ИНДУСТРИЯ ХОЛОКОСТА
Шрифт:
В журнале "Нью-Йорк Тайме бук ревью" Эли Визель восхвалял эту книгу как "одно из лучших" обвинений нацизма, "написанное с глубокой откровенностью и сентиментальностью". Синтия Озик хвасталась, что она сразу же догадалась, что Косинский — это еврей, переживший холокост. Даже когда Косинский позже был разоблачен как литературный мошенник, Визель продолжал осыпать похвалами его "замечательное произведение". [99]
Книга Косинского стала одним из основных текстов ХО-ЛОКОСТА. Она была бестселлером, получила премии, ее перевели на многие языки и преподавали в высших школах и колледжах. Косинский разъезжал с лекциями и называл себя "Эли Визелем по дешевке" (те, кто не мог рассчитывать на гонорары Визеля — «молчание» стоит недешево, — обращались к нему). Даже когда его наконец разоблачили, "Нью-Йорк Тайме" продолжала защищать его, утверждая, будто Косинский пал жертвой коммунистического заговора. [100]
99
Geoffrey Stokes and Eliot Fremont-Smith, "Jerzy Kosinski's Tainted Words", in Village Voice (22. Juni 1982). John Corry, "A Case History: 17 Years of Ideological Attack on a Cultural Target:, in der New York Times (7. November 1982).
100
Франкфурт-на-Майне, 1995. О подоплеке мошенничества Вилькомирского см. также Елена Лаппин "Человек с двумя головами" ("Гранта", № 66) и Филип Гуревич "Кража холокоста" ("Нью-Иоркер" от 14 июня 1999)..
Другой пример мошенничества — «Обломки» Биньямина Вилькомирского, [101] беззастенчивый плагиат с халтурной книги Косинского. Как и Косинский, Вилькомирский изображает себя одиноким ребенком, к тому же немым, выросшим в сиротском приюте и лишь позже узнающим, что он еврей. Как и книга Косинского, «Обломки» — бесхитростный рассказ наивного ребенка, мысли которого заняты лишь самым необходимым, поэтому описание времени и места может быть расплывчатым. Как и в книге Косинского, каждая глава «Обломков» заканчивается оргией насилия. Косинский характеризует свою книгу как "медленное оттаивание души",
101
Сильное «литературное» влияние на Вилькомирского оказал также Визель. Сравним следующие пассажи:
Вилькомирский: "Я смотрел в их широко раскрытые глаза, и мне сразу стало ясно: эти глаза знали все, они видели все, что видели и мои глаза, эти глаза знали несравненно больше, чем все прочие в этой стране. Это были глаза, которые я знал. Тысячи раз я видел их, и в лагере, и позже. Это были также глаза Каролы. Эти глаза рассказывали тогда нам, детям, все. Их взгляд проникал в меня до глубины души" ("Обломки", с. 130).
Визель: "Глаза — я должен рассказать тебе об их глазах. Я должен начать с них, потому что их глаза — это самое первое, и в них содержится все. Остальное может подождать. Оно лишь подтвердит то, что ты уже знаешь. Но их глаза — они были воспламенены несокрушимой истиной, которая горела в них и не гасла. Перед ними ты можешь только смущенно молчать, опустить голову и выслушать их приговор. Видеть мир таким, каков он есть, это все, чего ты хочешь. Ты взрослый человек, умный и опытный человек, и вдруг ты ощущаешь бессилие и ужасную опустошенность. Эти глаза напоминают тебе о твоем детстве, о том, что ты был сиротой, они доводят тебя до того, что ты теряешь веру в силу языка. Эти глаза отрицают ценность слов, и потребность в языке исчезает" ("Молчащие евреи", Нью-Йорк, 1966, с. 3).
Визель воспевает «глаза» на протяжении еще полутора страниц. Литературное мастерство сочетается у него с диалектическим. В одном месте Визель признает: "В отличие от многих либералов я верю в коллективную вину", а в другом месте он пишет: "Я не верю в коллективную вину" (Визель "Против молчания", том П, с. 134. Визель "И море", с. 258, 389)..
Вилькомирский свою — как "вновь обретенные воспоминания".
"Обломки", выдуманные от начала и до конца, стали тем не менее архетипом воспоминаний о ХОЛОКОСТЕ. Они начинаются с описания концлагеря, где каждый надзиратель — безумное, садистское чудовище, которое с наслаждением разбивает черепа новорожденных еврейских младенцев. Но классические воспоминания о нацистских концлагерях совпадают с тем, что говорит бывшая узница Освенцима д-р Элла Лингенс-Рейнер: "Садистов было немного, не более 5-10 %". [102] Но в литературе о ХОЛОКОСТЕ, наоборот, подчеркивается садизм всех немцев. Этим преследуются две цели: "документально подтверждается" уникальная иррациональность ХОЛОКОСТа и фанатичный антисемитизм злодеев.
102
Бернд Науман. «Освенцим». Франкфурт-на-Майне, 1965, с. 115. См. также Бирн и Финкелыптейн "Нация на испытательном стенде", с. 67–68, где можно найти подробную документацию..
"Обломки" занимают особое место, так как в этой книге меньше говорится о жизни в эпоху холокоста, чем о последующем периоде. Маленькому Биньямину, которого усыновила швейцарская семья, пришлось пережить новые мучения. Он попал в мир, в котором отрицают холокост. "Теперь ты должен это забыть, забыть, как страшный сон, — говорит ему мать. — Это был только страшный сон. Ты должен все забыть". "В этой стране, — возмущается он, — все постоянно говорят о том, что я должен забыть, что этого никогда не было, а только приснилось мне. Но ведь они знали обо всем этом!"
Даже в школе "мальчики показывают на меня пальцами, грозят кулаками и кричат: "Ты все выдумал! Этого не было. Лжец! Сумасшедший идиот!" (Заметим от себя: разве эти мальчики не были правы?) Все дети неевреев объединялись против бедного Биньямина, били его, распевали антисемитские песенки, а взрослые добавляли ему мучений, говоря:
"Ты все это выдумал".
Биньямин переживает феномен холокоста под влиянием горького отчаяния. "Лагерь все еще здесь, он только спрятан и хорошо замаскирован. Люди сняли униформу и одели красивую одежду, чтобы их не узнали. Скажи им только тихо, что это может быть, что ты еврей, и ты увидишь: это все те же люди. И я уверен, они могут убивать и без униформы". «Обломки» — это нечто большее, чем преклонение перед догмой холокоста, это ее последнее доказательство: даже в нейтральной Швейцарии все неевреи хотят убивать евреев.
"Обломки" стали классикой литературы о холокосте. Эту книгу перевели на десяток языков, она получила
еврейскую национальную книжную премию, премию журнала "Джуиш Квортерли" и премию памяти Шоа. Как звезда документации, главный оратор на конференциях и семинарах по холокосту и собиратель пожертвований на музей памяти холокоста в США Вилькомирский быстро стал вывеской ХОЛОКОСТА.Даниэль Гольдхаген, который восхваляет «Обломки» как "маленький шедевр", стал главным защитником Вилькомирского в академических кругах. Наоборот, известные историки, такие как Рауль Хильберг, давно уже говорили, что «Обломки» — это лживая книга. Когда обман был раскрыт, Хильберг задал правильные вопросы: "Как могла эта книга выйти в нескольких издательствах как книга воспоминаний? Как могли посылать приглашения этому г-ну Вилькомирско-му музей памяти холокоста в США и уважаемые университеты? Почему не контролируется качество материалов о холокосте до их публикации?" [103]
103
Елена Лаппин, цит. соч. Хильберг всегда задает правильные вопросы. Поэтому индустрия холокоста считает его изгоем. См. Хильберг "Политика памяти", в разных местах..
Вилькомирский, наполовину фантазер, наполовину шарлатан, жил, как выяснилось, всю войну в Швейцарии. К тому же он вообще не еврей. Тем не менее индустрия холокоста продолжает кричать:
Артур Самуэльсон (издатель): «Обломки» — хорошая книга. Неверно только считать ее документальной. Я бы скорее отнес ее к категории беллетристики. Пускай описанное в ней неправда — тем лучше для автора".
Кэрол Браун Джейнуэй (издательница и переводчица):
"Пусть выдвинутые обвинения верны, но спор идет не о поддающихся проверке эмпирических фактах, а о реалиях духовной жизни, душу же контролировать невозможно". [104]
104
Elena Lappin, "The Man with Two Heads" in Granta, Nr. 66..
И это еще не все. Израиль Гутман — один из руководителей мемориала Яд Вашем, читает лекции в Еврейском университете. Кроме того, он сам был узником Освенцима.
По Гутману, "не так уж важно", выдумка «Осколки» или нет. "Вилькомирский описал историю, которую он глубоко прочувствовал, это несомненно… Он не обманщик. Он глубоко пережил эту историю в своей душе. Его боль подлинная". Поэтому неважно, провел ли он войну в концлагере или в швейцарском шале; Вилькомирский не обманщик, если "его боль подлинная". Так аргументирует бывший узник Освенцима, который стал экспертом по холокосту. Другие за такие аргументы заслуживают презрения, Гутмана можно только пожалеть.
Журнал «Нью-Йоркер» озаглавил свою статью об открытии этого обмана "Кража холокоста". Вчера еще Вилькомирского восхваляли за его истории о злых неевреях, сегодня его самого клеймят как еще одного плохого нееврея. Всегда виноваты неевреи. Да, Вилькомирский выдумал свое прошлое. Но истина заключается в том, что индустрия холокоста, основанная на присвоении обманным путем истории в идеологических целях, готова была прославлять выдумки Вилькомирского. Это был еще один "переживший холокост", который ждал того, чтобы его открыли.
В октябре 1999 г. немецкое издательство, которое выпустило книгу Вилькомирского, публично заявило после того, как оно изъяло «Осколки» из книжных магазинов, что ее автор — не бывший еврейский сирота, а родившийся в Швейцарии Бруно Дессеккер. Узнав, что игра проиграна, Вилькомирский продолжал упрямо настаивать: "Я Биньямин Вилькомирский!" Только месяц спустя изъяло «Осколки» из своей программы американское издательство Шоккен. [105]
Теперь о второсортной литературе о холокосте. Отличительным признаком этой литературы является то место, которое отводится в ней "арабской связи". Хотя муфтий Иерусалимский, как пишет Новик, "не играл заметной роли при холокосте", 4-томная "Энциклопедия холокоста" (издатель — Израиль Гутман) [106] » приписывает ему главную роль. И в мемориале Яд Вашем имя муфтия стоит в верхней части списка организаторов холокоста. "Посетителя наводят на мысль, — пишет Том Сегев, — что между уничтожением евреев немцами и арабской враждебностью к Израилю есть общие черты". Во время богослужения в память жертв Освенцима, в котором приняли участие священнослужители всех конфессий, Визель отметил только присутствие мусульманского кади: "Забыли Хаджи Амина эль-Хуссейни, муфтия Иерусалимского, друга Гиммлера"? Кстати, если этот муфтий играл столь важную роль в "окончательном решении", позволительно спросить, почему Израиль не привлек его, как Эйхмана, к суду? Ведь после войны он жил совершенно открыто совсем рядом, в Ливане. [107]
105
"Publisher Drops Holocaust Book", in der New York Times (3. November 1999). Alan Hall and Laura Williams, "Holocaust Hoaxer?" in der New York Post (4. November 1999)..
106
"Publisher Drops Holocaust Book", in der New York Times (3. November 1999). Alan Hall and Laura Williams, "Holocaust Hoaxer?" in der New York Post (4. November 1999)..
Enzyklopaedie des Holocaust. Die Verfolgung und Ermordung der europaeischen Juden, hg. Von Israel Gutman; нем. издатели. Von Eberhard Jaeckel, Peter Longerich, Julius H. Schoeps, Berlin: Argon 1993 und Muenchen: Piper 1998 (Прим. издательства).
107
Novick, The Holocaust, 158. Segev, Die siebte Million, 558. Wiesel, Und das Meer, 337..
Особенно после злосчастного вторжения Израиля в Ливан в 1982 г., когда израильские пропагандистские утверждения были подвергнуты уничтожающей критике "новыми историками", апологеты Израиля отчаянно старались очернить арабов как нацистов. Известный историк Бернард Льюис посвятил нацистской идеологии в арабских странах целую главу своей краткой истории антисемитизма и целых три страницы своей краткой истории Среднего Востока за последние 2000 лет. На либеральном фланге ХОЛОКОСТА Майкл Бирнбаум из вашингтонского музея памяти холоко-ста великодушно признал, что "камни, которые бросают молодые палестинцы, возмущенные присутствием Израиля, — это не то же самое, что налеты нацистов на безоружных гражданских евреев". [108]
108
Bernard Lewis, Semites and Anti-Semites (New York:1986), Кар. 6; Lewis, The Middle East (New York: 1995), 348–350. Berenbaum, After Tragedy, 84.