Инферно
Шрифт:
Когда они достигли двери, Лэнгдон быстро подмигнул Сиенне.
– Сочувствие - универсальный язык.
ГЛАВА 35
Когда-то Зал Пятисот был самым большим залом в мире. Он был построен в 1494 году, чтобы предоставить зал для заседаний всему Consiglio Maggiore — Великому Совету республики ровно для пятисот участников — из чего зал почерпнул свое название. Несколько лет спустя, по воле Козимо I, зал был отремонтирован и существенно увеличен. Козимо I, самый влиятельный человек в Италии, выбрал в качестве куратора и архитектора проекта великого Джорджио Вазари.
Проявив исключительную
Пол этой комнаты всегда притягивал взгляд Лэнгдона, мгновенно сообщая, что это было необычное помещение. Каменный паркет малинового цвета, покрытый черной сеткой, придавал двадцати тысячам квадратных футов пространства атмосферу солидности, глубины и баланса.
Лэнгдон медленно перевел взгляд на дальнюю стену комнаты, где шесть динамических скульптур - Подвиги Геракла - были выстроены вдоль стены как боевая фаланга. Лэнгдон намеренно проигнорировал неоднократно опороченных Геракла и Диомеда, чьи обнаженные тела слились в нелепом поединке, включавшем в себя креативное “сжатие пениса”, которое всегда вызывало у Лэнгдона раздражение.
Гораздо приятней на вид была захватывающая скульптура Микеланджело “Дух свободы”, стоявшая справа и возвышающаяся в центральной нише южной стены. Высотой почти девять футов скульптура предназначалась для гробницы ультраконсервативного Папы Юлия II - Папы Ужасного (ит.) - правление которого Лэнгдон всегда считал ироничным, учитывая точку зрения Ватикана на гомосексуализм. Статуя изображала Томмазо Кавальери, молодого человека, в которого Микеланджело был влюблен большую часть своей жизни и которому посвятил более трехсот сонетов.
– Не могу поверить, что никогда не бывала здесь, - прошептала Сиенна рядом, ее голос внезапно стал спокойным и почтительным.
– Так … красиво.
Лэнгдон кивнул, вспоминая свой первый визит в эту комнату - по случаю грандиозного концерта классической музыки с участием всемирно известной пианистки Мариель Кеймель. Хотя этот большой зал первоначально был предназначен для частных политических встреч и аудиенций великого герцога, сейчас в нем чаще выступали известные музыканты, лекторы и проводились торжественные ужины - от историка искусств Маурицио Серачини до усеянного звездами, черно-белого праздничного открытия Музея Гуччи. Лэнгдон иногда задумывался, как бы себя чувствовал Козимо в своем строгом частном зале вместе с директорами и моделями.
Теперь Лэнгдон поднял глаза на огромные фрески, украшающие стены. Их невероятная история содержала в себе неудачную экспериментальную технику живописи Леонардо да Винчи, результатами которой стал “разрушающийся шедевр”. Здесь также находилось художественное “сражение”, возглавленное Пьером Содерини и Макиавелли, которые столкнули друг с другом двух титанов эпохи возрождения - Микеланджело и Леонардо - командуя ими в создании фресок на противоположных стенах той же комнаты.
Сегодня, однако, Лэнгдон больше интересовался другой исторической загадкой зала.
Ищи и найдешь(ит.).
– Какую из них написал Вазари?
– спросила Сиенна, просматривая фрески.
– Почти все, - ответил Лэнгдон, зная, что во время реконструкции зала Вазари и его помощники перекрасили почти все в нем, от оригинальных стенных фресок до тридцати девяти
кессонных панелей, украшающих его знаменитый “подвесной” потолок.– Но эта фреска там, - сказал Лэнгдон, указывая на картину вдалеке справа, - та, на которую мы пришли посмотреть — “Битва при Марчиано” Вазари.
Сцена военного сражения была безусловно огромной — почти 17 метров в длину и высотой почти в три раза больше. Картина выполнена в кирпичных оттенках коричневого и зеленого цвета — внушительная панорама солдат, лошадей, копий и знамен, вступивших в битву на широком холме.
– Вазари, Вазари, - прошептала Сиенна.
– И в ней где-то спрятано его секретное сообщение?
Кивнув, Лэнгдон искоса посмотрел на верхнюю часть огромной фрески, пытаясь найти нужный зеленый флаг, на котором Вазари изобразил свое мистическое послание - CERCA TROVA.
– Его почти невозможно разглядеть отсюда без бинокля, - сказал Лэнгдон, добавив, - но в верхней части середины фрески, если ты посмотришь чуть ниже двух фермерских домов на склоне холма, увидишь крошечный зеленый флаг и…
– Я вижу надпись!
– сказала Сиенна, указывая на сектор в правом верхнем углу, точно в нужном месте.
Лэнгдон бы хотел иметь молодые зоркие глаза.
Вдвоем они подошли ближе к возвышающейся фреске, и Лэнгдон смотрел на ее великолепие. Наконец, они были здесь. Единственной проблемой было то, что теперь Лэнгдон не был уверен, почему они были здесь. Несколько долгих секунд он стоял в молчании, уставившись на детали шедевра Вазари.
Если я потерплю неудачу…то повсюду будет смерть.
Позади них со скрипом открылась дверь, из-за которой выглянул нерешительный хранитель с полотером в руках. Сиенна дружелюбно помахала ему. Хранитель секунду посмотрел на них, затем закрыл дверь.
– У нас не так много времени, Роберт.
– Тебе нужно подумать. Эта фреска тебе о чём-нибудь говорит? Хоть о чём-то напоминает?
Лэнгдон внимательно разглядывал хаотичные сцены сражений, расположенные над ними.
Правду можно увидеть только глазами смерти.
Лэнгдон предположил, что на фреске есть труп, мертвые глаза которого смотрят на какую-то другую подсказку на картине…или, возможно, даже на что-то в комнате. К сожалению, Лэнгдон понимал, что на фреске дюжины таких тел, ни одно из которых не заслуживает особого внимания, даже с глазами направленными куда угодно.
Можно ли увидеть правду только глазами смерти?
Он попытался в воображении нарисовать соединительные линии между трупами, надеясь, что получится фигура, но ничего не получалось.
Голова Лэнгдона снова запульсировала, когда он отчаянно погрузился в глубины своей памяти. Где-то там, седоволосая женщина продолжала шептать: “Ищи и найдешь”.
– Найдешь что?
– Лэнгдону хотелось кричать.
Он заставил себя закрыть глаза и медленно выдохнуть. Он покрутил плечами несколько раз и попытался освободиться от всех сознательных мыслей, надеясь на интуицию.
Очень жаль. (англ. Very sorry).
Вазари.
Cerca trova.
Правду можно увидеть только глазами смерти.
Он изнанкой чувствовал, что точно находится в нужном месте. И хотя толком не знал, зачем, у него было ясное ощущение, что он в двух шагах от того, чтобы найти то, зачем он сюда пришёл.
Агент Брюдер уставился рассеянным взглядом на красные бархатные панталоны с туникой на музейном стенде и еле слышно проклинал всё. Его группа наблюдения и захвата обшарила всю галерею костюмов, а Лэнгдон с Сиенной всё никак не находились.