Индия глазами русского Шивы. Роман-путеводитель
Шрифт:
– Не-а, не читал. Но даже если бы на глаза попалось – это для меня ничего бы не значило. Я про троллинги и прочую лабуду все сам знаю. И Интернету в смысле помойки ни фига не доверяю!
– Да? – Моя собеседница подняла на меня заплаканные глаза. – А я думала, все читают и верят. У меня в скором времени начались серьезные проблемы на работе. Чтобы удержаться, нужно было начинать войну, грызться за сюжеты, заворачивать интриги. А я хотела, да не могла… Ходила как ватная в трансе. А еще через короткое время мой муж сам подал на развод. Это просто гром среди ясного неба для меня был! Удар в спину. Он сказал, что я достала его своими психозами, подозрениями и истериками и он больше не нуждается во мне. Что он уходит от меня – к другой, которая ничего не требует… Состоялся скандальный развод. Муженек не оставил мне практически ничего, хорошо –
– Ну, это не удивляет. Узнаю методы превращения в отбивную «по-московски»!
– Стыдно признаться, – помолчав, продолжила Света-Клара, – у меня от всего этого была попытка суицида, я попала в клинику. Потом ожесточилась и стала мстить Михаилу, его подружкам. Оставшиеся деньги на это потратила. Моя брачная история стала моим наваждением! Я не могла не думать о Михаиле, оставить его в покое. Достучаться до его совести пыталась, звонила на работу, писала. Естественно, получила в ответ по полной программе. У него же колоссальные возможности. Видимо, он пообщался с моим шефом. Меня сначала унизительно отстранили от эфира, а потом вообще уволили. Все это сопровождалось всяческими «сливами» в желтой прессе, в Сети, само собой. Сил в потоке прорвавшейся канализации выгребать уже не оставалось. Недруги, понятное дело, ликовали. Дементьева за месяц стала новой звездой канала, потом под нее открыли передачу. Я всегда думала, что у меня много друзей. Но после увольнения их не осталось вовсе. Вот, Оксанка только…
– Я просто из другой тусовки, мы по детству еще знакомы… Я сама в ужасе была, когда все это со Светкой происходило! Я не понимала, как люди на все это способны. Но помочь ничем не могла.
– А родители от меня отвернулись, – продолжила, немного успокоившись, Клара-Света. – Они считали, что я сама во всем виновата. И в уходе Михаила, и в увольнении с ящика. Что с моим дурацким характером я нигде не ужилась и всю жизнь испортила. Я не могла больше устроиться на работу, поскольку мой бывший муж потрудился, чтобы этого в Москве не произошло. Мне с утра до вечера звонили знакомые, расспрашивали о разводе, о том, как меня уволили с канала. Это был полный крах жизни. Я не знала, что делать. И тогда я уехала.
– В Германию?
– Да, в Гамбург, там у меня тетка по матери живет. Пожалела меня, пригрела, у нее своя печальная история в жизни была. В общем, я все бросила в один день – и сожгла мосты. Поэтому сменила имя и фамилию. Стала Кларой Полонски. Света, Клара – без разницы, все об одном. Взяла теткину фамилию. Но думаешь, меня там оставили в покое? Нет, тоже доставали. Я пыталась отгородиться от своего прошлого. Начала все с нуля. Сначала, конечно, тяжеловато было. Я же никогда в жизни об эмиграции не думала, никуда уезжать из Москвы не собиралась. Потом немного освоилась, нашла одну работу, вторую. Сейчас пишу статьи для местной русскоязычной газеты. Только в душе покой так и не наступил. Как вспомню обо всем – рыдать начинаю. Вот, Оксанка посоветовала приехать сюда.
– Я слышала от знакомых, что Индия успокаивает, просветляет. Это правда? – подала голос подруга и с робкой надеждой посмотрела на меня.
– Правда, – ответил я максимально убедительно. – У многих после поездки в Индию меняется жизнь. Главное, открыться сердцем, отдаться в руки судьбы и не чинить препятствий.
– Спасибо. Я буду верить, что и у меня изменится! – пролепетала Клара-Света и вдруг улыбнулась сквозь слезы.
– Слушай! – продолжил я. – Ты такая красивая… Все еще будет!
– Вот и я также ей говорю, а она – не верит! – торжествующе подытожила Оксанка.
Девчонки улеглись. Я смотрел сверху, как уснула Клара-Света. Оксана, напротив, долго вздыхала, ворочалась.
– Ты, правда, думаешь, что у нее все обустроится? – вдруг прошептала она. – Мы вообще-то от врачей сбежали. У нее диагноз – маниакально-депрессивный психоз на нервной почве… Боюсь я за нее.
– Чушь все диагнозы, просто она перестрадала много. Проколбасило ее, будто суслика под танком. Ей нужно увидеть в жизни что-то другое, оторваться от того, что мучает. Не сомневаюсь, что у нее еще все будет хорошо! Сдается мне, она этого заслуживает, поверь! – Я поймал себя на том, что и на самом деле ненадолго почувствовал себя исповедником-спасателем. При этом, видимо, посмотрел на Оксанку таким гипнотизирующим
взглядом, что она не смогла усомниться.– Верю! – прошептала она, хлюпая носом, и отвернулась.
Наутро Клара-Света явилась тихой, отрешенной и выразительно бледной. Не возвращаясь больше к вчерашнему разговору, мы на перекладных добрались до Дхарамсалы. Там я пробыл с девчонками несколько дней. Они радовались всему: горам, водопадам, дождю. Я проводил их на автобус до Куллу, а сам решил немного задержаться в гималайских предгорьях – мне тут понравилось. Я крепко поцеловал Клару-Свету на прощание. Как будто часть своей уверенности ей передал. Она смотрела на меня с доверием и надеждой, и от этого мне стало не по себе. До мельчайших черточек я запомнил ее тонкое, оттененное прошлым страданием выразительное лицо.
В Дхарамсале я с ужасом вдруг заметил, что у меня заканчиваются деньги. На смену финансовому благополучию, оказавшемуся иллюзией, пришла растерянность – как новое, неожиданное ощущение. За время жизни в Индии я строго уверовал в то, что рупии резиновые. Этакое растяжимое понятие. На помощь Виталика больше рассчитывать не приходилось. Надо было придумывать что-то на месте.
Городок Дхарамсала похож на лоскутное одеяло: состоит из нескольких соединенных между собой проезжей дорогой поселков. В первое время я поселился за копейки в Дхарамкоте вместе с веселой интернациональной группой европейских тусовщиков лет двадцати двух—двадцати пяти, которые арендовали небольшой домик. Прямо из окон открывался вид на заснеженные горные пики. Все было бы просто здорово, если бы не ежедневный ритуальный разгул молодежи с травой и алкоголем. Я не ханжа, но уже через неделю меня это стало здорово утомлять. Я приходил в домик только ночевать и забивался в свой угол на втором этаже, а дни проводил, изучая окрестности.
Дорожки в Дхарамкоте неровные, с каменными ступенями, прыгающими вниз и вверх. Зато за пятнадцать минут можно пешком дойти до скромного водопада. Не Ниагара, конечно, и даже не Кивач, но все равно приятно. И за неимением иных – местная гордость и природная достопримечательность. Чуть ниже водопад превращается в узкую и неопасную горную речку. В ней монахи из окрестных буддистских монастырей и общин обычно стирают белье. Банно-прачечный комбинат под открытым небом. За этим процессом весьма любопытно наблюдать: когда монахи снимают свои яркие одеяния, под ними оказываются привычные, европейского покроя трусы да майки. Ожидаешь чего-то специфического, не подчиненного цивилизации. Монахи раскладывают свои одежды на камнях, намыливают их или просто усердно трут камнями. Споласкивают под проточной водой и сушат тут же, на берегу. В некоторые дни, если смотреть с горы, весь берег реки в ярких оранжевых и бордовых пятнах. Молодые монахи резвятся, плещут друг друга холодной водой, смеются.
Отсюда же можно подняться неспешно в горы – взойти на Триунд, добраться до снеговой линии по узкой каменистой тропе. Иногда навстречу попадаются пожизненно грустные ишаки, которые медленно спускаются с гор с поклажей. Я быстро усвоил, что лучше не вставать у края тропы: можно сорваться. Так с зазевавшимися туристами и происходит: несколько раз в год обязательно кто-нибудь тут разбивается.
Мне очень понравился местный климат: нежарко, летом в неделю – пара дождливых дней. Тогда с гор несутся мутные коричневые потоки. Но уже через несколько часов влага, поискрившись на ярком горном солнце, стремительно высыхает. В сезон дождей, конечно, с неба льет сутками как из ведра. Но это всего три-четыре месяца в году. Их вполне можно переждать где-то в другом месте, ближе к югу.
Растительность тут тоже красивая, в горах много деревьев, хвойный воздух душистый и терпкий. Жаль, что нельзя есть местную землянику, которой тут, как назло, огромные поля. Но всегда существует опасность подцепить вместе с сочной ягодой какую-нибудь кишечную палочку. И надолго подружиться с унитазом.
Мне в первое время было не до красот: я мучительно думал, чем бы подзаработать на жизнь – деньги стремительно таяли. В один из вечеров в кафе я разговорился с индусом Раджнишем, владельцем одной из местных гостиниц в Маклеодганже, местечке в Верхней Дхарамсале, где все иностранцы обычно и останавливаются. Такое звучное название: я все гадал, что оно означает. К гандже, кстати, как многие туристы думают, не имеет никакого отношения. В дословном переводе: рынок некоего Маклеода, британца, который в этих местах когда-то был важным колониальным вельможей.