Иная судьба. Книга I
Шрифт:
«Хороша бабенция», — буркнул голос за стенкой. «Я б завалил, ей-бо… что скажешь, Тони? Пока кэп-то не видит, он, поди, за этим же самым к хозяйке попёрся, успеем…» «Сдурел?» — крякнул второй, судя по голосу — постарше. «А чё?» «А то. Не положено. Кэп у нас законник, а по закону, знаешь как? Пока баба не осуждена — да ещё дворянка — она, считай, невиноватая ни в чём и под законом ходит. Боже сохрани хочь глянуть не так — по судам потом затаскает! Вот погоди, приговорят — на всю ночь нам отдадут, наиграешься». «Точно?» «Что б мне пропасть, ежели вру». «Так ить… не одни мы в гарнизоне, и кроме нас желающие найдутся». «И чё? Её не убудет, а куда добро беречь, если утром — в расход?» Марта застыла, не успев натянуть тоненькие, отороченные кружевом штанишки. Трясущимися руками машинально завершила начатое да так и оцепенела, завернув юбки выше колен. «Да вот ещё что…» — голос второго, более опытного стража, многозначительно понизился. «Ты, брат, этого… того…
Зависла пауза. Марта, чуть дыша, оправляла платье.
«Ото ж», — неуверенно пробормотал тот, что моложе. «Всё-то ты знаешь…А ну, как не нажалуется?»
Старший сплюнул.
«Я предупредил. Смотри, сам вместо неё на кол сядешь! Ему всё едино, кто на нём, честный солдат или бл_дь благородная. Не маленький, сам думай».
На пути в возок Марту пошатывало от ужаса. Ноги не несли. Капитан, глянув ей в лицо, подставил локоть.
— Обопритесь на мою руку, сударыня, — сказал учтиво и помог: и на подножку ступить, и в возок залезть. И связывать больше не приказывал, хоть по-прежнему глаз не спускал. Остаток пути Марта молчала от застрявшего в горле комка. Стало быть, герцог и есть — разгневанный супруг? Страшно было неимоверно. И будь она в самом деле из благородных — уже давно лежала бы без чувств, ибо, по словам женщин и девушек, прислуживающих иногда в баронском замке, у барышень, да и у знатных дам есть такая манера — то и дело в обморок брякаться, это признак души чувствительной и нежной… а ещё корсеты виноваты, которые так сжимают, что у девочек груди не растут, как положено, а остаются крошечными. Потому-то бароны да прочие господа любят за деревенскими девками охотиться — те корсетов не носят…
К концу пути Марта устала бояться. Она тупо глядела в одну точку — на поблёскивающую в полумраке медную шишку в стене, и всё гадала — для чего она? Но вот карета замедлила ход, в окошко со стороны возницы стукнули. Капитан повернул шишечку, створка окна подалась.
— Что там?
— Посыльный от его светлости! — сообщили снаружи. — Велено передать: ждут. Вести прямо к коменданту в кабинет.
— Хорошо, — лаконично ответил капитан. Захлопнул оконце и повернулся к Марте.
Противно засосало под ложечкой. Всё, прибыли? Вот сейчас-то и начнётся самое страшное? В сумраке недолго и ошибиться, но почему-то Марте показалось, что в синих глазах военного мелькнуло сочувствие. На секунду её охватило желание — рухнуть на колени, целовать руки этому человеку и умолять, умолять не вести её никуда, оставить здесь, в возке, заступиться перед страшным герцогом. Она не хочет на кол! За что? Она ни в чём не виновата! Словно угадав её намерение, военный подчёркнуто энергично положил ладонь на эфес шпаги.
— Итак, сударыня, — голос его был сдержанно-суров и непреклонен, и Марта как-то сразу поняла всю бесполезность задуманного. — Мы на месте. Напоминаю: вам запрещено говорить до самой встречи с его светлостью, нам запрещено слушать, если вдруг вы не стерпите. Предупреждаю: меры в случае ослушания будут применены куда более жёсткие, чем раньше. Держите себя в руках.
Девушка молчала, чувствуя только, как в груди зарождается дрожь. Пустой живот свело. Голода Марта не чувствовала, напротив — её даже подташнивало, от дорожной тряски, от вновь зарождающейся паники, да и разбитая голова давала о себе знать.
— У вас ещё есть шанс, — внезапно быстрым шёпотом проговорил капитан. — Вы слышали, мне велено доставить вас к коменданту? В кабинет, а не в пыточную. Значит, поначалу с вами попытаются договориться. Хотите жить — не упрямьтесь. Вы поняли? — Взглянув на него дикими глазами, Марта истово кивнула. — А сейчас — молчите, бога ради. — И первым вышел из возка.
Руку Марте никто не предложил, да она и не ожидала. Не было у неё такой привычки. Подхватили с двух сторон, как тогда, на поляне, и молча повлекли через необъятный мощёный двор, в тяжёлые двери, хлопнувшие за ней, как крышка гроба, по длинному коридору, освещённому масляными лампами, мимо зарешеченной двери в подвал, и наверх, по лестнице, на второй этаж… Собравшись с духом, Марта приготовилась храбро взглянуть в лицо человеку, от единого слова которого зависело, жить ей или умереть… но старания пропали втуне: они оказались всего лишь в приёмной, большой, почти лишённой мебели комнате с двумя широкими скамьями вдоль одной из стен. В одном из углов проступал
угол печи, очевидно, призванной отапливать и соседнее помещение, но сейчас от голубых, безумно дорогих изразцов веяло не теплом, а холодом. То ли августовский вечер напоминал, что не за горами осень, то ли Марту знобило. Перед дверью, обитой медными полосами, капитан остановился. Взялся за внушительное кольцо, негромко стукнул. Дождавшись отклика изнутри, распахнул, обернулся к пленнице — и сделал приглашающий жест рукой. Сопровождающие при этом вытянулись, как на параде, словно тот, кто находился по соседству, уже прожигал их взглядом.Помедлив и не дождавшись, капитан выразительно приподнял бровь, посторонился, энергично кивнув в сторону дверного проёма. Марта скорее почувствовала, чем увидела, как рейтар справа отвёл для замаха руку — наверное, чтобы схватить её за шиворот и втолкнуть в комнату. Не дожидаясь, пока к ней прикоснётся тот, кто обсуждал её за стеной сортира, она поспешно шагнула вперёд. Скорей бы уж… Пусть всё решится, она больше не выдержит сколько же можно бояться.
В кресле напротив камина, вытянув ноги к огню, сидел мужчина в чёрном. При Мартином появлении он даже не шелохнулся, мрачно уставившись на пламя. Красноватые отблески плясали на лице, в полировке тяжёлого кресла, и непонятно было: то ли это живой человек застыл, как мёртвое дерево, то ли кресло под ним оживает, дышит, хочет погреться и потянуть подлокотники к огню… Марта робко сделала несколько шажков в его сторону. Остановилась. Чёрный человек повернул голову — и девушка замерла, как мышь, парализованная предсмертным ужасом перед котом.
Он был уже немолод, герцог д'Эстре, наверняка лет тридцати семи, а то и сорока, почти старик… с точки зрения молоденькой девушки. Старый — а совсем не седой, в копне иссиня чёрных волос до плеч — ни единой белой нити. Марта даже не догадывалась, сколько женщин мечтали вцепиться в эту гриву в порыве страсти; а уж сколько мужчин жаждали… небрежно поднять её, отделённую от туловища, и отбросить прочь… Ей вообще было не до мыслей. Она и лица-то светлейшего разглядеть не могла, потому что от волнения перед глазами рябили какие-то пятна.
— Итак, Анна, — обманчиво спокойным голосом проговорил всесильный герцог и наконец, поднялся, заложив руки за спину. — Ты всё-таки здесь. Не могу сказать, что рад тебя видеть. Полагаю, это взаимно. Тем не менее, объясниться нам придётся.
С каждым шагом он приближался к Марте всё ближе, пересекая громадную, как ей казалось, комнату с неотвратимостью тяжёлой ледяной глыбы, крошащей на своём пути рядовых мелких товарок. Если бы девушка могла читать по лицам, она бы поняла, что руки его светлости, сцепленные в замке за спиной, чесались слишком уж сильно — в порыве либо закатить дражайшей супруге оплеуху, либо вообще придушить на месте. Потому и прятались от греха подальше.
— … А ведь обстоятельства таковы, что тебе надо бы радоваться нашей встрече, ибо дела твои любым судом могут рассматриваться не просто как прелюбодеяние и кража, но в первую очередь как государственная измена. Каково при этом наказание — ты знаешь. Только я могу защитить тебя перед королём.
Марта открыла рот, чтобы вставить хоть словечко, но «супруг» пресёк её попытки нетерпеливым жестом.
— Помолчи.
Приблизился вплотную, плотно сжав губы. Над верхней розовым усиком тянулся рубец знаменитого шрама, из-за которого герцог и получил своё прозвище — «Троегубый»… Марта не сводила с него глаз. На какое-то мгновение ей вдруг показалось, что всё это — во сне: не может такого случиться на самом деле! Никогда не встретятся в реальной жизни настоящий герцог, живая легенда — и она, простушка из забытой богом деревеньки…
— Будешь говорить, когда разрешу. Я готов закрыть глаза на твою распущенность и даже сохранить тебе свободу — в определённых рамках, ибо намерен впредь установить за тобой самый жёсткий контроль. Но всё это — при условии, что ты немедленно возвращаешь украденное. Твой любовник так ничего и не сказал о тебе, скорее всего, не по стойкости — таких женщин, как ты, не выгораживают — а просто по незнанию. Думаю, он сам не прочь был бы воспользоваться результатами твоих трудов, но, к сожалению, — герцог развёл руками, — подробностями ему уже не поделиться. Вынужден огорчить: его кончина не была лёгкой.
Он выдержал паузу, но, не дождавшись ожидаемой реакции, подчёркнуто недоумённо приподнял брови.
— Как, ни слёз, ни горестных воплей с твоей стороны? Впрочем, правильно, самое время подумать о себе. Итак, я жду ответа.
«Вы ошиблись!» — попыталась сказать Марта, но из пересохшего горла вырвался лишь невнятный сип. Нахмурившись, герцог подхватил с письменного стола серебряный кубок.
— Вот, выпей. Не бойся, в отличие от тебя, не имею привычки травить собеседников.
Послушно хлебнув, Марта закашлялась от неожиданности: горло обожгло вином, которое она сроду не пила, разве что на причастии в церкви, да и то — оно было разбавленным и всего-то ложечка, а тут… в волнении Марта хватанула от души. Даже в глазах поплыло.