Инцел на службе демоницы 4: Гарем для чайников

— Почему? — спокойно спросил я. — Тебе не понравилось?

— Потому что так нельзя! — сцепив руки на груди, она с досадой прислонилась к стене.

Опять это нельзя — бесит уже! Медные пряди распластались по серому бетону. Ворот жакета разъехался в стороны, все больше открывая тонкую белоснежную блузку, под которой, похоже, опять не было белья. Где-то там, за дверью, была толпа, и суетливый топот ног, и голоса, и музыка, доносившаяся обрывками со сцены — а тут, среди потрескавшихся стен, тишина и только мы вдвоем. Опять все как тогда, когда мы с ней только познакомились — за одним маленьким исключением: я чувствовал себя другим.

Засунув руку в карман, я вытащил серебряное кольцо с круглым черным камнем, который в тусклом свете лампочки казался компактной бездной, и быстро нацепил его на палец.

— Узнаешь? — я показал его Джи. — Знаешь, как это действует?

Руки, сцепленные на ее груди, ошеломленно упали. На несколько мгновений она впала в ступор, рассматривая одну из игрушек Сэла — чудную вещицу, силе которой не может противиться никто.

— Но это же нечестно! — наконец выдохнула она.

Анимешный чертик на моей груди ехидно скалился. Нажав на иголку, я сорвал значок и отбросил в сторону.

— Так честнее?

Железный круглешок со звоном приземлился на холодный бетон.

— А держать тебя честно? — я шагнул к ней. — А использовать тебя честно? Они же заставляют тебя быть зверем! Заставляют подчищать всю грязь за ними! Ты же для них никто — просто оружие! Они тебя не заслуживают!..

Джи, словно в трансе, медленно подняла глаза с упавшего в пыль значка на меня.

— А я могу, — с жаром продолжил я, — дать тебе то, что никогда не дадут они! Хватит позволять им себя обманывать: с твоей Жанной это было реально несправедливо! Я это знаю, ты знаешь, и они знают. Но им плевать на справедливость! Пойми ты уже! — я заглянул в ее будто остекленевшие глаза. — И на добро плевать! И на тебя им тоже плевать! А мне нет… Выбери меня, и тебя больше никто не заставит ранить тех, кто тебе дорог! Выбери меня, если хочешь понять, что такое настоящее добро!

Сделав еще один шаг, я остановился к ней так же близко, как и тогда на комиконе. Вытяни руку — и можно погладить. Вытяни руку — и можно придушить.

— С этим кольцом ты мне все позволишь или убьешь, — камень сверкнул чернотой на моем пальце. — Таково мое желание. Ну а дальше решать тебе. Я оставляю тебе выбор.

Она застыла, раздумывая, судорожно кусая губу. Напряжение, казалось, звенело в воздухе. В этот момент в повисшую тишину вторглись отдаленные крики и музыка со сцены, словно прорвавшаяся сюда сквозь стены.

“Обманщик. Обманщик. Обманщик!

Ай килл ю, плохой мальчик…”

Саундтрек, честно говоря, был хреновым — как стакан ледяной воды, вылитый на разгоряченную голову. Несмотря на всю мою пламенную речь, ее карие глаза стала стремительно затягивать грязно-оранжевая ржавчина. Дернувшись, ее руки взлетели в воздух и опустились мне на шею, обжигая поистине могильным холодом.

— Убивай! — выдохнул я ей прямо в лицо. — Только запомни одну дату: шестое октября…

Пальцы замерли на моей коже, так и не впившись.

— Мой день рождения, — пояснил я. — Будешь отмечать его каждый год. И жалеть об этом!

В следующий миг хватка сжалась на моей шее.

— Проведешь все свое бессмертие, — выдохнул я, пока еще был воздух, — осознавая, что убила того единственного, кому на тебя было не наплевать!..

Хватка ощутимо ослабла, а потом сжалась с яростной силой, и снова ослабла, и снова сжалась. Каждым движением пальцев Джи будто затягивала меня на смертельный аттракцион, то собираясь придушить, то спасая от самой себя. Внезапно сквозь густую ржавчину в в ее глазах прорвалось огромное красное зарево — костра, на который взошла ее Жанна и на который ее заставили смотреть. И пламени обиды, которую ей приходилось скрывать и забивать в себе, служа раю. И огня мщения, который ей можно выпускать, только когда с нее снимают цепь. А потом и зарево, и ржавчину затопила вода. Из ее глаз брызнули слезы и густыми дорожками побежали по лицу.

— Ну почему?.. — Джи резко разжала руки, отпуская меня. — Почему я не могу тебя убить?.. Ведь это же так просто…

Крупные капли текли по ее щекам, попадая на губы, слетая с подбородка. Прижавшись к холодной стене, она стояла напротив меня и всхлипывала как самая обычная девчонка.

— Не можешь, — ответил я, — потому что ты меня любишь.

Не дожидаясь новой попытки меня прикончить, я притянул ее к себе и поцеловал, забирая соленые капли с ее губ, ловя ее рваные всхлипы — вновь поясняя то, что только что вбивал ей в голову словами.

— И тебе не нужно ничье разрешение, чтобы любить, — прошептал я. — На это нет никаких правил! Ты можешь все! Все, что хоче…

Закончить я не успел. Она отчаянно впилась в мои губы и, вцепившись мне в плечи, прижала к стене меня. Мы словно поменялись ролями, и уже через секунду я сам не понимал, кто кого соблазняет. Видимо, решив, что осмысления всего этого, ее голова не выдержит, Джи отключила ее окончательно — и в дело пошли инстинкты, которые, как и хватка, у нее оказались в разы сильнее человеческих и на меня работали просто безотказно. На мгновение я даже испугался, что она оторвет мне член — так голодно ее рука схватилась за мой пах. Отвечать такому жару в здравом уме было сложно — благо, после поцелуя с Лилит в здравом уме я уже не был. Так что я отключил голову следом, и мы наконец нашли общий язык.

Мои пальцы нетерпеливо скользнули под ее подол. Рывком сбросив с себя жакет — так, что пуговицы полетели в стороны, Джи прильнула ко мне еще теснее, будто требуя компенсировать немедленно тысячи лет воздержания. Вся дрожа, она стянула с меня брюки, я задрал ее юбку и, отодвинув уже изрядно намокшие трусики, вошел. Стон мгновенно улетел под потолок — такой сладкий, что я задвигался в ней как бешеный, скользя по обильной смазке, срывая новые горячие “ахи” и “охи” с ее губ, которые тут же исчезали в моих губах. А затем, постигнув механику процесса, она требовательно прижала меня к стене и, остановив, стала исступленно двигать бедрами сама.

Перехватив за талию, я прижал ее к себе еще крепче, помогая насаживаться все быстрее. Сочные полушария подскакивали от каждого толчка. Твердые набухшие бугорки жадно терлись о мою грудь, словно пытаясь разодрать тонкую ткань блузки, чтобы и сверху между нами не было преград. Ногти, зарывшись под мою майку, впивались мне в спину, губы жарко терзали мои губы, требуя все больше. Ловя подкатывающие пульсации, я чувствовал себя девственником по сравнению с тем, как трахалась она. Казалось, Джи любой ценой пыталась нащупать свою точку “джи”, и, судя по ее оглушительным стонам, ей это неплохо удавалось. Во всем от начала до конца она оставалась взбалмошной бестией — но эта бестия была моей.

Оргазм накрыл волной — такой мощной, что на миг все померкло. Даже лампочка, казалось, потухла. Когда я снова открыл глаза, лампочка как и прежде тускло светила под потолком, а в холодном подвале, который мы заметно нагрели, кроме меня не было никого. Я рассеянно стиснул пальцы, которые всего секунду назад сжимали Джи. Впервые партнерша пропадала из моих объятий так — словно растворившись в воздухе. Или это такой райский вариант оргазма?