Инквизиция: Омнибус

Ступенки закончились, и отряд плотной группой пронесся по каменному мосту, достаточно широкому, чтобы вместить «Гибельный клинок». Над обоими концами переправы реяли освященные знамена, а на флагштоках торчали черепа с надписями, вырезанными в кости. Вон не стал останавливаться и проверять, принадлежали они еретикам или святым.

Строение впереди, почти ничем не украшенное, было сложено из серого камня, добытого не на этой планете. Вдоль обрыва вела тропа, исхлестанная ветрами, с «перилами» из металлических стержней и прокинутой между ними старой веревки. Лукан нырнул в тень постройки, и отряд последовал за командиром. Вон всё ещё хватал воздух после пробежки, но его тело как будто облегченно выдохнуло: теперь их нельзя было заметить из главных зданий.

«Чуть дальше вдоль стены, — подумал Лукан, вспоминая свой набросок. — Ещё немного — пожалуйста, пусть она будет там…»

Дверь, больше напоминавшая переборку, оказалась на месте. Украшала её лишь гладкая лилия из тусклой стали с краями, которые воющие ветра за целые поколения отполировали до серебряного блеска. К облегчению Вона, рядом с входом обнаружилась маленькая клавиатура под металлическим черепом с красным огоньком в левой глазнице.

Командир повернулся к Ницину.

— Ты знаешь, что делать, — сказал он, отступая на шаг. — Святоша, Таша, следите за флангами.

Пожилой боец вытащил из набедренного кармана гладкий серый инфопланшет и повернул в ладони, шевеля губами. Затем, наклонившись и приложив устройство к клавиатуре, Ницин медленно повел его вниз по панели цифрового замка.

Ничего не произошло, и Лукан сверился с часами. Сейчас, согласно данным Харсека, страж посадочной площадки должна была по расписанию отметиться в общежитии. Соответственно, Сестры Битвы теперь в любой момент могли заинтересоваться, куда же она подевалась.

Раздался громкий щелчок, и красный свет погас, но тут же ожил яркий зеленый огонёк в левой глазнице черепа. Дверь скользнула в сторону, и перед бойцами предстал маленький лифт, едва способный вместить четверых человек.

По пути вниз кабина дрожала и сотрясалась, словно обнаружила присутствие захватчиков и пыталась стряхнуть их с себя. Лукан стоял, прижатый к Ницину, слева от него торчал Святоша; оружие тот держал над головой, словно выполняя упражнение на параде. В какой-то момент Вону пришло в голову, что при достаточно сильном толчке лазган может сработать и отстрелить ему ухо. Это были сделанные на заказ модели, купленные поставщиком Харсека по какой-то сложной теневой схеме — впрочем, вряд ли они окажутся намного менее надежными, чем образчики из Департаменто Муниторум, с которыми Лукан имел дело в Гвардии.

— Мы выйдем в складских помещениях, — произнес командир. — Как только лифт остановится, разносим пульт управления и намертво блокируем двери. На обратном пути воспользуемся служебной лестницей. Внизу не должно оказаться никого, кто смог бы поднять тревогу, это самое главное. Потом направляемся к главному когитатору. Только после того, как разберемся с ним, спускаемся к тюремным камерам: у них механические двери, и каждый участок той зоны, скорее всего, за гермозатвором. Ещё не хватало, чтобы Сестры поймали нас в ловушку.

«И кто знает, что ждёт нас внизу?»

Бойцы кивнули.

— Отрезать участок, потом сделать его нашим, — прокомментировал Святоша. — Как это проворачивали у меня в улье.

Кожа бывшего бандита всегда отливала бледно-зеленым — память о долгих годах, прожитых на синтетической пище в лабиринтах тусклого света и загрязненного воздуха. В угрюмом красноватом сумраке кабины Андус выглядел почти нечеловечески.

Лифт с грохотом остановился, так резко, что бойцы налетели друг на друга. Врезавшись в нагрудник Святоши, Салия тихо выругалась на каком-то талларнском диалекте.

— Не зевать, — предупредил Вон и нажал кнопку возле двери.

Загрохотав, створки разъехались, и бойцы резко выставили лазганы в проем. Затем, не говоря не слова, они быстро рассредоточились по залу, перекрыв все сектора. Таша, разбив прикладом пульт управления, бегом присоединилась к отряду.

Помещение оказалось большим, с высоким потолком, и скорее функциональным, нежели благочестивым. Металлические стены выглядели потертыми и маслянистыми; с потолка свисали четыре крупных контейнера, каждый втрое выше Лукана. Только мерцающее голоизображение в алькове наводило на возвышенные мысли: на нём святая, которую Вон не опознал, благословляла зрителя силовым мечом в поднятой руке.

Бойцы крались по залу, обходя контейнеры. Несомненно, там хранилось зерно или что-то вроде, ведь даже праведникам нужно питаться. Голографическая святая, управляемая зацикленной программой, раз за разом наделяла спешивших мимо бойцов Лукана благословлением, будто пыталась о чем-то предупредить их жестами.

Когда они добрались до двери у дальней стены, командир услышал чьи-то шаги. Быстро сжав руку в кулак, Вон дал сигнал отряду, и бойцы быстро встали по двое с обеих сторон у входа. Затем Лукан взглянул на Ницина, и тот, очень тихо присев, отложил плазмаган и вытащил нож. Звонкие шаги по металлическому полу зазвучали громче, а затем кто-то вошёл в зал.

"Кем-то" оказалась девушка лет семнадцати, одетая в рясу с широкими рукавами, похожую на спецовку сельхозработника. Сестра не надевала капюшон и практично закатывала рукава, прикалывая их, чтобы держались. Проходя мимо бойцов, она бормотала себе под нос, словно пытаясь что-то вспомнить.

Лукану девушка показалась совсем уж молоденькой — но тут он понял, что дело не в возрасте, а в том, что Сестра отнюдь не выглядела крепкой и сильной. Посмотрев налево, командир увидел, что Ницин не шевельнулся.

С другой стороны проема вопросительно махнул рукой Святоша. Перехватив взгляд Вона, Салия подняла бровь, будто говоря: «Ну, и что теперь?»

Андус вытащил нож, но Лукан, подняв лазган, двумя длинными шагами приблизился к послушнице и ударил её прикладом по голове.

Выдохнув тихонькое «Уфф!», девушка рухнула, будто срезанное с виселицы тело.

— Следите за дверью, — приказал Вон. Присев, он положил ладонь на голову послушницы. Пролилось немного крови, но обошлось без серьезной раны, и Лукан с удивлением понял, что испытывает глубокое облегчение. Поднявшись, командир увидел, что на него смотрит Ницин.

— В отключке, — сообщил Вон, и пожилой боец, кивнув, убрал клинок в ножны.

— Ты дал слабину, дедуля, — тихо сказал ему Святоша. — Сначала даешь слабину, потом становишься медленным. Сделавшись медленным, становишься мертвым. Запомни это.

Ницин отступил на шаг. Лукан знал, что у него где-то есть семья — Харсек вытащил их всех из одного концлагеря, после чего старый солдат оказался вечным должником инквизитора.

— Таша? — произнес командир.

— Сэр?

— Завяжи ей рот и оттащи в тень. Давай, шевелись!