Инферно Габриеля

— И давно ты догадалась? — удивился Габриель.

— Рейчел сказала.

— А когда ты узнала, от кого сумка, она тебе понравилась больше или меньше?

— По-всякому было.

— Я заметил, что ты больше не носишь ее, — прошептал Габриель, откидывая ей волосы со лба.

— Обещаю, что буду ее носить.

Габриель усмехнулся и слегка потерся носом о ее нос.

— Джулианна, в семнадцать ты была просто милой девочкой. А сейчас ты завораживающе красива.

— В темноте все красивы, — отозвалась Джулия.

— Не все. Можешь мне верить. — Габриель поцеловал ее, но тут же отстранился, мысленно приказав себе остановиться.

Джулия положила голову ему на грудь и закрыла глаза. Она просто слушала глухие удары его сердца и пила энергию, пульсирующую между ними.

— Знаешь, о чем я сейчас подумал? Самые честные ответы я получаю от тебя, когда мы лежим в одной постели.

Джулия покраснела, и хотя в темноте этого было не видно, Габриель догадался.

— Как ты думаешь, почему? — усмехаясь, продолжал допытываться он.

— В постели ты со мною… нежен. Я чувствую себя… в безопасности.

— Уж не знаю, насколько тебе безопасно со мной в постели, но обещаю: я постараюсь быть нежным с тобой всегда. Особенно в постели.

Джулия крепко обняла его и кивнула, словно понимала все нюансы услышанного. Нет, откуда ей понять? Все нюансы понимал только сам Габриель.

— Ты собираешься домой на День благодарения?

— Да. Надо будет позвонить отцу, обрадовать его.

— Я обещал Ричарду приехать. А ты не против, если мы… полетим вместе?

— С удовольствием.

— Отлично. — Габриель потер веки, потом вздохнул. — Тяжело мне там будет.

— Не люблю День благодарения, — призналась Джулия. — А вот Грейс умела придавать ему особый смысл.

— А что, в вашей семье он не был радостным?

— Мы почти никогда не праздновали День благодарения.

— Почему? — удивился Габриель.

— Готовка всегда лежала на мне, поскольку мать редко бывала трезвой. Как-то в День благодарения я решила приготовить что-нибудь вкусненькое… — Джулия покачала головой.

— Тогда что-то случилось? — осторожно спросил Габриель, обнимая ее.

— Случилось. Даже вспоминать не хочется. — Джулия попыталась отвернуться, но Габриель крепко держал ее.

— Знаю, не обо всем легко рассказывать. Но прошу тебя: расскажи. Мне это поможет тебя понять.

Возможно, днем она не стала бы об этом рассказывать. Но ночью о подобных вещах говорить легче. Джулия поддалась не столько самой просьбе, сколько интонации его голоса.

— Сейчас я понимаю: мне в тот день лучше было бы уйти и не мешать материнской попойке с ее очередным дружком. Но тогда мне искренне хотелось приготовить праздничный обед. Я решила, что сделаю фаршированную курицу, печеный картофель с сырной начинкой и овощной салат.

— Уверен, все было просто пальчики оближешь, — сказал Габриель.

— Не знаю…

— Почему?

— Не получилось.

— Джулианна, что тогда произошло? — Габриель вновь повернул ее к себе.

— Кухонного стола у нас не было. Я накрыла стол в гостиной. На троих… Какая же я была дура! Я же с самого начала чувствовала, что им не нравится моя затея с готовкой… Когда я шла из кухни с полным подносом, мамин дружок подставил мне ножку.

— Нарочно?

— Да. Он видел, что я иду.

Габриель дернулся. Его пальцы сжались в кулаки.

— Я упала. Тарелки разбились. Все разлетелось в разные стороны.

— Ты сильно ушиблась?

— Уже не помню, — глухим, холодным голосом ответила Джулия.

— Мать тебе помогла?

Джулия покачала головой. Габриель тихо зарычал.

— Они оба хохотали, словно это было телевизионное шоу. Представляешь, я ползаю по полу, реву от бессилия, все лицо в подливе. Один кусок курицы улетел в дальний конец комнаты… Если бы ты меня тогда видел, тебя бы удар хватил.

Габриель едва удержался, чтобы со всей силы не стукнуть кулаком в стену.

— Нет, Джулианна. Меня бы не хватил удар. Но дружок твоей матери получил бы за все.

— Потом им надоело смотреть на меня, и они пошли в комнату матери трахаться. Даже дверь не закрыли. Это был мой последний День благодарения с Шарон.

— Твоя мать похожа на персонажа из стихов Энн Секстон.

— Шарон вообще не читала стихов.

— Боже мой, Джулия. — Габриель разжал кулаки и крепко обнял ее.

— Я вымыла пол, переоделась и выскочила на улицу. Села в первый попавшийся автобус. Бесцельно ездила по городу, пока не увидела здание Армии спасения и большой плакат, приглашавший бездомных на праздничный обед. Я зашла, спросила, не надо ли помочь на кухне. Меня очень приветливо встретили и сказали, что волонтеры им всегда нужны.

— Так вот как ты провела День благодарения.

— Да. Мне вообще не хотелось возвращаться домой. А там была очень теплая, дружественная обстановка. После того как мы накормили бездомных, волонтерам тоже устроили праздничный обед. Нас угощали индейкой. Мне дали большой пакет с едой. Там был даже пирог. — Джулия вздохнула. — У нас дома пирогов не пекли. Ты будешь смеяться, но впервые домашний пирог я ела у Грейс.

— Джулианна, а почему отец не забрал тебя из этого ада?

— Там не всегда был ад. — Джулия рассеянно дергала ткань его футболки.

— Больно, между прочим, — засмеялся Габриель. — Так у меня никакой растительности на груди не останется.

— Извини. — Она нервно разгладила ткань. — Даже не знаю, почему отец женился на такой женщине, как моя мать. Сначала мы жили все вместе. Когда мне было четыре года, между родителями произошел крупный скандал. Я тогда плохо понимала что к чему! Уже потом отец мне рассказал, что мать выгнала его. Он вернулся в Селинсгроув, где вырос. А вместо отца у матери стали появляться другие мужчины. Она их называла дружками. Почти каждое воскресенье отец звонил мне, и мы с ним минут двадцать разговаривали. Однажды я ему проболталась, что накануне вечером очередной мамин дружок перепутал мою комнату с ванной и вошел ко мне совершенно голый. — Опасаясь, как бы Габриель не задал ей вполне очевидный вопрос, Джулия прокашлялась и быстро продолжила: — Отец рассвирепел и сразу же спросил, дотрагивался ли этот дружок до меня. Я сказала, что нет. Тогда отец потребовал, чтобы я позвала к телефону маму. Я ответила, что мама лежит в постели с этим мужчиной и мне в такие моменты входить к ней строго запрещено. Отец велел мне идти к себе в комнату и запереться на замок. Я уже не стала ему говорить, что там нет даже простой задвижки. На следующее утро отец прилетел в Сент-Луис и объявил матери, что забирает меня в Селинсгроув. Дружок успел уйти, и это, я думаю, спасло ему жизнь. Отец бы его убил.

— Ты поехала с отцом в Селинсгроув?

— Да. Отец пригрозил Шарон: или она отвадит всех дружков и пройдет курс лечения от алкоголизма, или он подаст иск о лишении ее родительских прав. Она согласилась лечиться, а я отправилась с отцом в Селинсгроув.

— Сколько тебе тогда было?

— Восемь.

— Почему ты не осталась у отца?

— Его вечно не было дома. Он работал в будни, иногда в выходные. Плюс его дежурства в пожарной команде. Целый год я проучилась в Селинсгроуве, а когда учебный год кончился, отец снова отвез меня в Сент-Луис. У Шарон тогда была «светлая полоса». Она прошла курс лечения и работала в маникюрном салоне. Отец решил, что Шарон взялась за ум и что мне с матерью будет лучше.