Инь vs Янь. Книги 1-2

– Ты мокрая из-за меня или из-за этого мелкого недотепы? – прорычал мне в ухо Рамзин.

Рот мужчины впивался раз за разом в кожу моей шеи, поджигая ее. Жар просачивался сквозь кожу словно яд, отнимая у меня остатки контроля над телом и разумом. Я тряслась, задыхалась, но все еще пыталась извиваться, чтобы избегнуть унизительной потери контроля. Но из-под этого хищника не вырваться, и мои ноги начинали дрожать, отказываясь меня держать, а глаза закатились. Его пальцы задвигались быстрее, и мой рот распахнулся, когда каждая мышца натянулась, сдаваясь разрушающему наслаждению. Не хочу этого! Взбеленилась от злости, но с собственным телом ничего поделать не могла. Оргазм нарастал во мне, распирая изнутри и причиняя невыносимую жажду получить освобождение от этого жуткого давления. И вдруг Рамзин отступил, бросая меня на самом краю. Я уперлась в дверь лбом и руками, чтобы не рухнуть к его ногам. Спустя минуту медленно развернулась и с ненавистью посмотрела на мужчину.

– Ты что творишь, урод? – просипела я.

– Наказываю, – с ухмылкой ответил он.

Рамзин мог показаться спокойным, но я видела, как он сдерживал тяжелое дыхание, и зверский голод в его глазах было не спрятать, не замаскировать ничем. Невольно опустила взгляд к его ширинке, где безошибочно просматривались очертания его эрекции сквозь ткань. Рамзин демонстративно поправил свой член и усмехнулся.

– Помнишь его? Помнишь, как я им долбил тебя, Яна?

– Подонок, – выплюнула с ненавистью.

– Даже не представляешь какой, – ухмылка стала похожа на оскал. – Все так радовались вашей милой помолвке. А как ты думаешь, как быстро твой женишок тебя бросит, если я пойду и расскажу всем, что сутки назад засаживал тебе, загнув тебя раком, и ты орала от удовольствия, как самая конченая сучка?

Он что, типа, напугать меня пытается? Я, не сдержавший, нахально фыркнула, а потом и вовсе расхохоталась ему в лицо так, что меня пополам согнуло.

– Давай, пойди! – сквозь смех выдохнула я. – Сделай мне большое, мать его, одолжение!

Рамзин прищурил глаза и схватил меня за шею, снова прижав к двери. Уставился, резал глазами-скальпелями, желая препарировать, разобрать на составляющие. Требуя раскрыться перед ним, вывернуться наизнанку. Но со мной такое не работает, и я, как всегда, спряталась за завесой собственного пофигизма, за которую никому не удается пробиться, как бы ни старались. Но этот зверь не привык отступать, не получив желаемого. Рамзин приблизил свое лицо к моему, будто хотел размазать по двери своей энергетикой. Он давил настырно и безжалостно, стремясь смять мою оборону – не важно, какой ценой. Но я терпеть и подчиняться не собиралась.

– Грабли от меня убери! – злобно прорычала я, брыкаясь и пытаясь достать его. – Противно!

– Да? – он с яростью посмотрел на меня. – А в прошлый раз ты вроде как сама предложила отодрать тебя.

– Дебил! Я была пьяная и обдолбанная. Для меня хоть ты, хоть любой другой было по хрен! Все вы одинаковы!

Знаю, что для такого, как он, нет большего оскорбления, чем быть поставленным в один ряд с другими. Такие, как Рамзин, считают, что никто им не ровня. И надо быть честной, что это так и есть. Не нужно быть слишком проницательной или обладать обостренной интуицией, чтобы ощущать, насколько этот хищник больше, чем все окружающие. Нет, не в физическом плане, хотя и здесь нужно признать его превосходство над большинством представителей измельчавшего мужского племени. Но дело в другом. Когда появляется такой, как он, то заполняет все вокруг какими-то хреновыми гамма-лучами, начисто снося все вокруг, освобождая пространство только для себя одного. Его настолько много и это так интенсивно, что у других просто нет шансов. Рядом с ним могут все существовать только бледными тенями в сиянии его мощи и только потому, что он позволяет. Ровно столько, сколько он готов терпеть. Рамзин – на самом деле хренова черная дыра. Его нельзя познать, нельзя подчинить, нельзя греться в его темных лучах. Можно только провалиться и кануть в вечной тьме. Его нельзя сравнить ни с кем, кого я знаю. Но черта с два я позволю ему услышать это от меня.

На какое-то мгновение мне кажется, что он сломает мне сейчас шею. Но рука на моем горле сжимается, а потом неожиданно отпускает. Мужчина медленно проводит по моей коже пальцами, прикасаясь так невыносимо ласково, что я вздрагиваю, застигнутая этой нежностью врасплох.

– По хрен, говоришь? Это мы еще посмотрим, – рычание зверя стало сексуальным мурлыканьем. Но в этом мягком звуке было столько скрытой угрозы, что по моей спине будто скользили обжигающе холодные пальцы.

– Еще увидимся, Яна-а-а. – Мое имя опять как растекающаяся сладость на его языке.

Рамзин оттолкнул меня от двери и вышел наружу.

Глава 5

Отдышавшись, подошла к зеркалу. Зрелище то еще. Волосы растрепаны, ворот платья растянут, лицо пылает, на одной щеке четкая полоска, там, где рельеф двери надавил мою кожу. Губы распухли и потрескались, а правая сторона шеи – один сплошной засос. Зверь меня пометил, нагло и наплевав на все и всех.

– Сука конченая! – сказала я, рассматривая красные пятна на коже.

Само собой, что при всем моем показном похеризме я не могу вернуться к остальной компании в таком экзотичном виде. Понятно, что отец будет зол, что я ускользнула в такой момент. Но если я заявлюсь, сверкая этим новым «украшением», которым наградил меня Рамзин, он меня вообще прикончит. Фыркнула и подмигнула своему отражению. Типа того, что я прям вся в печали, что сегодня не придется видеть никого из той честной компании.

Выскользнула из туалета и тут же натолкнулась на людоедку. Что, на хрен, за вечер у меня сегодня такой? Демонстративно проигнорировала ее и пошла в сторону своей комнаты. Но гадюка догнала меня и вцепилась в локоть.

– Что, уже успела и Рамзина ублажить, маленькая шлюшка? – прошипела она, полностью оправдывая данную мною ей классификацию видов.

– Ты меня с собой-то не путай, стерва. Я предпочитаю, чтобы меня ублажали, а не наоборот, – огрызнулась я и выдернула руку из ее мерзкого захвата.

– Такой, как он, никого ублажать не станет, дура. Рамзин имеет все и всех и привык, что ему подчиняются. Такая долбанутая на всю голову своевольная сучка ему на хрен не нужна. Так, оттрахает тебя разок, и до свидания, – ядовито процедила она.

– Разок? – зевая, обернулась я. – А тебя клинит, что на тебя у него вообще ни разу не встанет, даже если бы ты и пузатой не была?

– Да что ты можешь в мужчинах понимать?

– Тут ты права. С тобой мне не сравниться. С таким количеством членов, которые ты перебрала, пока до моего папашки добиралась, было бы странно, если бы ты опыта не набралась! Что, теперь жалеешь, что тебе вовремя такой, как Рамзин, не попался? А то на него охоту открыла бы.

– Дура! Невозможно охотиться на охотника! И такого ловить без толку. Все равно не удержать. И мой тебе совет: если не хочешь потом до конца жизни сравнивать с ним каждого своего мужика не в их пользу, не спи с ним. Второй раз тебе такой же вряд ли попадется, и будешь мучиться.

– Спасибо за заботу! – Только уже как-то поздновато.

Я ушла, не желая дальше лаяться с ней. Надоело это мне уже до тошноты.

– Думаешь, ты намного лучше меня? – понеслось шипение в спину.

Нет. Похоже, теперь, когда меня выгодно продали в добрые, а главное, нужные руки, я не особо от нее отличаюсь. Только она продавала себя по собственному желанию, стремясь пристроиться получше. А я позволяю сделать это за меня. Почему? Потому что по большому счету мне на все плевать. Даже на себя. У меня давно уже нет иллюзий и розовых очков. Так какая, в сущности, разница? В жизни нет ничего, кроме удовольствий, которые можно получить здесь и сейчас за деньги. А никакой любви до гроба в горе и в радости, преданности, непродающейся дружбы и душевной близости не существует. НИ-ЧЕ-ГО! Нежная девочка Яна, которая верила во все эти глупости, померла от горя много лет назад, увидев всю неприглядность человеческих отношений, ее омерзительно честную изнаночную сторону. Пока у тебя есть деньги и ты здоров, тебя любят и ценят. Когда ты нищий или больной, ты не нужен никому. Тебя вышвыривают, заменяют кем-то другим с оглушающей простотой и легкостью. И продолжают дальше жить, не мучаясь никакими моральными дилеммами. Не тоскуя по ночам, не вспоминая и не рыдая в подушку, пока никто не видит. Нет никаких неумирающих чувств. Сегодня ты есть, завтра тебя нет, а человек, которому ты сдуру позволяешь стать центром твоего мироздания, просто идет дальше. А эти все красивые иллюзии – для идиотов, не желающих видеть жизнь так, как она есть. Я не из их числа. Нет никакой магии чувств, а только дешевые фокусы, возня за ширмой. Так что я не собираюсь делать резких движений и отказываться от всего, что имею, просто ради какой-то никому не нужной гордости и никчемных жизненных принципов. Кому от этого будет легче? Чью жизнь это спасет? Красивые и эффектные жесты и поступки для книжек и кино. В реальной жизни им нет места. Хочет отец, чтобы я вышла за Вячика? Да ради бога! Я из этого теленка веревки совью, а через год, когда папаша вернет мне деньги и свободу, вообще свалю от всех и буду жить в свое удовольствие.

Как только я стала раздеваться, раздался требовательный стук в дверь.

– Яна, какого черта?! Вернись сейчас же попрощаться с Вячеславом. Это ужасно невежливо.

Не-а, папочка, ужасно невежливо будет прощаться с моим новоиспеченным женишком, сверкая свежими засосами. Вот это правда не комильфо.

– Пап, меня тошнит. Извинись за меня перед Вячиком. Я ему завтра позвоню.

Отец помолчал с минуту, видимо понимая, что вытащить меня добровольно не удастся, а скандалить, когда внизу гости, не вариант.