Иногда Карлсоны возвращаются
Шрифт:
И, оторвавшись от решетки моста, быстрой походкой направилась к пешеходному переходу.
«Совсем ты, девушка, плоха мозгами стала, – ругала себя Ирина. – Какой там раздувшийся труп? Тут же Центральный округ, просто так сигануть с моста не получится – немедленно сбежится толпа. Помешают, удержат… А если даже удастся спрыгнуть, не факт, что разобьешься насмерть. С десятого, двенадцатого этажа люди прыгают, и то не всегда разбиваются, а тут расстояние все-таки поменьше. Поломаешь руки-ноги, попадешь в больницу, там на тебя будут смотреть, как на идиотку… Да-да, на суицидниц-неудачниц всегда так смотрят, я помню… В крайнем случае, если особенно „повезет“, есть перспектива сломать позвоночник и провести в инвалидной коляске еще лет тридцать с лишним. Нет уж, пусть
Состояние холодного равнодушия, подходящее для совершения самоубийства, миновало. Ирине сейчас было отчасти странно: неужели вернулись ее суицидные настроения? Она-то думала, что с помощью психологии и при поддержке Кати преодолела их, и больше они ее не посетят… Вот уж верно: никогда не говори «никогда»!
Дрожа, точно еще чувствуя на своих оголенных платьем плечах липкие прикосновения пахнущей тиной смерти, Ирина вошла в каменный каземат касс кинотеатра «Иллюзион». Она взяла билет, даже не заглянув в афишу: ей было достаточно того, что сеанс начинается через полчаса. В ожидании фильма она сначала бродила по фойе, после ремонта посвежевшему, значительно изменившемуся, но все с теми же фотографиями чересчур, до приторности, красивых черно-белых звезд старого кино; потом взяла за буфетной стойкой стакан белого вина и пирожное-корзиночку. Горько усмехнулась: вместо ресторана… В ресторане платил бы, само собой разумеется, Турецкий, но на вино и сладости у Ирины денег хватало, и она, пользуясь извечным женским способом утешения, заедала семейную трагедию углеводами вплоть до третьего звонка. О чем был фильм, она не заметила: смутно вспоминалось, что на экране метались черно-белые испано-французские контрабандисты, что время от времени зал, едва ли на четверть заполненный, дружно взрывался смехом… Это все не было важно. Важно, что в темноте зрительного зала Ирина получила временную возможность скрыться, исчезнуть, развеществиться, не быть собой. Собственное существование представлялось слишком болезненным, точно обожженная кожа. Полузакрыв глаза и откинувшись на спинку кресла, Ирина старалась насытиться этим отдыхом, необходимым, прежде чем она снова решится выйти во внешний мир.
Внешний мир не сулил ей ничего хорошего. Но он показался Ирине все же чересчур неприветливым, когда она, моргая не то заплаканными, не то заспанными (со стороны не разберешь) глазами, покинула уютное темное чрево кинотеатра. Днем, когда она сюда входила, на улице светило солнце, и район Котельнической набережной обволакивала ватная духота; под вечер небо нахмурилось, ожидая грандиозного ливня, а духоту напрочь выдуло порывами ветра. Прохожие быстро шли, почти бежали, нащупывая в сумках зонтики. Домой идти не хотелось, но надо было срочно искать какое-то прибежище… Катя? Нет, она на даче с Васей… Антон Плетнев? Вот еще новости, с чего она пойдет к Антону Плетневу?.. Вот именно сейчас, когда с Турецким все разладилось, она ни в коему случае не должна к нему идти…
«Почему я должна искать прибежище где-то на стороне? – возмутилась Ирина. – В конце концов, я не бомж, не гостья столицы, я живу в нормальной московской квартире. Имею я право спрятаться там от дождя?»
И, остановив первое попавшееся такси, назвала домашний адрес…
В прихожей – такой родной, знакомой вплоть до малозаметного пятнышка в углу на обоях, и такой чужой – стояли два человека. Два человека, недавно бывших самыми близкими.
– Ира, все не так, как ты думаешь… Это просто по работе… Я все объясню, хоть у Кости спроси… Ир, я же обещал тебе никогда не изменять, а мое слово твердое… Иришка, не молчи! Ну скажи мне хоть что-нибудь!
Но в том-то и беда, что Ирине отныне было нечего сказать этому человеку, который по паспорту продолжал оставаться ее мужем.
Дело Кирилла Легейдо. Капитал для Ворониных
Откровенно говоря, Турецкий опасался снова встречаться с семьей летчика Сергея Воронина. В прошлый раз Галина его чуть с лестницы не спустила, а на этот раз вполне может перегрызть
ему горло… Если только это не розыгрыш, не пустые слова! Но нет, информации, полученной из такого источника, Александр Борисович доверял всецело. Факты, которые неминуемо должны были привести Турецкого к Галине и Варваре Ворониным, стали ему известны благодаря Лимоннику, который позвонил ему накануне:– Турецкий, добрейший вечер! Я тебя ни от чего не отрываю? Саша, я все ж решил – чем черт не шутит – выполнить твою просьбу. Ну, про кредитную историю семьи Ворониных…
Лимонник сделал интригующую паузу. Турецкий явственно вообразил, как он улыбается, расхаживая с мобильником по кабинету и при этом успевая поливать любимые растения. За окнами темнеет, а в углу кабинета лампы, как всегда, светят и греют прорастающие побеги лимонов…
– Да, представь себе, раскопал! Записывай…
Зафиксировав добытые Лимонником сведения, Турецкий некоторое время таращился на собственные записи, как бы не в силах вникнуть в то, что начертала его же рука. Его версия нашла подтверждение! По крайней мере, одна из версий. Все сходится…
Удивило его лишь то, что Галина, которой он немедленно позвонил, не выказывала прежнего раздражения. Наоборот, узнав, кто и зачем звонит, она стала приветлива и выразила желание встретиться как можно скорей. Это не укладывалось в схему. Возможно, она ничего не знала?..
В старый дом неподалеку от метро «Белорусская» Турецкий вошел, перебирая возможные версии событий. Когда Галина открыла дверь, глаза у нее были красными и припухшими, но вела она себя спокойно и благоразумно. Сразу же пригласила в комнату, где за столом сидела высокая и привлекательная девушка, выглядевшая старше своих семнадцати лет. На Галину Варя – кому же здесь быть, как не ей? – походила мало, значит, скорее всего, похожа на Сергея Воронина… Папина дочка. Видно, что очень переживает, но держится более стойко, чем мать. Она, однако, не стремилась завязать разговор с сыщиком, предоставив это Галине:
– Как хорошо, что вы… Александр Борисович?.. Как хорошо, Александр Борисыч, что вы снова к нам пришли! Простите меня за тот случай, я такой дурой тогда была! Думала, лучше всех разбираюсь в своей жизни, думала, никогда не понадобится помощь. А вот понадобилась… Я прошу, чтобы вы помогли мне найти тело моего мужа.
– Тело?!
– Труп. – Это страшное в отношении близкого человека слово Галина произнесла, не дрогнув: очевидно, наедине с собой произносила его неоднократно. – После того, что узнала, я не верю, что Сере… Сережа, – она все-таки поднесла к глазам скомканный платочек, – что Сергей жив.
– Что же вы такое узнали?
– Папа был смертельно болен, – вступила в разговор Варя. – Он об этом не сразу догадался… то есть не сразу обратился к врачу…
– Он обратился в частную клинику, – уточнила Галина.
Так, слово за слово, мать и дочь изложили свою часть запутанной истории. Турецкий, сидя напротив них, не перебивал, только время от времени спрашивал, если что-то не очень хорошо понял. Картина вскоре стала ему ясна.
– Помогите нам, Александр Борисыч, – под конец взмолилась Галина. – Не верю, что милиция как следует этим делом занимается. Вот только ума не приложу, за какие шиши вы будете на вас работать. И при жизни-то Сергея мы не роскошествовали, а теперь, когда остались одни, понятия не имею, как нам вдвоем с Варькой прокормиться на зарплату медсестры…
– Деньги для вас не проблема, – огорошил их Турецкий. Он собирался приберечь свой козырь на тот случай, если окажется, что Галина Воронина как-то замешана в преступлении. Но Галина и Варя выкладывали все как есть, так бесхитростно, что ему было бы противно водить этих и без того пострадавших женщин за нос. – Вы – богатые люди. Или, точнее, скоро ими станете…
Галина и Варя сидят за столом, Турецкий – напротив них. У матери и дочери заплаканные глаза, но они слушают Турецкого спокойно и внимательно. Очевидно, они сразу поверили тому невероятному, что он им открывает… Неудивительно: в последнее время им довелось пережить столько неожиданностей!