Indileto [poмaн в 22 уровнях]
Шрифт:
Лапидус посмотрел на свои ботинки и подумал, что если бы у него был пакет, то он бы поменял его на сумку с деньгами ни на минуту не задумываясь. Эвелине — пакет, ему, Лапидусу, сумку. Сколько, интересно, в ней было? Сто тысяч, двести, триста? Или больше? Например, миллион? На ботинки в любом случае бы хватило. И тут Лапидус увидел то, что искал.
«INDILETO», было написано на стене под самым потолком. Причем — синей краской, как и на том зеленом заборе. Манго — Манго был не прав, надпись сделана именно синей краской, даже дальтонику ясно. Лапидус пожалел, что у него нет
— Эй, — услышал он за своей спиной, — ты чего это делаешь?
Лапидус с трудом, но открыл глаза. Эвелина, стоя на коленях, пристально смотрела ему в лицо. — Ты чего это делаешь, — опять спросила Эвелина, — взял да и грохнулся, ноги ослабли?
— Я увидел надпись, — сказал Лапидус.
— Ну и что, — сказала в ответ Эвелина, но потом все же поинтересовалась: — какую это надпись ты увидел?
— Там было написано «INDILETO», синей краской…
— Ты сумасшедший, — сказала Эвелина, — ты всегда такой, с детства?
— Не знаю, — смущенно ответил Лапидус, пытаясь встать и смотря на Эвелину, — только сейчас он смог рассмотреть ее внимательно.
— Чего смотришь? — спросила Эвелина. — Не нагляделся еще?
Лапидус не ответил, он опять закрыл глаза, но подземный переход исчез, будто его никогда и не было. Лапидус открыл глаза — да, все правильно, поляна, сосны, небо, машина, Эвелина, Эвелина, машина, небо, сосны, поляна, поляна…
— Эй, — окрикнула его Эвелина, — смотри, сейчас опять в обморок упадешь!
Лапидус встал и пошел к краю поляны.
Край поляны обрывался, внизу шумела вода.
Лапидус обернулся и посмотрел в центр поляны.
Эвелина уже стояла у машины, дверка со стороны водителя была открыта.
— Ты это… — закричал Лапидус, — вы это… А я! Я-то как?
Эвелина засмеялась и села в машину. Лапидус побежал, точнее, попытался бежать, но ноги не слушались, он сделал несколько шагов и опять упал на землю.
Он лежал на земле и слушал, как работает включенный двигатель.
— Десять сорок пять, — прокуковала кукушка, сидя на сосновой ветке.
Машина тронулась и начала пятиться в сторону лесной дороги, той самой, по которой они и приехали сюда.
— Эй, — закричал Лапидус и начал ползти в сторону машины, — а я, а меня, что мне тут делать?
— Увидимся! — крикнула ему на прощанье Эвелина через открытое окно, машина развернулась и исчезла среди деревьев.
Лапидус упал лицом в траву, в голове опять поплыли радужные и яркие круги.
Эвелина сняла темные очки и пристально посмотрела в глаза Лапидусу. — Ты меченый, — как–то очень нежно и печально проговорила она, — стоит только на тебя посмотреть, как сразу понимаешь, что ты меченый, откуда ты такой взялся?
— Я вляпался, — ответил Лапидус, отгоняя круги рукой, но они не исчезали.
— Это не то слово, — возразила ему Эвелина, — ведь ты не просто вляпался, ты попался, Лапидус!
— Я всегда жил в зоне неудач, — сказал Лапидус, — я в ней родился и в ней вырос…
— И поэтому ты оказался на этом
перекрестке? — спросила Эвелина.— Шел дождь, — сказал Лапидус, — очень сильный дождь, я промок до нитки, а тут ты остановила машину…
— Тебе не надо было в нее садиться, — жестко сказала Эвелина, а потом добавила: — Хотя кто знает…
Лапидус открыл глаза — солнце припекало, солнце было в зените, если бы кукушка захотела, то она прокуковала бы полдень. Голова у Лапидуса раскалывалась, ему хотелось окунуть ее во что–нибудь очень холодное, например, в холодную проточную воду. Лапидус встал и огляделся.
Он был один, трава, примятая колесами доставившей его сюда машины, уже почти распрямилась. Солнце действительно было в зените, сосны отбрасывали на поляну четкие грифельные тени. Их можно было даже сосчитать, но Лапидус решил этого не делать — и тени, и сосны остались не сосчитанными.
Лапидус почувствовал, что, несмотря на головную боль, он хочет есть. И пить. Вначале даже скорее пить, чем есть. У него с собою ничего не было, он не знал, где он, хотя и знал, как тут оказался. Лапидусу опять захотелось завыть, как тогда, в машине, когда вначале за рулем сидела брюнетка, потом, когда Лапидус закрыл и открыл глаза, то это уже была блондинка.
Лапидус завыл и пошел прочь с поляны. Он подошел к самому краю, сосны остались за спиной, перед ним был обрыв, а под обрывом — берег.
Блондинка опять превратилась в брюнетку, у брюнетки было странное имя — Эвелина. Это Лапидус помнил очень хорошо.
Берег был узким, после весеннего разлива река еще не совсем вошла в берега.
Лапидус вздохнул, поежился, потом опять вздохнул. Обрыв был высоким, а Лапидус боялся высоты. Можно было, конечно, найти пологий спуск, но голова болела все сильнее, и ее хотелось окунуть в воду. Лапидус опять зажмурился и подошел к самому краешку обрыва. Он встал на краешек и осторожно открыл глаза.
Река текла быстро, река шумела, река пела какую–то очень приятную песню, совсем не похожую на те, что доносились из приемника в машине.
«All girls in the world…»
Обрыв был метра два, может быть, два с половиной, но прыгать Лапидусу не хотелось.
Он представил, как он прыгает, и с хрустом и каким–то неприятным скрежетом и треском ломаются его кости.
В багажнике машины явно должна была быть веревка. Белая веревка, смотанная аккуратным мотком. Если бы он догадался попросить ее, то Эвелина навряд ли бы отказала, она дала бы ему веревку, и он смог бы спуститься на берег. Хотя Эвелина могла бы и не оставлять его здесь, на этой поляне, возле обрыва, у берега, около реки…
Лапидусу захотелось плакать.
У него не было веревки, обрыв был высотой не меньше двух метров.
Лапидус закрыл глаза и шагнул вперед.
Он шагнул вперед так далеко, что с головой окунулся в холодную, быстротекущую, зеленоватую воду.
Вынырнул, отфыркался и по–собачьи поплыл к берегу.
На берегу, чуть левее обрыва, он заметил фигуру рыбака, пристально всматривающегося в незаметный Лапидусу поплавок.
Рыбак поднял голову, посмотрел на Лапидуса и замахал ему рукой.