"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
Волков вздохнул, съехал на обочину и остановил коня, жестом дал знак оруженосцу с его штандартом и слугам, Ёгану и Сычу, ехать дальше, сам стал пропускать колону вперёд.
К нему подъехал Карл Брюнхвальд, ротмистр глянул на кавалера, сразу догадался и спросил:
— Рана вас изводит?
Борода наполовину седая, виски тоже, не мальчик он, но двужильный какой-то. Без шапки, без перчаток. Под кирасой стёганка и всё. И холод ему нипочём. Только уши красны. И усталости ни капли.
— Нет, — соврал Волков, — рана ни при чём. Думаю, где вашим людям денег найти, у меня нечем им платить. Только надежда на попов, что они найдут богатого колдуна.
—
— Они меня зовут Иероним Инквизитор? — удивился Волков.
— Да, они же знают, что вы сожгли чернокнижника, что будил мертвецов в Фёренбурге. Так вас и зовут с тех пор Инквизитором, — он чуть усмехнулся, наклонился к Волкову и добавил негромко, — а ещё они говорят, что вы и сами знаетесь с колдовством.
— Что за дурь? С чего бы мне знаться с колдовством? — кавалер даже опешил немного.
— Солдаты — люди простые, говорят, что не могли вы с людишками Пруффа одолеть самого Ливенбаха. Да ещё богатств столько взять в городе. Не иначе то было какое-то колдовство.
Волков даже престал мёрзнуть, смотрел на Брюхвальда с каплей раздражения. И головой дёрнул, словно отгонял что-то от лица. Глупость говорил ротмистр.
— Солдаты — люди простые, — продолжал Карл беззлобно, опять усмехаясь, — лично я так не думаю.
— Подгоните людей, — сухо произнёс Волков, — нужно успеть дотемна в Альк.
— Да, ночевать в поле не хотелось бы, — Карл Брюнхвальд пришпорил коня и поехал подгонять солдат.
А кавалер ещё постоял на обочине, растирая больную ногу и думая, что правильно не взял с собой Агнес. Разговоры солдат ему очень не понравились.
А может, и зря не взял. На ветру ледяном ещё и плечо левое заныло, он уж про него забывать стал, а тут на тебе. Эх, хорошо бы было бы вернуться в Ланн, в тёплый дом, под перины к Брунхильде. Да пока нельзя. Никак нельзя.
Альк показался огнями, когда уже темно стало. Хорошо, что постоялый двор был на самом въезде в городок. Двор не имел названия, но был большой. Все лошади и подводы без труда уместились на дворе. Ёган и Сыч снова помогали кавалеру слезть с коня. Опять все смотрели на это. Опираясь на Ёгана, он прошёл в трактир, там, у стола, разделся, Ёган нашёл табурет, чтобы он мог снять сапог и положить на него ногу. Пришёл брат Ипполит, принёс попробовать новую мазь. Тут и хозяин трактира пожаловал, был он, видно, в отлучке, а, увидав столько постояльцев, прибежал выяснять, кто главный и кто за всех будет платить. Звали хозяина Фридрих, был это мужчина крупный и сильный, может, в городе имел влияние, Волкову он кланялся не очень учтиво, святым отцам, что уселись за другой стол, так и вовсе не поклонился, только глянул на них мельком. Немудрено, они были в простом монашеском платье, не Бог весть какие знатные попы.
— Господин мой, — начал он громогласно, — а что ж люди ваши в конюшнях моих спать собираются что ли?
Кавалер хотел ответить, что в покоях им спать дорого будет, но хозяин трактира продолжал:
— А лошади ваши на моём дворе стоять будут, платить за них вы собираетесь, а навоз кто будет убирать? И подводы ваши ещё место всё заняли. И солдатня ваша костёр жечь собирается, дрова у меня воруют, а то у кого же. Других-то дров тут нет. Как всё это считать будем?
Говорил он не то что бы дерзко, но неучтиво точно, почти как с ровней.
Волков уже хотел осадить наглеца, да не успел, за него Ёган заговорил, стал вровень
с мужиком, он и сам был не меньше его и говорил тому с ехидцей:— Ты бы, дядя, прежде чем лай поднимать, хоть узнал бы, кто у тебя на дворе стоит, а то не ровен час, в трибунал тебя потащат за грубость твою и неучтивость.
— Чего? — бурчал хозяин трактира, но уже не так, что бы совсем неучтиво.
— Чего-чего, того, — встрял в разговор Сыч, — перед тобой, дурья башка, сам кавалер Иероним Фолькоф, рыцарь божий, Хранитель Веры и охрана Святого Трибунала Инквизиции.
Если имя кавалера, может, и не произвели на трактирщика впечатления, то последние слова он явно отметил. Повернулся к столу, за которым сидели попы, и поклонился им, на этот раз так, как подобает, низко. Отец Николас благословил его святым знамением и улыбался благосклонно.
А отец Иона увидел мальчишку трактирного и поманил его к себе:
— Сын мой, а подай-ка нам колбасы, есть она у вас здесь?
— Есть, господа. Кровяная, ливерная и свиная, и сосиски есть. И бобы, и горох есть. Что нести вам?
— Вели повару, — говорил отец Иона, — пусть пожарит нам кровяной, нарежет кругами, и что бы с луком жарил, и лука не жалел. И пиво принеси. И хлеба.
Тут к монахам подошёл сам хозяин Фридрих, ещё раз поклонился и сказал:
— А будет ли достойна святых отцов свиная голова к их столу, печёная с чесноком, мозгами и кислой капустой.
— Достойно, достойно, — кивал отец Иона, и остальные отцы вторили ему согласно. — Путникам в тяжком пути сие очень достойно и полезно.
— Сейчас подадим. И пива подадим самого тёмного, — обещал хозяин.
— Трактирщик, — окликнул его Ёган, — а господину моему надобно кресло, чтобы у очага сидеть.
— Сейчас вам принесут, — обещал трактирщик уже совсем другим тоном.
— И ванная на завтра, ему раны греть, — добавил брат Ипполит.
— А к креслу подушки ему дай, — добавил Ёган.
Хозяин поджал губы, но перечить не посмел, поклонился только.
У кавалера то ли от тепла, то ли от мази монаха начала сходить боль в ноге. А ещё он порадовался, что не пришлось ругаться с трактирщиком самому, не ровня он ему. Пусть со слугами его лается.
Он сидел у очага, в кресле с подушками, и ел, Ёган ему помогал, еда была отличной, а пиво тёмным и крепким.
И тут не дождавшись, когда он с едой покончит, к нему подошёл один из младших монахов-писцов протянул бумагу:
— Вам, господин, завтра после рассвета нужно будет зачитать это на самом большом рынке и у самой большой церкви. А потом нужно будет найти бургомистра или старосту и вытребовать нам большое здание, и что бы жаровни с дровами были. И дров что бы побольше. Коли сами прочесть не сможете, я пойду с вами.
Волков, вытер рот и руки салфеткой, бросил её Ёгану, взял бумагу, прочитал быстро, что в бумаге писано было, и сказал:
— Нет нужды в тебе, сам прочту.
Монах пошёл за свой стол есть свиную голову, а кавалер сказал слуге:
— Пойду спать, помоги раздеться, а потом скажи трактирщику, что бы будил нас на рассвете.
Морозным утром, сразу после рассвета, они приехали на рынок. Хоть и недозволенно решением магистрата верхом на рынок въезжать, никто не посмел их остановить, мало того, от бургомистра пришёл мальчик с трубой, обещал, что бургомистр и сам придёт. А потом стал, что есть сил, дуть в трубу. Так звонко дул, что Сыч морщился, обзывал его дураком, а мальчишка всё равно дул, чтобы люди собрались.