Инициатор

– Убегу, говоришь? Радует, что ты понимаешь, в какую лужу можешь сесть…

Алиса не отреагировала, и он продолжил:

– Твоё командование тебя предало. И любая попытка выйти на контакт с ними для тебя сейчас равна добровольной жертве. Ты же понимаешь, что, если в городе только одна точка контакта, то там тебя точно будут ждать?

Алиса равнодушно кивнула и отозвалась:

– Если бы меня хотели убить свои, им бы не пришлось так всё усложнять. Меня можно было просто вызвать в центр и зачистить там.

В раздражении Даниил яростно расчесал щёку – кожа мелкими лохмотьями повисла под ногтями, на тонких царапинах набухли красные капли, и Алиса отодвинулась от спутника.

– Кое-чего ты не знаешь, бет, - усмехнулась она, стараясь не смотреть на капли крови. – Альфа-вампира не так-то легко убить. Для этого и церкви пришлось бы повозиться. Но церкви это не надо. Альфа-йах – её защитник, ведомый духом и желанием служить величию человечества. Не было случаев, чтобы йах предал своих учителей и духовных наставников, предал свою веру! И потому не было и не будет такого, чтобы мать-церковь отвернулась от нас. Мы стали такими, какие мы есть, не по чужому приказу или прихоти, не из-за грехов, как вы, бета-йахи, и не в назидание кому-то. Каждый из альфы – духовный воин, добровольно положивший на алтарь веры свою душу. За всё человечество. Потому нет смысла в твоих опасениях, бет.

– Замечательно, - протянул он. – Тогда кто мог сообщить милиции о том, как тебя можно взять?

Алиса поморщилась, но не ответила.

Шпиль часовни возник из-за поворота внезапно. Прямо перед ним высился белый бетонный забор, исписанный надписями, у подножья которого лежали давно повядшие живые цветы и вечно яркие искусственные.

– Стена памяти по погибшим при взрыве метро несколько лет назад, - пояснила Алиса. – Тогда проводили изоляцию иноверцев в городе, и тут проходила граница первой еврейской резервации. Станцию в час пик взорвали иудейские террористы, восстановить не удалось. Резервацию уменьшили, особо ретивых евреев посадили, часть депортировали. Об этом на всю страну по телевидению рассказывали…

Даниил подошёл к стене и повёл худыми пальцами по надписям. «Тихонов», «Кравчук», «Токер», «Ли», «Наврузов», «Сейсани», «Дьячко», «Васильев», «Данилов», «Хабибулин», «Шольц»…

– В Иерусалиме, - тихо сказал он. – Есть такое особенное место… Ровная площадка, где в давние времена стоял огромный Храм… Он был так огромен и хорош, что им во все века хотели обладать люди разных вер. И воевали за него.

Он замолчал, опустив руку, и Алиса нетерпеливо нахмурилась:

– И что?

– Ничего, - пожал он плечами. – Войн было так много, что от него почти ничего не осталось. А на его обломках построили храмы разных вер. Православные, католические, мусульманские. И только евреи не понатыкали там синагог. Они молятся у руин.

– Это ты к чему? – подозрительно спросила она.

– Ни к чему, - махнул он рукой.
– Где тут твоя точка контакта?

– В церкви.

– Оставайся, я пойду.

– Зачем?

– Я огляжусь, уверюсь, что тебе ничего не угрожает, и пойдёшь ты. Меня не жалко, да за мной и не охотятся.

Алиса задумчиво прикусила губу, разглядывая спутника. Он стоял возле белой стены, резко выделяясь на её фоне – чёрный худющий силуэт с провисающей одеждой, поникшими плечами и длинными спутанными волосами, до которых до сих пор не добралась расчёска.

– Это церковь, - напомнила она. – А к церкви бет не может подойти. Возле неё тебе станет плохо, и ты сбежишь.

– Почему? – спросил он, всё ещё трогая ладонью надписи на стене.

– Такова природа йаха. Церковь неприятна нам. Но альфу держит его долг и причастность, а бет может пройти внутрь, только преодолевая себя, свой страх и боль. А на это способны лишь те, кто понимает свою греховность и высокое желание очиститься.

Даниил покачал головой:

– Я не помню своей человечьей жизни. И потому не чувствую себя греховным, - хмуро отозвался он. – Я пройду.

Алиса, усмехнувшись, пожала плечами и объяснила, как найти исповедальню в храме.

Даниил скользнул к входу на территорию Храма и скрылся за решёткой, легко проникнув между прутьев. Девушка лишь покачала головой, вглядываясь в то, как худющая фигура тёмным мазком тени ползла по серой асфальтовой дороге к порогу Храма. Вскоре бет исчез в здании, открыв высокую толстую, но незапертую дверь.

Смотря в холодные стреловидные окна, Алиса задумчиво улыбалась и накручивала на палец тонкий рыжий локон, выпавший из узла. С севера подул ветерок, заколыхал кусты, луна дрогнула на небе, словно была лишь отражением в воде…

Внезапный звон разбил ночную тишину.

– Засада! – истошно завопил Даниил, выпрыгивая – почти вываливаясь – из высокого окна, - Беги-и-и!

Она взъерошилась, приседая перед прыжком. И в тот же момент со всех углов переулка замелькали быстрые тёмные фигуры.

…

Глава 22 Засада.

Мысли Алисы заметались. Уйти ещё было возможно – люди бежали по асфальту, а выше, над их головами оставалась открытой дорога по фасадам на крышу и дальше, дальше… Но под окнами Храма выл, змеясь по земле, бет – то ли раненный, то ли мучимый чем-то нетелесным. Алиса вздрогнула всем телом, принимая решение, и бросилась на решётки ворот. Прыжок! Прикосновение к металлу – танцующее, легкое, порхающее движение между острых пик решётки, - и мощный рывок со стены в сторону церкви. И уже падая на ухоженный газон, Алиса поняла, отчего выл, метаясь, Даниил – в лунном свете земля вокруг храма блестела, словно от инея. Соль.

Алиса упала, группируясь в мучительном ожидании. Падение, перекат – и она зашипела. Будто живьём начали свежевать! Обожжённая кожа мгновенно занялась болью, сужающей сознание. Рыча, она подскочила к уже едва стонущему бету, безвольным мешком лежащему на траве. Схватила за плечи – пожжённая кожа поползла под пальцами, обнажая кровоточащее мясо. Бет с криком вскинулся – на Алису смотрело белое лицо, сморщенное спёкшейся коркой, с обезумевшими от муки глазами.

Зарычав сквозь стиснутые до ломоты хищно-острые зубы, Алиса рывком вскинула бессознательного товарища вверх и пошла по скрипучей под ногами солёной корке. Она была одета, обута, но и сквозь одежду кожу жгло, выжигая до пергаментного хруста. И идти быстрее не могла – бет лежал на её плечах, отягощая безвольным грузом, и она боялась уронить его.

Давя рык, Алиса выбралась за пределы соленого газона, и опустила бета на асфальт. Даниил не отреагировал, свалившись так безвольно, словно пакет, наполненный студнем. У самой Алисы горело всё тело, хотелось окунуться в холодный снег и замереть в нём, погрузившись в спасительный сон. И даже холодный ветер, внезапными порывами рвущий тишину, не спасал. А тьма вокруг уже ощеривалась стальными иглами, и она ощущала напряжение стиснутых спусковых скоб.

– Инициатор! Именем Отца и Сына и Святого Духа!

Тяжело дыша, Алиса остановилась и повернулась на голос.

Человек, вышедший на порог Храма, был ей незнаком, но спутать стать, твердость и профессиональную выправку подготовленного инквизитора, было бы невозможно. Знала она за ними нечто особенное, что отличало их от других людей. Может быть, уверенность в собственной непогрешимости? Неторопливо, уверенно инквизитор сошёл вниз с крыльца, не сводя с неё глаз, и обвёл рукой территорию:

– Ты в ловушке. Сдавайся и суд учтёт это.

Алиса глухо зарычала. Волосы у корней встали дыбом, став шапкой-гривой, зубы хищно обнажились, а ладони стали узловатыми, с тёмными крепкими пластинками когтей. Трансформация проходила уже помимо участия сознания – боль заставляла меняться почти мгновенно.