Инки. Исторический опыт империи

Вторая форма эксплуатации крестьян-общинников - это так называемая мита - периодическая мобилизация части населения с отрывом от постоянного места жительства и обычно от сельскохозяйственного производства. К подобным методам обращались, если надо было осуществить проекты, которые требовали единовременных усилий массы людей. Речь идет в первую очередь о строительных работах. Именно с помощью миты создавались в древнем Перу дороги, магистральные каналы, крепости и прочие трудоемкие сооружения. Археологические и исторические материалы показывают, что инки крайне расточительно расходовали поступавшие в их распоряжение трудовые ресурсы, и их практика ничем не отличалась в этом смысле от практики всех прочих древних и новых режимов, основанных на административно-командной системе.

Характерная особенность инкской архитектуры - использование многотонных и подогнанных один к другому каменных блоков. Камни такого размера и веса обнаружены в Тиауанако и на некоторых «чавиноидных» памятниках севера горного Перу, но в целом для строительной техники доинкской эпохи они представляют исключение, тогда как теперь становятся типичны. Если учесть, что инки осуществляли свои строительные проекты в течение месяцев и лет, а не десятилетий, то станет ясно, насколько большим должно было быть число работников. Господствующую над Куско крепость Саксауаман, например, возводили, согласно принятым традиционным данным, 30 тысяч человек. (Handbook, 1946. P. 268.) Случалось, что построенный ценой колоссальных усилий грандиозный объект вскоре после его завершения разрушали или забрасывали по прихоти повелителя. Так, после упоминавшегося восстания индейцев куйо Пачакути не только предал огню их собственные поселения, но и велел разрушить им же самим построенный на земле куйо огромный дворец и церемониальный комплекс Писак. (Recent studies in Pre-Columbian archaeology, 1988. P. 474.) Существует предположение, что именно после этого и был отдан приказ о сооружении новой резиденции в Мачу-Пикчу. Тупак Юпанки, воюя с вождями Уарко в долине Каньете, потребовал возвести для себя Новый Куско (Инка Уаси). На площади почти в квадратный километр здесь располагались склады, дворец, дома знати и челяди, укрепления, множество ритуальных построек. Все это было брошено, как только осада Уарко закончилась. (Hyslop, 1985. P. 12, 33.) Конечно, Инка Уаси обеспечил армии Куско надежный тыл, однако усилия, затраченные на его возведение, совершенно несоразмерны с достигнутыми преимуществами.

Надо сказать, что хотя циклопические постройки инков и упоминаются эпизодически в характерных для нашего времени «новых» мифах (неизвестная высокоразвитая техника, космические пришельцы и т. п.), особого распространения эти сюжеты в данном случае не получили. Слишком хорошо известны карьеры, где инки вырубали блоки, и пути, по которым камни транспортировали на строительные, площадки. Устойчива лишь легенда о том, будто между плитами нельзя просунуть и иглу - так плотно они подогнаны. Хотя зазоров между блоками сейчас действительно нет, причина здесь кроется не в тщательной подгонке, а всего лишь в естественной деформации камня, заполнившего со временем все щели. Инкская кладка как таковая довольно примитивна: блоки нижнего ряда подгоняли под верхние, действуя методом проб и ошибок.

Как ни тяжела была инкская мита, она явно не переходила границы, за которой могла подорвать способность общин прокормить себя. При наборе в строительные бригады мобилизовывалось не все подряд мужское население отдельных районов, а лишь определенный процент людей в каждой тысяче и сотне. Достоверных данных о восстаниях, вызванных призывом на государственные работы, нет. По архивным документам известно, что в провинции Лупака, например, члены 6 из 20 тысяч домохозяйств призывались на государственную барщину. Эта цифра была бы велика для единовременной мобилизации, но поскольку речь идет о всем периоде инкского господства, она представляется весьма умеренной.

Испанцы, унаследовав систему миты, ужесточили эту форму эксплуатации. Они стали обеспечивать таким путем рабочую силу для серебряных рудников, где многие, индейцы просто гибли. При инках же обслуживание рудников не отражалось существенно на распределении рабочей силы. Так, в списке из Чупачу отправляемые за пределы области рудокопы составляют менее 1/20 части мобилизованных.

Империя вела непрерывные войны, то расширяя свою территорию, то подавляя восстания уже подчиненных народов, и поэтому нуждалась в многочисленной армии. Срочная военная служба являлась еще одной повинностью, ложившейся на плечи крестьян. Согласно хронике М. де Муруа, в армию забирали физически наиболее развитых мужчин в возрасте 25- 50 лет, а в качестве оруженосцев - 18-25-летних юношей. (Homenaje a F. Marquez-Miranda, 1964. P. 83—104.) О том, сколько лет длилась служба, и о размере армии точных данных нет. В архивных документах постоянно упоминаются как люди, мобилизованные для несения военной службы разных видов, так и работники, занятые изготовлением оружия и обмундирования. Ясно, что инкская армия не была простым ополчением и снабжалась централизованно.

Государственный и корпоративный секторы

Даже если крестьяне трудились в пользу государства большую часть своего времени, они не были работниками государственного хозяйства, сохраняя известную правовую и экономическую независимость. Мобилизация общинников проходила в порядке очередности, сама мита являлась традиционным институтом, известным уже создателям первых перуано-боливийских цивилизаций. Постепенно, однако, все больше людей полностью исключалось из общинного сектора и, теряя самостоятельность, переходило в другие, прежде всего в государственный. Инка обладал правом передавать под прямое управление Куско любые группы общинников, но нет ни одного указания на случаи обратного превращения в общинников «государственных людей». К началу конкисты не менее пятой части населения империи уже утратило статус «свободных» общинников.

Государственный сектор охватывал почти все виды хозяйственной деятельности: земледелие, скотоводство, ремесло, управление. Рост производства на общеимперском уровне шел преимущественно через расширение именно государственного хозяйства. В частности, администрация Куско руководила освоением целинных и залежных земель и распространением скотоводства на новые территории. Все, кто был вынужден принять участие в подобных программах, теряли прежнюю свободу действий и превращались в зависимых работников. Обычно это выражалось в получении от государства части произведенной продукции (например, шерсти) в качестве благодеяния, за которое предстояло расплачиваться дальнейшим трудом.

Рядом с государственным сектором все явственнее выделялся еще один, который было бы соблазнительно назвать частным, если бы в инкском обществе вообще существовал институт частной собственности как таковой. В действительности речь всегда может идти только о правах и имуществе определенных родовых групп, так что правильнее именовать подобную собственность корпоративной.

Корпоративный сектор пополнялся за счет работников и земель, переданных государством во владение отдельным представителям провинциальной знати в награду за те или иные услуги с их стороны. Подобное владение не накладывало на кураку каких-то особых ответных обязательств по отношению к центральной власти, за исключением, разумеется, обязательства и дальше сохранять верность Инке. Во многих случаях Инка, по-видимому, лишь подтверждал традиционные права курака, которыми они обладали и раньше. В то же время курака не пользовался своими землями и работниками вполне единолично, выступая скорее от имени целой группы знатных лиц, связанных с ним родством. Об имущественных взаимоотношениях внутри таких родственных групп известно мало, хотя дальнейшее изучение архивных документов наверняка поможет здесь многое выяснить. Пока невозможно сказать и то, насколько велики были владения знати. Во всяком случае даже представители низшего слоя курака обладали втрое и вчетверо большим количеством земли и скота, чем приходилось на долю рядового домохозяйства. Об этом известно по документам 1591 г. из провинции Кольягуа на юге Перу, где имущественное расслоение в то время, по-видимому, оставалось примерно на том же уровне, что и до прихода испанцев (Tomka, 1987.). Можно полагать, что при инках расширение корпоративного сектора шло прежде всего за счет роста владений высшей знати, особенно столичной.

Процесс этот развивался по мере экспансии инкского государства и определялся принятым у инков порядком престолонаследия. Как и в целом ряде других обществ, высокое положение в иерархии было связано в Андах с возможностью иметь большое количество жен и наложниц. Соответственно Великий Инка (Сапа Инка) оставлял после себя многочисленное потомство. Верховную власть принимал один из сыновей. Выбор престолонаследника в принципе зависел от воли отца, хотя на практике на него оказывало влияние соотношение сил между боровшимися за власть группировками. Считается, например, что Тупак Юпанки добился престола благодаря поддержке жрецов с побережья и против воли Пачакути. (Recent studies in Andean prehistory and protohistory, 1984. P. 161.) Новый правитель наследовал, однако, лишь трон, тогда как имущество отца передавалось остальным детям и женам, имевшим в свою очередь многочисленных родственников. Они образовывали объединение, называвшееся панака. Панака должна была заботиться о мумии умершего Инки, но фактически организовывала выделившееся из государственного сектора корпоративное хозяйство. Новый Инка, помня о своих наследниках, старался обеспечить их землей и имуществом, которые в будущем принадлежали бы основанной им панаке, а не государству. Собственность панак находилась вне общего реестра, составленного для четырех суйю, и соответствующие работники не включались в переписи.

Новые панаки возникали и в ранний период инкской истории, но как их размеры, так и запросы их членов были в то время невелики. Земли для них изыскивали неподалеку от города, обрабатывали их сами же инки. С созданием империи масштабы всех процессов неизмеримо выросли.

Вполне вероятно, что институт панак получил столь большое развитие потому, что на Пачакути, заложившего основы имперской системы, оказал влияние пример царства Чимор. Первые правители столицы Чимор Чан-Чана, основанной в IX - X веках н. э., владели лишь долиной реки Моче, севернее устья которой находился город. Из археологических данных и генеалогических преданий следует, что на протяжении нескольких поколений цари Чимор пользовались одной и той же резиденцией. После же того как началось возвышение государства, каждый новый правитель стал строить собственную резиденцию рядом с предыдущей, а старая превращалась в место захоронения умершего властелина и, видимо, в его заупокойный храм. За остававшимися обитателями старой резиденции, скорее всего, сохранялись работники и особые приписанные к соответствующему хозяйству земли недалеко от Чан-Чана.

В перспективе институт панак создавал ощутимую угрозу для централизованной государственной организации. Хотя в общеперуанском масштабе значение этой формы собственности оставалось, по-видимому, невелико, в столичном районе - стратегически наиболее важном - государство постепенно утрачивало прямой контроль над земельными ресурсами.

Храмовый сектор

Четвертый социально-экономический сектор инкской империи - храмовый. Храмы играли огромную и все более разветвленную роль в хозяйственно-политической структуре государства, являя собой реальную альтернативу царской власти. Наиболее мощным организмом такого рода был храм Пачакамака на центральном побережье. Уже на начальном этапе инкской экспансии его влияние было столь велико, что могло, как уже говорилось, даже отразиться на выборе государственного языка Тауантинсуйю. Союз инков с ичма (как назывался народ, на чьей территории находился Пачакамак) укрепился в период борьбы с царством Чимор и оставался нерушимым до самого прихода испанцев.