"Инквизитор". Компиляция. Книги 1-12
Шрифт:
— Девятнадцать тысяч…
Девятнадцать тысяч? Кавалер все еще изучающе разглядывал загадочное выражение лица архитектора, он отчего-то не был уверен, что речь идет о серебряных талерах земли Ребенрее. И его сомнения оправдались.
— Флоринов, — закончил архитектор.
— Флоринов? — переспросил кавалер в надежде, что магистр говорит о небольших и легких монетах южного, славного города.
Он ошибся.
— Девятнадцать тысяч папских флоринов, — уточнил архитектор.
Здоровенные, тяжелые монеты из прекрасного золота, что чеканятся при дворе Его Святейшества.
— То есть, это… — Волков быстро вычислял в голове. — Это
— Да, где-то так. Или двадцать восемь тысяч эгемских крон, — кивал ему архитектор и тут же пояснял эту огромную цену. — Но вы же выбрали, хоть и небольшую, но мощную крепость, это же не простой замок на холме. Вы желаете угловыми бастионами. И башни с площадками для пушек. Да равелин еще. Да крепкие просторные приворотные башни с решеткой и коридором за воротами. Простой замок стоил бы всего шесть с половиной тысяч.
— Флоринов, конечно же? — язвительно интересовался кавалер.
— Флоринов, — опять кивал архитектор. — И то, нужно еще выехать к вам в землю и посмотреть на месте, где ему лучше встать и не нужно ли еще каких работ под него делать. Вы же из графства Мален? Тут собираетесь строить?
— Из графства Мален. Да, — задумчиво отвечал кавалер, понимая, что затея его невыполнима.
— А из какой же вы земли, кавалер? — интересовался архитектор.
— Я? Я из Эшбахта, — ответил Волков. — Я господин Эшбахта.
— Ах, вот как, — сказал архитектор, да не просто сказал, сказал он это разочарованно, не будь он вежлив, так еще бы и скривился, как от чего-то надоедливого или скучного.
Его разочарование было так очевидно, что задело Волкова. Он не мог понять, что это значит.
— Кажется, вам не мила та земля? — спросил он сухо, едва сдерживаясь, чтобы не начать грубить.
— Нет, не так бы я сказал, — тут же стал поправляться магистр Драбенфурс, — просто вы третий из господ Эшбахта, кто приезжает ко мне говорить про замок, первый приезжал лет эдак пятнадцать назад. Я же ездил туда многократно, и место отличное нашел, где можно сэкономить на фундаменте, но все было тщетно. Земля та скудна, господа те были плохи, не рачительны. Так что ничего с ними не выходило. Пусты были хлопоты мои.
Опять, опять архитектор невольно кольнул Волкова, сравнивая его с прежними господами, последний из которых, так просто сбежал из земли своей.
— А где же вы место приглядели под замок? — спросил Волков все также холодно.
— Там, где река поворачивает на запад.
Кавалер припоминал то место.
— Там прямой угол получатся. Замок с двух сторон будет защищен рекой. С третей стороны овраги идут до самого прибрежного песка, тоже место неудобное. Один путь к нему, только с севера будет. Там ворота сделать, равелин там же ставить. К тому же в том месте и фундамент не нужен будет сложный. Прямо на скалу и поставил бы. Встал бы на века.
— Раз фундамент не нужен будет, так и цена ниже должна быть, — сразу считал в уме Волков.
— Да. Две тысячи отнимайте, — говорил архитектор.
— Двадцать четыре тысячи гульденов? — уточнил кавалер.
— Да, еще в те же деньги я поставлю мебель, — обещал Драбенфурс.
Волков понимающе покивал, чуть постоял, поставил стакан с почти не тронутым вином и пошел к выходу, уже на пороге сказав:
— До свидания.
Больше ничего.
Они ехали по праздничному городу, уже стемнело. Кабаки и трактиры — двери настежь. Там свет, гул, музыка,
танцы, бесстыдный смех разгоряченных вином женщин. Одна из бабенок, кажется, кричала ему что-то, но не поглядел на нее даже.Отчего-то Ярослав Волков, сын пропавшего в море шкипера, был грустен. Задел, задел его этот архитектор своим пренебрежением.
Казалось ему совсем недавно, что он рыцарь, что он господин, что земля у него своя есть, людишки какие-никакие имеются, в свет он выезжает, при дворе графа его принимают ласково, а вот архитектор какой-то морду от него кривит. Отчего так? А оттого, что достоинство у него имеется, земля имеется, а вот третей части, что надобна, для того, чтобы зваться нобилем, у него нет. Нет замка? Так построй. Не на что строить? Так спесь свою прикуси да знай свое место. Да не злись, когда всякий архитектор при тебе губы кривит.
Потому как так и есть — нет у тебя замка, а значит и земли ты можешь в любой момент лишиться по прихоти чьей-то.
Всю дорогу молчал, Максимилиану слова не сказал. В таком расположении духа добрался до дворца графа, думал, что, может, Брунхильда в покоях его ждать будет, так не было бабы вредной. И он лег спать.
Глава 43
Волков любил такие дни, с самой зари по городу несся колокольный звон, от которого он проснулся. Открыл глаза, а тут и Брунхильда уже рядом.
— Отчего ж вы не встаете? — говорит она возмущенно. — не слышите, что ли, как звонари надрываются, все уже к столу идут, лакеи завтракать звали.
Он хватает ее за руку, пытается подтащить к себе, она упрямится:
— Отпустите, чего вы! Платье мне попортите, кружева порвете, — и тут же с укоризной продолжает, — служанки-то нет у меня, сама все делала. Еще солнце не встало, а я кружева пришивала. Да отпустите же.
Вырывается — не удержать. Такая сильная. Не может Волков ее в постель к себе затащить.
— Прям и не потискать тебя, — говорит он, — ишь, гордая.
Она, наконец, врывает руку из его пальцев, все-таки сильная девица, и говорит:
— Тискайтесь там, где были вчера вечером.
А сама от борьбы раскраснелась, грудь вздымается. Платье оправляет. Красивая.
Значит, заходила к нему, раз знает, что его вчера в покоях не было.
От этого ему становится чуть веселее на душе.
— Ну, вставайте, братец, скоро уж епископ проповедь праздничную начнет, а мы еще и завтракать не садились.
Он ее еще раз попытался поймать, да она увернулась, ушла, дверью хлопнув, пред тем крикнув:
— Вставайте, братец!
Он надел свою лучшую одежду. Егана, разумеется, ему очень не хватало. Поверх колета надел цепь серебряную, что подарил ему герцог. Шосы, панталоны, перчатки, берет, перстень, туфли — все самое лучшее, что у него было. Тем не менее, среди господ, что выходили из дома графа пешком, так как храм был неподалеку, он вид имел самый небогатый. Самый небогатый. И колет, некогда роскошный и шитый серебром, уже потерял свой блеск, потерся. И шосы выцвели и были не так ярки, как прежде, и бархат на берете, и перо уже не так хороши были. Да и цепь была бедна, большинство господ носили золото. Даже его драгоценный меч, и тот был уже нехорош на фоне иного, дорого и замысловатого оружия, что носили при себе господа. Единственная вещь, что была у него не хуже, чем у других, так был тот перстень, которым его пытались отправить на тот свет в Хоккенхайме.