Инферно

Правда, Лэнгдон подозревал, что все тайники давным-давно очищены от своего интересного содержимого, а ни о каком другом черепе, кроме херстовского, он в связи с этой комнатой никогда не слыхал.

Его размышления были прерваны неожиданным звуком: в дальнем конце зала громко хлопнула дверь. Потом за его спиной послышались быстрые приближающиеся шаги.

– Signore! – раздался сердитый голос. – Il salone non `e aperto! [25]

Обернувшись, Лэнгдон увидел, что к нему направляется одна из смотрительниц – миниатюрная женщина с коротко подстриженными русыми волосами. Кроме того, она была беременна – чуть ли не на девятом месяце. Она энергично шагала к ним, постукивая пальцем по наручным часикам. Подойдя ближе, она встретилась с Лэнгдоном глазами и вдруг встала как вкопанная, прижав ко рту ладонь.

25

Господа! Зал закрыт! (ит.)

– Профессор Лэнгдон! – воскликнула она со смущенным видом. – Ради Бога, простите! Мне не сказали, что вы здесь. Как хорошо, что вы снова к нам заглянули!

Лэнгдон похолодел от страха.

Он был совершенно уверен, что никогда прежде не видел эту женщину.

Глава 37

– А вас прямо не узнать, профессор! – выпалила смотрительница. Она говорила по-английски, но с акцентом. – Это все ваша одежда. – Она тепло улыбнулась и наградила лэнгдоновский пиджак от Бриони одобрительным кивком. – Очень стильно. Вы теперь как настоящий итальянец.

У Лэнгдона совсем пересохло во рту, однако он кое-как выдавил из себя вежливую улыбку.

– Доброе утро, – пробормотал он. – Как ваше здоровье?

Она рассмеялась, поглаживая живот.

– Так себе. Маленькая Каталина всю ночь брыкалась. – Она с озадаченным видом оглядела зал. – Дуомино не предупредил, что вы сегодня вернетесь. Наверно, он с вами?

Дуомино? Лэнгдон абсолютно не представлял себе, о ком она говорит.

Заметив его смятение, незнакомка отпустила смешок.

– Да вы не волнуйтесь, во Флоренции его все только так и зовут. Он не обижается. – Она снова огляделась вокруг. – Это он вас впустил?

– Он самый, – подтвердила Сиена, подходя к ним с другой стороны зала, – но у него деловая встреча за завтраком. Он сказал, вы не будете возражать, если мы тут немножко побродим. – Она дружелюбно протянула смотрительнице руку. – Я Сиена, сестра Роберта.

Та ответила ей весьма официальным рукопожатием.

– А я Марта Альварес. Ну и повезло же вам – иметь в личных экскурсоводах самого Роберта Лэнгдона!

– Да уж! – с энтузиазмом откликнулась Сиена, закатывая глаза. – Он такой умница!

Наступила неловкая пауза – женщина пристально разглядывала Сиену.

– Странно, – сказала она наконец. – Не вижу никакого фамильного сходства. Разве что рост…

Лэнгдон почуял, что надвигается катастрофа. Теперь или никогда.

– Марта, – вмешался он, надеясь, что правильно расслышал ее имя, – мне ужасно неловко вас беспокоить, но… думаю, вы сами догадываетесь, зачем я здесь.

– Честно говоря, нет, – прищурившись, ответила та. – Хоть убейте, не могу понять, что вам здесь понадобилось.

Сердце Лэнгдона пустилось в галоп. Наступила неловкая тишина, и он почувствовал, что сейчас его окончательно прижмут к стенке. Но вдруг Марта расплылась в широкой улыбке и громко расхохоталась.

– Шучу, профессор! Конечно, я догадалась, зачем вы пришли! Если уж быть откровенной, не знаю, чем она вас так очаровала, но после того, как вчера вечером вы с Дуомино провели наверху чуть ли не целый час, естественно предположить, что вы захотели показать ее своей сестре!

– Да-да… – выдавил он. – Совершенно верно. Я бы очень хотел показать ее Сиене… если только это вас не затруднит.

Марта взглянула на балкон на уровне второго этажа и пожала плечами:

– Нисколько. Я все равно туда и шла.

С сильно бьющимся сердцем Лэнгдон тоже посмотрел на балкон в конце зала. Я был там вчера вечером? Этого он не помнил, хотя и знал, что балкон – расположенный, между прочим, в точности на той же высоте, что и надпись «cerca trova», – служит входом в музей, где ему не раз доводилось бывать.

Марта уже собиралась двинуться туда через весь зал, но вдруг остановилась, словно ей в голову пришла новая неожиданная мысль.

– Извините, профессор, но вам не кажется, что вашу милую сестру лучше было бы развлечь чем-нибудь повеселее?

Лэнгдон растерялся.

– А мы идем смотреть что-то мрачное? – спросила Сиена. – Что именно? Он мне не говорил.

Марта лукаво улыбнулась Лэнгдону.

– Ну что, профессор, сказать вашей сестре, или вы сами скажете?

Лэнгдон тут же ухватился за подвернувшуюся возможность.

– Конечно, Марта, объясните ей все!

Марта повернулась к Сиене и заговорила медленно и внятно:

– Не знаю, что вы слышали от брата, но мы идем наверх, в музей, смотреть очень необычную маску.

Сиена широко раскрыла глаза.

– Какую? Одну из тех жутких чумных масок, которые носят на карнавале?

– Хорошая попытка, – сказала Марта, – но не угадали. Речь не о чумной маске, а о другой – из тех, что называют посмертными.

Маска смерти! Не сдержавшись, Лэнгдон тихонько ахнул, и Марта нахмурилась, явно решив, что он пытается ради пущего эффекта еще больше напугать сестру.

– Не слушайте брата, – сказала она. – В прошлом посмертные маски делались довольно часто. По сути говоря, такая маска – это просто гипсовый слепок с лица только что умершего человека.

Маска смерти. Впервые после того, как Лэнгдон очнулся во Флоренции, в окутавшем его тумане словно блеснул яркий свет. «Ад» Данте… cerca trova… увидеть глазами смерти. Посмертная маска!

– И с кого же сняли маску, которая хранится у вас? – спросила Сиена.

Лэнгдон положил руку ей на плечо и ответил, стараясь, чтобы его голос звучал как можно спокойнее:

– С одного знаменитого итальянского поэта. Его звали Данте Алигьери.

Глава 38

Средиземноморское солнце ярко освещало палубу «Мендация», тихо покачивающегося на плавных волнах Адриатики. Борясь с усталостью, шеф осушил вторую стопку виски и устремил в окно кабинета рассеянный взгляд.

Из Флоренции снова поступили плохие вести.