело ужасно.
Обычно я занимала место на первом ряду. И если устраивалась так, чтобы спина была ровной и комфортно писалось, сразу назад выезжала попа. Приходилось передвигать её вперёд, и, как результат, спина болела, зад болел, ужасно болел, так, что до костей, но главное, ничего не съезжало. Таким образом я мучилась три часа! Но это неудобство касалось не только меня. То и дело посередине лекции кто-то вставал, немного двигался и садился обратно.
Вторая позиция красивая, но неудобная, это когда нога на ногу. Правда, она могла стать удобной, если впереди находился стол. Тогда я клала правую ногу сверху левой и зацеплялась ей за его ножку. Но когда стол отсутствовал, нога начинала сваливаться, а если я продолжала её держать – трястись. Не только она, но и та, которая под ней. И это было самое отвратительное, когда я сидела, вся тряслась, даже мозги, и со стороны казалось, что я настоящая психопатка. Хотя, скорее всего, студентов совершенно не волновало, как я сижу, но моё тело всё равно скручивалось в колючий жгут от одной мысли, что кто-то смотрит, и я не могла сосредоточиться, пока не вытягивалась как струна.
Правда, однажды на меня обратили внимание. Это произошло, когда я тоже сидела без стола. Еле успевая записывать за профессором, я случайно заметила, что девушка, находящаяся рядом, смотрит в мою сторону куда-то вниз. Я проследила за её взглядом и с ужасом обнаружила, что моя длинная юбка съехала, открыв отросшие волосы на ногах. Они будто торчали ей прямо в лицо. И сразу стало понятно, почему то настолько перекошено. Взглядом она словно кричала: «Шо это за дикобраз?!»
А мне что? Мне незачем их брить. Для кого их брить? Нет никакой причины бриться. К тому же, зима на носу. Я вообще сказала себе, что не буду этим заниматься до конца злополучных пяти лет. На этот счёт у меня не было никаких проблем. Как-то папа отругал сестру за то, что та побрила руки, а когда перекинул свой взор на меня, я с большой радостью и без лишних слов задрала по колено штаны. Он не сказал ни слова, но по взгляду, который тут же отвёл, можно было понять – я повергла его в шок. И мне от этого стало приятно.
Но теперь, сидя без стола, я постоянно проверяла, не съехала ли моя юбка.
Хотя, главное не это! В тот-то раз я заметила, что девушка смотрит. А все разы до?
Зэ Корн
Глава 9. Кукуруза
У меня появилась подруга! Не просто некто, с кем можно перекинуться парой фраз на перерыве, а настоящий человек, которому я могла доверить секреты, с кем легко смеяться над пустяками и болтать ни о чем. Правда, она была старше на два года и училась на физиотерапевта. Поэтому виделись мы редко, так как она посещала со мной лишь физику. Но мне хватало. Это была единственная адекватная девушка из всех мной встреченных. Точнее, единственная, которая вынудила меня на контакт, несмотря на мое нежелание общаться и замкнутость.
На вопрос мамы, где она живет, я ответила размыто:
«В другом общежитии», – на самом деле вообще забыв об этом спросить. Хотя, по сути, мне было наплевать, но в такие моменты я чувствовала себя отвратительной подругой. Одно я знала точно – она не является моей соседкой. Девчонок из общаги я выучила наизусть, и только две из них, близняшки, ходили со мной на те же лекции. Они постоянно звали меня куда-то, но я старалась их избегать, так как в ту ночь именно они торчали от диснеевского мультфильма. Плюс, они приехали из того
же места, что и я, а когда люди находят с тобой что-то общее, они пытаются дружить. Но не потому, что ты им нравишься, а только из-за того, что вас объединяет. А я это ненавижу.Кстати, из какого города она, я тоже не уточнила, как и забыла взять её номер телефона.
Мама не забыла, послав удивленную рожицу козы с вопросом, о чем же вы разговаривали?
О чем, о чем? О жизни!
«Хоть имя её узнала?» – отправила мама смайлик спящего медведя.
Я скривила рот. Очень смешно. Мама иронизировала всегда: к месту, не к месту, к переду и к заду, – такой она была человек, любила переводить всё в шутку. Как-то на вопрос: можно ли мне поехать в Европу самой, она ответила согласием, потом добавив, что тогда они тоже будут ездить по другим странам без меня; лечением депрессии, когда меня съедали негативные эмоции и я обращалась к ней за помощью, было – попрыгать перед зеркалом, пока не пукну; а на самый главный вопрос, в чем смысл жизни и как мне дальше жить, если я не знаю, она отвечала: «Смысл жизни в смерти. Давай тогда все умрём». И почему-то это приводило в чувство. Хотя иногда она меня раздражала. Как сейчас.
После физики сразу начиналась биология, которая проходила в том же лекционном зале. Подруга ушла, и место рядом освободилось.
Я уже подняла сумку, чтобы занять его, как вдруг сверху свалился мешок, который оказался рюкзаком долговязого парня. Того самого, странного, в которого я врезалась как-то в коридоре, приняв за столб. До этого всю предыдущую лекцию он сверлил меня взглядом, сидя в другом конце зала, совершенно не смущаясь и не отворачиваясь, когда я смотрела в ответ. При этом он водил карандашом по бумаге и изредка отвлекался на лектора. Он был одет во всё чёрное, и цветовая гамма его одежды идеально подходила хмурому выражению лица.
Я шепнула об этом подружке, чтобы та аккуратно глянула в его сторону. Она же повернулась всем телом и откровенно посмотрела на него. Но даже это его не смутило.
И вот сейчас его потасканный мешок занял пустое место рядом, а я в шоке уставилась на него:
– Э-э. Чего?
Но он не ответил, выйдя из аудитории на перерыв.
Всё оставшееся время до начала занятия я грызла карандаш в надежде, что он поскользнется, упадёт под грузовик, сломает палец и не вернется. Жестоко? Да. Но его поведение было слишком неожиданным и странным. Конечно, я могла бы пересесть за другой стол, но, во-первых, спереди все места были заняты, а во-вторых, это показало бы мою слабость и страх. Что было не так. Просто его присутствие рядом раздражало.
Чуда не произошло, и последующие два часа мой стул прилип к заду намертво, снабдив последний зарядом иголок и превратив в кирпич на весь оставшийся день. Пошевелиться было сложно, ведь парень реагировал на любой шорох и скрип странными телодвижениями в мою сторону, поэтому я сидела, как истукан, двигая лишь пальцами рук и зрачками. Но от него исходил приятный запах, от которого у меня зачесался нос и потекли сопли. Благо, салфетки были при мне, зато мой громкий чих с непроизвольным сотрясением всего тела его явно отпугнул. И это радовало, он больше не смотрел. И не говорил. Ни слова за всю лекцию. Только один раз, когда огрызок моего карандаша упал на пол, он молча нагнулся, поднял и подал мне. Лицо без намека на улыбку. Карандаш он держал за погрызенный кончик, не брезгуя тем, что минуту назад тот был у меня во рту.
– Спасибо, – выдавила я.
И опять без ответа. Его глаза серьезно посмотрели прямо в мои, проникая взглядом глубоко в подкорку. И я растерялась, так как он будто закинул якорь в мой мозг, не позволяя отвернуться. Прошло, наверное, не больше полуминуты, но для меня они показались вечностью. Хотя я толком даже не рассмотрела его лица, просто бессознательно провалившись в серую пустоту.
Но время от времени я чувствовала, как его рука случайно касалась моей, или нога, отчего становилось не по себе. Я ненавидела, когда меня кто-то трогал, особенно, если этот кто-то теоретически мог получать от этого удовольствие. А то, что все парни извращенцы, плотно засело у меня в голове, как мантра от мамы, и по другому я думать не могла.