Иннокентий Смоктуновский. Творческий портрет

В 1958 году Смоктуновский встретился в работе над ролью князя Мышкина из инсценировки романа Достоевского «Идиот» с известным мастером советского театра, лауреатом Ленинской премии Г. Товстоноговым и режиссером Р. Сиротой.

Пришла наконец встреча, так много значившая для него. Она не была случайной. Ей предшествовал фильм «Солдаты», где Смоктуновский сыграл роль советского офицера Фарбера. Товстоногов рассказывал как-то, что, посмотрев фильм, он заметил в Смоктуновском такие черты и особенности его художественной природы, которые позволяли актеру приняться за один из сложнейших характеров гениального русского писателя.

Князь Мышкин стал первым выдающимся сценическим образом Смоктуновского, может быть, наиболее целостным и крупным из всех, созданных им.

Но первой значительной удачей его был все-таки Фарбер в фильме «Солдаты». Здесь впервые обнаружилась та человеческая тема, которую артист развивает и обогащает от роли к роли. Надо помнить, что не просто обилие хорошо сыгранных ролей в различных фильмах отличает крупный талант. Его отличает свое отношение к человеку и его связям с другими людьми.

Итак — «Солдаты».

Фарбер — интеллигент, математик, представитель хрупкой городской профессии. У него маленькие простые очки, высокий лоб, слегка приподнятые «удивленные» брови и детские губы, знаете, этакая трогательная и наивная припухлость. Он говорит тонким, поразительным для окопной обстановки «штатским» голосом. И все время кажется, что он вот-вот потеряет очки или с него свалится пилотка. Негнущиеся кирзовые сапоги ему, конечно, велики, и его тонкие ноги ещё сами по себе «ходят» в сапогах. Однако же очков он не теряет, пилотка с него не сваливается, а в своих сапогах он неутомим и подвижен. И вообще вскоре после его появления на экране понимаешь, что это человек предельной выносливости и верности своему долгу. Только выносливость его не от заскорузлости или привычки к суровым условиям жизни, а верность не от привычки повиноваться.

Его стойкость от иного — от высоты его духа, от его, если хотите, утонченной душевной жизни, И еще от любви к людям, от доброты к ним, от величайшего уважения к человеческой личности и к человеческому достоинству.

Он стыдливо признается своему собеседнику в редкий час фронтового затишья, что он никогда не ударил человека («не дал никому по морде»), что он тоскует по консерватории и по симфонической музыке. Когда он бежит с пистолетом по окопу, то пистолет в его руке выглядит каким-то странным инородным предметом и кажется, что если он выстрелит, то того и гляди невзначай убьет самого себя, И однако же он умело обращается с оружием и стреляет куда надо и светится весь, как стекло под солнцем, своей человеческой высотой. Оттого солдаты уважают его, и командир он отличный.

Когда на полевом суде он обвиняет тупицу офицера, пославшего на верную смерть своих подчиненных только потому, что пресловутое «не рассуждать» — его «кредо», то устами Фарбера, его тонким, срывающимся в фальцет штатским голосом кричит сама справедливость, И не только от имени человечности он обвиняет бесчеловечность, но от имени ума — глупость, которая, может быть, хуже врага, от имени рассуждающих — нерассуждающих.

Теперь, по прошествии многих лет, вспоминая этого героя Смоктуновского, видишь некоторые черты его особенно ясно. Вот Фарбер поднял в атаку солдат. Он бежит по окопу с пистолетом в руке, потом выбирается на бруствер и машет своим. Он слегка пригнулся и бежит не оборачиваясь, призывно, но как-то по детски загребая обеими руками воздух, как бы приглашая: скорей, скорей, все ко мне! Очень похоже на людей, которые кинулись в воду, но не умеют плавать. Трогательные «штатские» домашние движения! Но он бесстрашно бежит на врага, и солдаты бегут за ним.

Неожиданный контраст физического облика Фарбера с обстановкой напряженных боев рельефно выделял его образ в фильме. И здесь обнаружилась любовь артиста к таким качествам его героя, как тонкий ум, доброта, мягкость характера, честность, стремление к правде и справедливости. И еще обнаружилось его пристрастие к внешне неэффектным приемам игры, когда все сосредоточивается в лице, в глазах, казалось бы, в едва уловимых движениях.

В фильме «Солдаты» Смоктуновский еще не воплощал с такой полнотой и заразительностью то едва уловимое дыхание жизни, как он это делал потом, но способность к такому роду воссоздания бытия человека уже угадывалась в нем.

А потом был Мышкин.

Сейчас эта роль Смоктуновского, исполненная им в спектакле «Идиот», поставленном Г. Товстоноговым, — театральная легенда. Спектакль больше не идет. (Впрочем, недавно стало известно, что Товстоногов и Смоктуновский собираются возобновить его для телевизионного фильма. Таким образом, эта удивительная роль сделается достоянием многочисленного зрителя.)

Тогда, в сезон 1958 года, любители театра совершали паломничество в Ленинград. Слухи о необыкновенном спектакле подтверждались. Смоктуновский создавал ту редкую атмосферу, когда каждый зритель удесятерял свою чуткость, существовал в непрерывном нервном напряжении болезненного и совестливого героя Достоевского.

Вспоминая об этом спектакле, предоставим слово одному из авторитетнейших наших критиков — профессору Н. Берковскому. Его статья о спектакле, напечатанная в журнале «Театре», явилась событием в критике.

Н. Берковский писал: «Молодой актер И. Смоктуновский, играющий князя Мышкина, стал в несколько недель знаменит. В переполненном зале господствует ощущение, что не всякий день увидишь творимое в этот раз на сцене. Среди зрителей много таких, кто смотрит этот спектакль трижды и четырежды, они хотят снова и снова быть свидетелями полюбившихся им сцен и эпизодов или же досмотреть какие-то упущенные подробности. Игра И. Смоктуновского так щедра и богата, состоит из такого множества первоклассных тонкостей, что не истощается желание снова очутиться лицом к лицу с главным в этой игре и делать для себя все новые и новые открытия».

В этой же статье Н. Берковский определил особенности таланта Смоктуновского, и это его определение, думается, весьма интересно для тех зрителей, которые хотят глубже понять искусство артиста.

Он писал: «И. Смоктуновский — актер обдуманного внутреннего вдохновения, все у него идет легко, свободно. В то же время каждый жест рельефен… У этого актера — дар: внешнее делать внутренним и внутреннее осторожно и деликатно выражать во вне… Смоктуновский — актер интеллектуального стиля, умеющий объединить внутреннюю действенность, „игру души“, с самой тонкой осмысленностью.

Запомним это — „игру души“ с самой тонкой осмысленностью. Это было на съемках фильма „Високосный год“, в котором он исполнял роль шофера Геннадия. Нам даже показалось тогда, что, разговаривая в перерыве между съемками на посторонние темы, он не расставался с характером своего героя. Потом его позвали на съемку, и без видимых усилий, оставаясь вроде бы тем же самым Иннокентием Смоктуновским, который только что разговаривал с нами, он несколько раз сыграл перед аппаратом одну из драматических сцен фильма. Она заключалась в том, что Геннадий — человек слабый и безвольный, со своими понятиями о том, „что можно и что нельзя“, — продает проходимцу выигравшие облигации своей жены и гордо отдает все деньги ее сыну. Геннадий считает, что поступил не только честно (как же — отдал все деньги!), но и благородно. И он поражен и раздосадован тем, что мальчик не только не рад этому, но и считает его поступок бесчестным. В этом эпизоде Смоктуновский сыграл нравственную драму, которая лежит в основе характера Геннадия.

Он совестлив и честен в собственных глазах. Он не замарает рук. И однако же он бессовестен и бесчестен в глазах других. Не понимая, отчего это, он думает, что все хотят навязать ему какой-то иной строй мыслей и лишить его независимости поступков и суждений. А он боится общих, хотя и правильных слов, страдает от нравоучений. У него появилась гордость слабого человека, знаете, этакое — „ах, оставьте меня в покое“. Да, я делаю все не так, я гадкий, я гублю свою жизнь, но, ради бога, не приставайте ко мне, ваши заботы для меня еще тягостнее. Уж как-нибудь я сам. Уж как-нибудь…»