Индекс страха

— Они будут вооружены?

— Вам решать.

— Что скажете, профессор?

Час назад Хоффман категорически отказался бы от этих предложений, объявив их абсурдными. Но призрак в трамвае подорвал его решимость. Короткие вспышки паники, точно лесной пожар, то и дело возникали в его сознании.

— Я хочу, чтобы за Габриэль тоже приглядывали. Мы считаем, что маньяк охотился за мной; а если его интересовала она?

Жену делал записи в своем личном органайзере.

— Да, мы можем это сделать.

— Пока его не арестуют, договорились? Затем мы сможем вернуться к обычной жизни.

— А как насчет вас, мистер Квери? — спросил Жену. — Следует ли нам позаботиться и о вашей безопасности?

Хьюго рассмеялся:

— Единственное, что может стать причиной моей бессонницы, — это судебный иск по поводу отцовства.

— Ладно, — сказал Квери, когда Жену ушел, — давай поговорим о презентации, если ты, конечно, в состоянии в ней участвовать.

— Я в состоянии.

— Хорошо, и поблагодарим за это Господа. Девять инвесторов — все наши клиенты, как мы и договаривались. Четыре учреждения, три с ультрасолидным собственным капиталом, два семейных дела и куропатка на персиковом дереве.

— Куропатка?

— Ладно, не куропатка. Согласен, никаких куропаток. — Квери находился в отличном настроении. На две трети он был игроком, но на одну — продавцом, и прошло довольно много времени с тех пор, как эта часть его сущности имела возможность расправить крылья. — Основные правила таковы. Первое: они подписывают документ о неразглашении всего, что узнают о нашем компьютерном обеспечении. Второе: каждый из них может привести одного, предварительно выбранного профессионального советника. Они прибудут через полтора часа. Предлагаю тебе принять душ и побриться перед их появлением: нам нужно, чтобы ты выглядел блестящим эксцентриком, а не полным безумцем. Ты уж не обижайся на мои слова. Сообщишь им наши принципы, мы покажем компьютеры и все, что с ними связано. Я буду болтать и шутить, а потом мы пригласим их на ленч в «Бо Риваж».

— Сколько мы рассчитываем получить?

— Я хотел бы миллиард, но соглашусь на семьсот пятьдесят миллионов.

— А комиссия? Что мы решили? Оставим два двадцать?

— Твое мнение?

— Я не знаю. Это твоя область.

— Если мы назовем цифру выше, чем принятая, то будем выглядеть жадными, ниже — лишимся их уважения. Учитывая наши успехи в данной области, это рынок, но я все равно склоняюсь к двум двадцати. — Квери отодвинул стул и положил на стол ноги одним легким уверенным движением. — Сегодня для нас очень важный день, Алекс. Мы целый год готовились к тому, чтобы им это показать. И они с нетерпением ждут нашей презентации.

Два процента годовых с миллиарда долларов равнялись двадцати миллионам, и это всего лишь за то, что он пришел сегодня утром на работу. Поощрительная премия в двадцать процентов с вложения в миллиард долларов, если эти двадцать процентов вернутся — скромные деньги по меркам Хоффмана, — еще сорок миллионов в год. Иными словами, ежегодный доход в шестьдесят миллионов долларов за работу, которая займет половину утра, и еще два часа мучительной болтовни в дорогом ресторане. Даже Хоффман был готов за это пострадать.

— А кто именно к нам приедет? — спросил он.

— Ну ты же знаешь, обычные подозреваемые. — Квери в течение десяти минут рассказывал о гостях. — Но тебе нет нужды беспокоиться. Я возьму их на себя. Ты только расскажи им про свои драгоценные алгоритмы. А теперь иди, отдохни немного.

Глава 5

Едва ли существует способность человека более важная для его интеллектуального прогресса, чем внимание. Животные обладают этим качеством — например, кошка, наблюдающая за норкой мышки, когда она готовится прыгнуть на свою жертву.

Чарлз Дарвин. Происхождение человека (1871)

Кабинет Александра ничем не отличался от кабинета Квери, если не считать отсутствия чертежей яхты и любых других украшений за исключением трех фотографий в рамках. На одной из них Габриэль, снятая на пляже Памплон в Сен-Тропе, смеялась, глядя в камеру; солнце освещало ее лицо со следами засохшей соли на щеках после долгого заплыва в море. Хоффман никогда не видел человека, столь же полного жизни, и всякий раз, когда на нее смотрел, у него поднималось настроение.

На другой сам Александр, в 2001 году, в жесткой желтой шляпе стоял на глубине 175 метров под землей, в туннеле, в котором будет находиться Большой адронный коллайдер. Третья изображала Квери в смокинге — он получал в Лондоне премию, как лучший менеджер года Алгоритмического хеджевого фонда от министра правительства лейбористов. Как и следовало ожидать, Александр отказался присутствовать на церемонии. Хьюго поддержал его решение, что позволило повысить таинственность компании.

Хоффман закрыл дверь и обошел прозрачные стены своего кабинета, опуская жалюзи. Потом повесил на крючок плащ, вытащил из кармана диск с результатами сканирования своего мозга и постучал по нему костяшками пальцев, раздумывая, что делать дальше. На его письменном столе ничего не лежало и не стояло, за исключением шести экранов информационной системы Блумберга, клавиатуры, мыши и телефона. Он сел в ортопедическое вращающееся кресло с подголовником и пневматическим механизмом наклона, которое стоило две тысячи долларов. Затем открыл нижний ящик и засунул диск подальше, чтобы больше его не видеть. Захлопнув ящик, включил компьютер. В Токио Никкэй 225 [23] опустился к закрытию торгов на 3,3 процента. Корпорация «Мицубиси» потеряла 5,4 процента, «Джепэн петролеум эксплорейшн компани» — 4 процента и «Никон» — 3,5 процента. Фондовый индекс «Шанхай композит» упал на 4,1 процента — минимум за последние восемь месяцев.

23

Один из важнейших фондовых индексов Японии.

«Все превращается в беспорядочное бегство», — подумал Хоффман.

Внезапно, еще до того, как он понял, что происходит, экраны начали расплываться у него перед глазами, и он заплакал. У него задрожали руки, он услышал тихий вой, верхняя часть тела конвульсивно задергалась.

«Я разваливаюсь на кусочки», — подумал он, в полнейшем расстройстве опустив голову на стол.

И в то же время Александр отстраненно наблюдал за своим срывом, словно находился на потолке и смотрел на себя сверху. Он быстро и тяжело дышал, как загнанный зверь. Через пару минут, когда приступ прошел и Хоффман сумел восстановить дыхание и понял, что чувствует себя гораздо лучше, его охватила легкая эйфория — дешевый катарсис после слез: он вдруг сообразил, что это может войти в привычку. Александр сел, снял очки, вытер глаза дрожащими кончиками пальцев и нос тыльной стороной ладони, потом щеки.

— Господи, — прошептал он. — Господи.

Пару минут Хоффман просидел в полнейшей неподвижности, пока не ощутил уверенность, что окончательно пришел в себя. Затем встал, подошел к плащу и взял книгу Дарвина. Положив ее на письменный стол, сел в кресло. Зеленая ткань — прошло сто тридцать восемь лет с момента издания — успела слегка потускнеть. Да и вообще, книга совершенно не соответствовала его кабинету, в котором не было ни одного предмета старше шести месяцев. После некоторых колебаний Хоффман открыл ее на том месте, где закончил чтение вскоре после полуночи.

«Глава XII. Неожиданность — Удивление — Страх — Ужас».

Хоффман вытащил закладку и разгладил ее. «Розенгартен энд Нидженхьюз, антикварные научные и медицинские книги», основана в 1911 году.

Он потянулся к телефону, после коротких колебаний принял решение и набрал номер магазина в Амстердаме.

Довольно долго никто не брал трубку: но тут удивляться не следовало, часы показывали только восемь тридцать утра. Хоффман к времени относился своеобразно: если он сидел за своим письменным столом, то остальные тоже должны были работать.