Инь-ян

Впрочем, не так уж и давно – он старался мыться каждый день, обливаясь холодной водой из колодца. Не всегда удавалось это сделать – хозяева заведений, при которых работали Сергей с Абиной, были не очень довольны тем, что поденщицы-нищенки устраивают помывки, тратя хозяйскую воду. Но Сергею все-таки частенько удавалось помыться под удивленным взглядом Абины, для которой тяга Сараны к мытью была чем-то странным, но укладывающимся в рамки представления о том, как ведут себя люди, одержимые демоном.

Ведь на самом деле – мойся, не мойся – ты что, изменишь свою жизнь? Станешь богатой и уважаемой? Выйдешь замуж за мужчину из клана и заживешь в своем доме? Какой смысл смывать с себя грязь – чтобы насильникам, если такие появятся, было приятнее тебя трахать?

Боги пока что уберегли Сергея и его подругу от насилия, хотя раньше такое случалось, и не раз, судя по рассказам Абины. Та частенько молила богов, чтобы при изнасиловании не забеременеть – в этом случае жизнь осложнялась до невозможности. Невозможности жить, конечно.

Едва не рыча от наслаждения, «Сарана» забралась в бочку, сопровождаемая руганью толстой бабы, требующей мыться быстрее, и начала смывать с себя пот, грязь, промывать волосы, пытаясь утопить в горячей воде насекомых, но безуспешно. Густые волосы таили десятки гадов вместе с их «детенышами», для повсеместного террора нужно средство покруче, чем горячая вода.

Вода пенилась, темнела от смытой грязи, и через десять минут Сарана перелезла через борт бочки, чтобы попасть в «объятия» другой женщины – молодой, сухой особы с глубоко запавшими глазами. Та занялась головой «Сараны», и через пять минут от густых косм нищенки не осталось и следа – короткая прическа, чуть длиннее, чем у охранников. На ощупь Сергей не понял, что ему устроили на голове, да и какая разница? Он-то не баба, хотя и в ее теле. Меньше всего его интересовали прически, как и то, имеются ли на ногах и других частях тела волосы.

Через пару минут он узнал, что отсутствие волос на ногах женщин есть результат диких мучений, а еще – что доставление этих самых мучений некоторым особо злым людям доставляет огромное удовольствие. Худая баба мерзко хихикала, когда срывала с многострадальных ног Сараны полотна с застывшим воском. Боль – ужасна, из глаз Сергея-Сараны сыпались слезы, что еще больше веселило двух мучительниц.

Как оказалось – на этом мучения не закончились. Что там было в рекламе про «зону бикини»? Эту «зону» уничтожили тем же самым зверским методом, и толстой бабе пришлось держать Сарану за плечи, а худой за ноги, так как нищенка пыталась врезать пяткой в лоб ближайшей мучительнице. Боль просто сводила с ума. После такой боли обмазывание головы едкой вонючей коричневой мазью казалось нежным дуновением ветерка, хотя голову жгло немилосердно. Видимо, мазь от вшей – сделал вывод измученный Сергей.

– Это платье надевай! Да побыстрее! – потребовала толстуха и могучей рукой двинула Сарану по спине так, что шлепок, вероятно, было слышно и во дворе.

– Потише, ты! – испуганно охнула худая женщина. – Хозяин ругаться будет! Переломаешь ей кости, у тебя рука тяжелая!

– Да ладно, – не смутилась толстуха, глядя, как на голой худой спине очередной «подстилки» краснеет отпечаток ладони. – После него она будет выглядеть ничуть не лучше. Он любит укрощать строптивых сучек. Кстати, она уже была месяца два назад – я помню этот шрам на боку. Я сама его притирала мазью. Хозяин неосторожно повеселился. Как ее тогда звали… Сара… Сарана, вот! Ты Сарана, эй?!

– Сарана! – проскрипел Сергей, натягивая на себя балахон, похожий на свой прежний, только чистый, почти белого цвета. Трусов не было – здешний народ, похоже, трусов не носил категорически. То ли цивилизация до этого не дошла, то ли таким отверженным, как Сарана, эта деталь гардероба не полагалась.

– Вот видишь! – обрадовалась толстуха. – А ты говоришь – зашибу! Она выносливая, как степной хреф, – ее так сразу не убьешь! Хозяин в тот раз измочалил ее – живого места не было, и вот, свежая, как утренняя роса! Эти твари из Винсунга живучие… жизнь научила. Так просто не убьешь. Все слабые сдыхают еще во младенчестве.

– Я все равно не понимаю – зачем хозяину эти грязные твари? – вздохнула худая. – Он может получить любую девку. Только попроси… или заплати. Этих-то грязнух зачем? Работа – понятно, он следит за порядком в Винсунге, но кувыркаться-то с ними зачем? Бесклановые твари, отбросы, как крысы! Спать с животными – это ли не извращение?!

– Тссс! Замолчи, дура! – цыкнула толстуха. – Услышит – шкуру спустит! И не посмотрит, что ты служила еще его родителям! Это его дело, с кем спать – хоть с овцой! Нравится – пусть! Никому не мешает, развлекается. И хватит обсуждать хозяина!

– Ну, я так… интересно же, – стушевалась худая, отвернувшись от Сараны, натягивавшей на ноги кожаные сандалии с деревянной подошвой. – Можно же просто поинтересоваться? Я бы сама не прочь… с хозяином. Только он и не смотрит на меня…

– Дура, – беззлобно повторила толстуха. – С тебя кружка пива! Другая напела бы хозяину о твоих предательских разговорах, а я вот молчу! Цени! И придерживай язычок… Что касается удовольствий хозяина – я тебе скажу одну вещь, а ты услышь и забудь: не все из этих грязных сучек возвращаются в свои клетушки. Иногда хозяин увлекается и отправляет их на Колесо Жизни, к новому возрождению. А попробуй, отправь на Колесо кого-нибудь из клановых! Сразу родня начнет канючить – денег за ущерб потребуют. А могут быть и еще большие неприятности – брат объявится либо жених, а стрелу из-за угла никто не хочет получить. И кольчуга не спасет. Хозяин умен, осторожен. За бесклановую никто не вступится, никто не спросит, куда она пропала. Хочешь мое мнение – всех бесклановых давно нужно перебить, а их вонючий Винсунг снести, сбросить в море – меньше вони будет. Вот только кто будет грязные работы выполнять…

– А ты не боишься, что в следующем перерождении станешь нищенкой из Винсунга? – со злорадным любопытством осведомилась худая. – И тебя так же вот сбросят в море, на корм чудовищам?

– С чего это я вдруг стану нищенкой? Ты говори, да за языком следи! – нахмурилась толстуха. – Я веду праведный образ жизни: и деньги в храм отношу, и не сплю с конюхом, как некоторые, изменяющие своему мужу. Вот за такие грехи как раз и можно родиться нищенкой! Такой вот подстилкой, как эта! Ты чего вытаращилась, дура портовая?! Услышу, что ты где-то болтаешь о том, что мы здесь говорили, – я тебе брюхо вспорю, гадина!

– Что-то ты с ней очень уж жестока, – задумчиво протянула худая. – Я заметила, как в твои руки попадается красивая девка, так ты сразу ее начинаешь давить, не так, что ли? Может, завидуешь красоте и молодости, а?

– Договоришься ты когда-нибудь, точно! – толстуха задохнулась от ярости и покраснела. – Вперед пошли, девка! Сейчас хозяин из тебя дурь выбьет! Исполняй все его указания, иначе отсюда больше не выйдешь!

Сергей пощупал кинжал, который спрятал за поясом, и вздохнул – похоже, что задача будет труднее, чем ему думалось. Судя по разговорам этих двух баб, Пиголь не отличался добротой и доверчивостью. Одно хорошо – кинжал сохранил, не нашли. Если сказать точнее – и не искали, даже в голову не пришло, что нищенка может прийти вооруженной. А в то время, когда две противные бабы занимались перебранкой, Сергей незаметно переложил кинжальчик за широкий пояс, который стягивал платье на талии. Если бы не эта полоска ткани… Впрочем, пояса здесь были у всех – это и кошелек, и украшение, и деталь одежды, скрывающая то, что нельзя показать окружающим. Например – вот такой кинжал, непонятно как оказавшийся у Сараны. Судя по разговорам Абины, этот ножичек они с Сараной то ли нашли, то ли украли…

* * *

– Сюда иди! – мужчина был воистину огромен, и Сергей внутренне поежился – с кинжальчиком на этот танк? Не погорячился ли он?

– Ну, что встала как столб? Садись к столу, можешь налить себе вина! – Пиголь привстал на кушетке, пошатнулся и плюхнулся назад, вскинув ноги вверх. Он явно был тяжко пьян, не держался на ногах, но глаза его смотрели прямо, ясно, будто изнутри выглядывал абсолютно трезвый, разумный человек. Этот человек следил за вошедшей так, будто это была не худенькая девушка, а лесной зверь, каким-то чудом пробравшийся в отделанную розовым деревом комнату.