Инновационная сложность
Шрифт:
Герменевтическая метафора «распаковки смыслового континуума» позволяет артикулировать идею плюрализма описаний сложности, многообразия не сводимых друг к другу языков описания сложности (на основе идеи онтологической относительности, невозможности абсолютно адекватного перевода У. Куайна). В свою очередь, несводимость друг к другу естественных языков – как в семантическом, так и в семиотическом аспектах – порождают рост сложности культурных артефактов вследствие нарастания многообразия как символических средств их презентации, так и культурно детерминированных ракурсов интерпретации (пролиферации интерпретаций, по Ж. Деррида [187] ).
187
См.: Автономова Н. С. Философский язык Жака Деррида. М., 2011.
В i/ноописаниях (в терминологии Н. Лумана) одна и та же система может представать и простой, и сложной – в зависимости от выбора языка ее теоретической презентации, способа «распаковки» ее знаково-символического
Немаловажным фактором, обусловившим интерес к сложностным аспектам социально-гуманитарного знания, является наличная тенденция к конвергенции естественно-научного и социальногуманитарного знания. Она проявляется в том, что уже в неклассической науке традиционное для классической рациональности противопоставление естественных и социально-гуманитарных наук по методу – объяснения и понимания – (философски артикулированное в философии жизни и неокантианстве) замещается их автопоэтическим, коммуникативным диалогом, генерирующим более высокий уровень сложности (об этом подробнее в разделе 4). Отмеченная выше конвергенция естественно-научного и социально-гуманитарного знания – необходимая когнитивная предпосылка построения трансдисциплинарной теории сложности.
Когнитивные истоки трансценденталистского ренессанса в методологической рефлексии современной науки питаются усилением напряжения двух методологических исследовательских программ: радикального конструктивизма и «нового натурализма». Позиции конструктивизма укоренены в субъект-центристских практиках социального конструирования реальности. Их разделяют сторонники Эдинбургской школы социологии науки, а также ряд современных представителей аналитической традиции, такие, как Н. Гудмен [188] и М. Даммит [189] .
188
Goodman N. Fact, Fiction and Forecast. Cambridge, 1983. Гудмен полагает, что знание соприкасается с реальностью лишь «по краям», и в этом отношении «создание» звезд ничем не отличается от создания научных теорий.
189
Dummett М. Truth and Other Enigmas. London, 1976.
В свою очередь, новые аргументы в защиту философского реализма выдвинуты в сравнительно молодой области общей теории познания – эволюционной эпистемологии, артикулирующей значимость телесно-ориентированного подхода в изучении познавательной деятельности человека. Эти представления восходят к философской рефлексии наук о жизни (К. Лоренц, Ф. Вукетич, Т. Ридль) [190] . В современной философской литературе они представлены концепцией развития познавательных способностей человека как биологически адаптивных механизмов Г. Фольмера [191] , экологической концепцией восприятия Дж. Гибсона [192] и др.
190
См.: Эволюционная эпистемология. Антология / Отв. ред. Е. Н. Князева. М-СПб., 2012.
191
Vollmer G. Evolution"are Erkenntnistheorie. Stuttgart, 1975.
192
Гибсон Дж. Экологическая теория зрительного восприятия. М., 1988.
Существо спора воспроизводит старую, как мир, дилемму философского конструктивизма: познает ли человек саму реальность или же объективированные продукты собственного мышления? В теоретико-познавательном отношении преобладание «конструктивистской» или «реалистической» компонент означает философский акцент на различных полюсах классической структуры субъект-объектного познавательного отношения. Это «вечная» философская проблема эпистемологии в различных культурно-исторических контекстах отсвечивает новыми смысловыми гранями. Она в значительной степени продолжает определять и современные стратегии научного поиска. «Деконструкция, дискурсивная и нарротологическая психология, конструктивистская социология – все это не просто философское (в данном случае – анти-реалистическое) истолкование существующих дисциплин, а конкретные программы работы в этих областях», – замечает акад. В. А. Лекторский [193] . Так что в контексте современной полемики с постструктуралистским деконструктивизмом, релятивизирующим границу между знанием и заблуждением, истиной и ложью, фактом и идеализированным объектом, натуралистический реализм в теории познания воскрешает забытый неокантианский лозунг «назад, к вещам».
193
Лекторский В. А. Познание и сознание: дискуссия анти-реализма и реализма в современной эпистемологии // Проблема сознания в философии и науке. М., Канон+, 2009. С. 55.
Ренессанс натурализма как объяснительной парадигмы в методологии и философии науки в конце XX в. следует понимать как философско-методологическую реакцию на крайности радикального конструктивизма – когнитивного синдрома «ускользания реальности». Когнитивным кредо радикального конструктивизма является «исчезновение объекта». Его вариацией в социально-гуманитарном познании является «смерть автора» и/или деконструкция текста, тогда как новый
натурализм ориентирует на исследование самой реальности, не зависимой от сознания, но данной в исторически и культурно обусловленных формах языковой и предметно-практической деятельности человека.Сосуществование в современной методологии науки альтернативных когнитивных стратегий (реализма и конструктивизма) реставрирует классическую проблему единства научного знания. А эта проблема, по справедливому замечанию В. И. Аршинова, «в постнеклассической рациональности осознается уже иначе, чем в классической и даже неклассической рациональности, где она считается могущей быть принципиально решенной посредством (метафизических по сути) ссылок на «единую объективную реальность» [194] . Ибо (пост)неклассическая наука, вобравшая в себя опыт изучения сложных неравновесных и саморазвивающихся систем, проблематизирует метафизически трактуемое «единство» как удержание в процессе развития «тождества собственным основаниям».
194
Аршинов В. И., Свирский Я. И. Интерсубъективность в контексте постнеклассической парадигмы // Постнеклассика: философия, наука, культура. СПб.: Мир, 2009. С. 178.
По мнению выдающегося исследователя проблем современной науки А. П. Огурцова, одним из направлений философского снятия дилеммы натурализма и конструктивизма является «возрождение трансцендентализма (курсив мой – Н. С.) – обсуждение вопроса об условиях возможности не только эмпирического опыта, но и теоретического знания. Трансцендентализм переводит проблему альтернативности натуралистического реализма и социокультурного конструктивизма в иную плоскость – плоскость анализа и обсуждения иных вопросов и проблем, а именно, условий возможности нашего знания, наших действий, наших норм и правил» [195] . Действительно, в философии (пост)неклассической науки отчетливо заметен поворот от частных и в целом маргинальных для развития науки проблем эпистемологических разрывов, несоответствий, несоизмеримости и т. п. к дальнейшему углублению философского анализа фундаментальных механизмов функционирования научного разума (на манер кантовских «как возможна чистая математика?» «как возможно чистое естествознание?» и т. п.).
195
Огурцов А. П. Новый поворот к объекту в современном мышлении // Постнеклассика: философия, наука, культура. СПб.: Мир, 2009. С. 47.
Сосредоточение же внимания на когнитивных девиациях: «прерывах постепенности» (Т. Кун), «эпистемологических разрывах» (Г. Башляр, М. Полани), противоречии теории – фактам (И. Лакатос), «семантической несоизмеримости» (П. Фейерабенд), как свидетельствуют блестящие исследования образцов (когнитивных паттернов) прикладной науки Б. И. Пружининым, – результат далеко не всегда оправданной экстраполяции на науку в целом результатов философско-методологической рефлексии прикладной науки [196] . Трансцендентализм по самой своей сути является философским отрицанием релятивизирующих подходов постмодернистской эпистемологии и превращенной формой поиска «твердой породы» человеческого бытия и мышления.
196
Пружинин Б. И. Ratio serviens? Контуры культурно-исторической эпистемологии. М., 2009.
Оставим в стороне восходящие к Средневековой схоластике онтологические версии трансцендентализма с присущими им пониманием трансценденталий как всеобщих атрибутов сущего (Ф. Аквинский) или его надкатегориальных характеристик (Дунс Скотт). Ярчайшим представителем классического трансцендентализма, без сомнения, является И. Кант [197] , унаследовавший от протестантской метафизики XVII–XVIII веков представление о связи трансцендентального с априорным (Хр. Вольф). По Канту, трансцендентальным является «всякое познание, занимающееся не столько предметами, сколько видами нашего познания предметов, поскольку это познание должно быть возможным a priori» [198] . Трансцендентализм Канта ориентирован на исследование познавательных способностей человека: выявление условий и границ познания, разграничения знания и веры, прояснения структуры опыта, механизмов получения всеобщего и необходимого («трансцендентального») знания и т. д. Кантовский трансцендентализм «представляет собой систему всех принципов чистого разума» [199] . И хотя в рамках трансцендентализма Канта впервые четко артикулирована проблема конституирования предмета исследования (априорными) формами чувственного созерцания и рассудка, т. е. когнитивным аппаратом человека, его рассуждения о познании остаются в рамках классической философии по преимуществу.
197
Заметим, что отнюдь не все авторы разделяют точку зрения, согласно которой трансцендентализм Канта носит когнитивный характер. Они исходят из предположения, что когнитивный трансцендентализм выполняет в его философии вспомогательные функции в рамках его практической философии и утверждения человеческой свободы. – См.: Круглов А. Н. Трансцендентальная философия // Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М., 2009. С. 1000. Соглашаясь с названным автором в оценке общей культурно-антропологической направленности философии Канта, оговоримся, что нас интересует именно когнитивная составляющая его трансценденталистской установки, отличающая Канта от его предше-ственников-онтологов.
198
Конт И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 44.
199
Конт И. Критика чистого разума. М., 1994. С. 45.