Инфант (сборник)

Внешний облик старухи показался мне малоинтересным. Это была обычная женщина лет шестидесяти пяти, с коротко стриженными, зализанными назад седыми волосами. Выражение ее лица сочетало необъяснимую растерянность и в тоже время строгость. Из особых примет, можно было выделить, пожалуй, несвойственную ее возрасту стать и стройность. Глядя на старуху, складывалось впечатление, что она стоит не во дворе, а, как минимум на танцплощадке.

Спускаться снова вниз стало лень да и чтобы я сказал ей? Посетовал бы на ее вечные разговоры, пригрозил или еще что-то в этом роде? Всё, пришедшее мне на тот момент в голову в одно мгновение показалось неубедительным и бесполезным.

Вторая половина отпуска постепенно становилась обузой. Наступил момент, когда я чуть было не решился сменить квартиру. Старухины бредни поступательно подрывали мою психику. Дошло до того, что своим спальным местом пришлось избрать кухню, (вторая комната была заперта), хотя и там старушечий голос великолепно прослушивался. Любопытство, которое еще недавно овладевало мной, бесследно улетучилось. На его смену пришли: раздражение, апатия, а в последние дни и депрессия. Мне стало без преувеличения все равно, что творится за тонкой перегородкой, гордо называемой стеной. В конце концов, где-то в глубине души я ощутил смирение и с тем, что мой так ожидаемый отпуск пропал по чем зря.

Но неожиданно случилось то, чего я еще недавно желал с нетерпением.

Должен пояснить, что мои последние дни пребывания в Ялте были отмечены прогрессирующим пьянством, если не сказать, алкоголизмом. Я бессовестно пил, потому как мечты, надежды, фантазии в ожидаемом качестве упорно не сбывались, и необходимо было хоть чем-то скрасить унылое существование. Как-то в один из таких дней, возвращаясь восвояси в изрядном подпитии, я наткнулся на свою соседку, мирно сидящую на лавочке во дворе. Мысль о том, что ее квартира, скорее всего, осталось не запертой (так поступали многие местные жители, ненадолго выходя во двор) пришла мгновенно. К тому же, при взгляде на старуху в ее руках не обнаруживалось ничего напоминающего ключей, да и карманов на ее халате не нашлось. Я быстро зашагал по направлению к подъезду, поднялся на нужный этаж и приятно удивился силе собственной интуиции. Металлическая дверь была чуть приоткрыта. Вряд ли бы я осмелился войти, не будь подшофе. В итоге, именно алкоголь сыграл в этой истории решающую роль.

Навстречу боязливой походкой, подметая брюхом паркет, вышел огромный жирный кот. Он был настолько толст и неуклюж, что мне стало его жаль.

– Ах вот с кем болтает старая грымза! – пугаясь собственного голоса, рассмеялся я.

Кот не обратил на мою реплику ровно никакого внимания, чуть покосился на приоткрытую дверь и теперь отчего-то с важным видом прошёл в кухню. Я уже собрался выйти вон, когда мой взгляд случайно упал на кресло, выглядывающее из большой комнаты. В кресле, спиной ко мне сидел человек. Его голова, облачённая в густой, ярко-коричневый парик была опущена и чуть наклонена в сторону. Рядом, на большом трюмо валялись какие-то тряпки и довольно объемные склянки с надписями «Цинк» и «Формалин». Я подумал, что человек, скорее всего и есть парализованный муж, который теперь спит.

– Добрый вечер! – нарочито громко произнес я, – у вас дверь не заперта…

Человек не отозвался. Я еще раз сказал тоже самое, для верности заливисто прокашлялся и осмелился пройти в комнату.

Сидящим в кресле оказался мертвец, а точнее, засушенный труп старика. Его рубашка была почти до пояса расстегнута, а на потемневшей, точно промасленной коже виднелись крупные небрежные стежки, сделанные, по моим догадкам, нерадивыми патологоанатомами одного из ялтинских моргов. Глаза были открыты, но в глазницах располагались, выточенные из бледно-зеленого оникса небольшие шарики, те самые, которые в изобилии продаются на многочисленных курортных лотках. В шариках зловеще отражался электрический свет, падающий от стоящего рядом торшера, отчего взгляд старика походил на взгляд фараонов изображенных на египетских гробницах.

– Бывает же…. Отдых удался! – съязвил я.

Старик, казалось, смотрел на меня отрешённым и в тоже время вопрошающим взглядом. Будто выражал легкое недовольство моему вторжению. А я как вкопанный стоял рядом, словно под гипнозом его каменных очей, боясь не то что пошевелиться, а даже моргнуть. И конечно не мудрено, что не услышал, как в прихожей хлопнула дверь…

– Ну что, хорош, Васенька-то? – разорвавшейся петардой раздался, ставший почти родным, голос старухи.

Я вздрогнул, но пытаясь сохранить самообладание, медленно поднял голову и утвердительно кивнул. Странное состояние овладело мной. Вместо того чтобы испугаться и поскорее уйти, мне пришло в голову принять правила игры вездесущей старухи.

– Это еще что! – по-свойски продолжала она, вытаскивая ключ из замочной скважины, – полгода назад был куда свежее, да и рука еще не оторвалась. Сама виновата! С кресла на диван, с дивана в ванну… Может, передержала ненароком… Хотя, вроде, все по правилам делала… Хочешь ведь, как лучше… Да Вы садитесь… Сейчас чай пить будем…

Пока старуха копошилась в кухне, я мельком взглянул на руки Васеньки. И, впрямь, к моему удивлению, правая ладонь отсутствовала. Мало того, рукав рубашки проминался по всей длине. Вскоре, мы сидели втроем за круглым, сделанным из светло-коричневого шпона столом, с негласным намерением пить чай. Запах формалина и цинка, доносившийся с трюмо сеял упадническое настроение и страх, а приторная улыбка хозяйки подчеркивала несуразность ситуации.

– Вы, наверное, думаете, что я сумасшедшая? – читая мои мысли, застенчиво произнесла она, – Васенька опроверг бы ваши недостойные предположения…

Старуха разлила, не успевший как следует завариться чай по перламутровым чашкам, осторожно присела на край стула и аккуратно положив голову в раскрытые ладони, хитро улыбнулась:

– Я Вас сразу заприметила. И Ваше любопытство узрела. Да и дверь оставила открытой специально. Вы первый, кого Васенька пожелал увидеть. Есть в Вас что-то, этакое, обреченное…

Она открыла сахарницу, взяла стальными щипчиками кубик и бросила в мою чашку с большой высоты. Горячая капля иглой кольнула мне край щеки и внешнюю сторону ладони, но я превозмог боль и натянуто улыбнулся. Старуха оценила моё мужество, китайским болванчиком покачала головой и удовлетворенно продолжила:

– Любовь, знаете ли, иногда заводит в такие неслыханные дебри, что выбраться из них не всегда сподручно. Васенька не даст соврать! Моя жизнь, Вы уж позвольте мне быть откровенной, разделена как бы на две части. Первая – с Васенькой, вторая… (она чуть замялась) тоже с Васенькой. Я в прошлом балерина…

После последних слов старуха приосанилась и поправила без того прилизанную прядь седых волос.

– Это нынче я, – она стыдливо опустила глаза, – двумя словами – бабка с придурью! Но было время… Талия – сорок семь сантиметров! Шея длинная, лебединая… Хотя, признаюсь, примы из меня не вышло. Но Васенька плевать на это хотел с большой колокольни. Для него я была…

Она мечтательно закатила глаза к верху.

– Эх, что и говорить, всем я для него была! Он ради меня биохимию, науку, то бишь, забросил. А ведь сам покойный Мардашёв 1 его хвалил… Ну а там, что? Устроился в театр наш рабочим сцены. И только для того, чтобы со мною быть повсюду. Вот ведь какой! Объездили мы с Васенькой почти весь Союз… В ГДР побывали, в Болгарии на Золотых Песках! А как ревновал меня! Дико ревновал!

1

Мардашёв Сергей Руфович (1906—1974), биохимик, академик (1957) и вице-президент (1963) АМН СССР, Герой Социалистического Труда (1964). Ученик Збарского Б. И. (сов. биохимик, действит. чл. Академии мед. наук СССР (с 1944).), занимавшегося бальзамированием В. И. Ленина.

Она сделала глоток чая и истерично рассмеялась:

– А Вы знаете, и не без основания! Меня мужчины всегда любили! Да и я их. Красивая женщина, по определению не может быть одна. Но тут, скажу я Вам, есть и положительные моменты… Эта ревность, как бы лучше выразиться, поджигала его, что ли… Будила чувства, страсть… Он после очередного моего вероломства, еще большей одержимостью ко мне проникался. Хотя и переживал безмерно, иногда до сердечных болей. Пить пробовал… Думаю, первые его два инфаркта из-за этого и случились! А я? Спросите Вы… Да что, я? Хе-хе.. Посмеивалась над ним! Молодая, глупая, дерзкая! Забавляло меня это, по правде сказать. Вы чай-то, пейте… Что ж, Вы? И ты – Васенька, пей! Сейчас я Вам руку покажу…