Инкогнито
Шрифт:
Советники отговаривали Дьюэлла подписывать петицию. После истребления джедаев и провозглашения Империи многие из его коллег отозвали свои подписи. Дьюэлл этого делать не собирался. Но опасался, что это решение будет его самым последним проявлением мужества…
В дверном проеме появился мерзкий офицер охраны — ничуть не трезвее, чем был в начале пути.
— Остановка, — гаркнул он в проход. — Пересадка на рейс до Внешнего кольца на платформе 560. Спасибо всем за…
Дьюэлл не стал дослушивать и нырнул за своим багажом. Пора было двигаться дальше.
Дьюэлл
Подождав, кедоржанец позволил деваронцам первыми покинуть корабль. Молодой папаша к тому времени уже потерялся из виду. Это было грустно, поскольку попутчик производил впечатление порядочного человека. «Вот так теперь все и будет», — понял Дьюэлл. Метания от порта к порту, от планеты к планете без возможности завязать отношения, которые продлились бы дольше пяти минут, не говоря уже о дружбе. Не та жизнь, за которую стоило цепляться. Да что там, бороться и то не стоило.
Крепко сжимая в руке сумку, кедоржанец шел через грязный космопорт. Горбясь и озираясь по сторонам, он чувствовал на себе взгляды и, не имея возможности разглядеть лица, додумывал остальное. Он разглядел пустой переход между двух технических построек и заспешил туда. Так он мог добраться до посадочной платформы, избегая оживленных пешеходных маршрутов.
На пути через мощенный плиткой переход он услышал хнычущий вопль и инстинктивно бросился вперед, заглядывая за угол. Длинноносого ортолана-уборщика, который отчаянно цеплялся за свою швабру, обступили два силуэта в белых доспехах. Клоны из пресловутой Великой армии Республики. Дьюэлл не мог разобрать, что они говорили, но носатая синяя фигура подвывала, когда ее встряхивали.
Ну все, с него хватит! Позабыв о разнице в размерах — и обо всем, что занимало его мысли, — Дьюэлл бросился на место происшествия.
— Прекратите! — заорал он. Солдаты не удостоили его даже взглядом. Крепко обмотав лапу веревкой, Дьюэлл выставил вперед свою сумку, и та врезалась штурмовику, державшему уборщика, под колено.
Теперь-то на него обратили внимание, хотел он того или нет. Клон выпустил ортолана, и тот рванул в боковой проход, побросав свою тележку и ведро. Стянув с плеча бластерную винтовку, штурмовик уставился на кедоржанца в упор:
— Дьюэлл Бронк?
Бронк, застыв, поднял глаза:
— Он самый.
— Сенатор Бронк, вы арестованы.
— На каком основании?
— По приказу императора Палпатина, — второй солдат продемонстрировал инфопланшет с изображением Дьюэлла.
Кедоржанец широко распахнул и без того немаленькие глаза. Разумеется, имперским патрулям не было никакого интереса донимать уборщиков. По крайней мере, пока еще не было. Они подстроили ловушку, и он в нее благополучно угодил. Дьюэлл бессильно опустил руки:
— Полагаю, это было…
Но закончить он не успел, так как случилось нечто невероятное. Забытое уборщиком ведро с громким звоном обрушилось на шлем одного из клонов, окатив пенной водой и наглухо закрыв обзор. Напарник пострадавшего развернулся, вскидывая оружие, — безусловно, надеть бойцу ведро на голову мог только наглец ростом не ниже вуки. Но позади никого
не было. Зато кое-кто нашелся сбоку, вооруженный, ни много ни мало, большим баллоном с распылителем. Бросаясь ничком на землю, Дьюэлл услышал громкий шипящий звук струи и почуял аромат чистящей пены, которая вырывалась под высоким давлением.Подняв голову, он увидел потешную картину — клон с намертво заляпанными густой пеной визором и респиратором поводил винтовкой, собираясь стрелять вслепую. Но его противник уже напал, вырвав оружие. В закутке было достаточно темно, чтобы Дьюэлл узнал спасителя.
Молодой папаша!
Человек вырубил клона ударом приклада его же винтовки в голову. Оступившись, фигура в доспехах сбила с ног своего товарища с ведром на голове.
Папаша атаковал снова сразу обоих — как именно, Дьюэлл так и не понял — и затолкал их в одну из боковых дверей. Технический коридор, сообразил Дьюэлл.
Он услышал дикий грохот доспехов, катящихся вниз по лестнице.
Незнакомец подошел и запер за ними дверь.
— Больше они вас не побеспокоят, сенатор.
Дьюэлл огляделся по сторонам:
— А где…
Папаша кивнул куда-то за спину. Приблизившись, Дьюэлл различил силуэт ребенка, удобно пристроенного на тележке уборщика. Человек взял младенца на руки.
— Думаю, они следили за вами от самого «Космического слизня», — заметил незнакомец. — У Императора везде свои агенты.
Бронк не стал спрашивать, откуда тот это знает.
— Я не понимаю. Кедоржанцев пруд пруди — и мы все практически на одно лицо. У меня идеально состряпанные документы. Меня сдал офицер охраны?
— Деваронцы, скорее всего. Подделка подделкой, но ваша репутация защитника угнетенных летит впереди вас. Они знали, что вы в бегах, и использовали вашу слабость, чтобы вас выманить. И тогда, и теперь, — он кивнул на запертую дверь. — Но это лишь начало Империи Палпатина. В следующий раз доносчиком может быть сама жертва — пожилая тви'лека или уборщик-ортолан.
Дьюэлл покачал головой:
— Я привык доверять живым существам.
— Как и я, — признался Молодой папаша, прижимая к себе ребенка. Он развернулся и зашагал прочь. — Посадка на ваш следующий рейс там. Я провожу.
Бронк преодолел короткий переход до платформы 560, радуясь, что никто не заметил случившейся заварушки. Звездолет был немногим лучше «Космического слизня», и он уже запускал двигатели, готовясь к отлету, что делало его лучше самого прекрасного круизного лайнера.
Дьюэлл остановился у посадочного трапа и оглянулся на Молодого папашу:
— Спасибо вам.
Незнакомец просто кивнул и отвернулся, собираясь уйти.
— Теперь все так и будет, да? — спросил Дьюэлл, уставившись в землю. Молодой папаша остановился:
— О чем вы?
— Жизнь в бегах. В изгнании. Я буду шарахаться от каждой тени, каждого звонка. Я не смогу планшет включить без страха, что за мной следят императорские прихвостни.
— Дьюэлл поднял глаза. — Я преувеличиваю, да?
— Боюсь, что нет, — ответил спаситель и сочувственно кивнул. — Все будет именно так — если не хуже. Вещи, без которых вы не представляете своей жизни, все, что радует и украшает ее, может стать вашей погибелью. Даже сам смысл вашего существования — желание помогать слабым.