Иногда они умирают

– Я знаю правила и не нарушу их, – ответил я вежливо.

– Это священные тропы, – сурово произнес старший.

– О чем они говорят? – тихо спросила меня Тисса.

– Не хотят пускать нас к перевалу, – так же негромко отозвался я.

– Почему?

– Эти места считаются запретными для иностранцев.

В глазах Тиссы засветилось понимание.

Я посмотрел на кайлатцев, терпеливо ожидающих окончания нашего разговора.

– Мы шли через Аркарам, и она пропустила нас.

Местные жители снова переглянулись, они-то знали, что значит пройти мимо грозной горы и остаться в живых. Но старший нахмурился, кинул на меня взгляд исподлобья.

– Белые не должны ходить по священным тропам. Мы не можем пропустить вас. Уходите.

– Нет. Я слишком долго добирался сюда, чтобы повернуть назад, – ответил я, быть может, чересчур резко.

Кайлатцы положили ладони на кухри. Тисса крепко взяла меня за руку и горячо зашептала:

– Не нарывайся. Мы можем сделать вид, что соглашаемся на их требования, а затем, когда они уйдут, повернуть назад.

– Так просто их не провести, – ответил я, сдерживая все усиливающийся гнев.

Место, к которому я стремился, находилось совсем рядом, а меня не пускали к нему из-за бессмысленных предрассудков двух местных, которым, по-хорошему, не было дела до источника. Вряд ли они вообще знали о его существовании.

– Мы проводим вас до безопасной тропы, – сказал молодой кайлатец, и едва заметная усмешка скользнула по его тонким губам.

Вряд ли ганлин можно было считать оружием в прямом смысле. Но я знал, что, если достану его и заиграю, это не закончится ничем хорошим. На этот раз его пение будет защищать нас не от метели, а от этих людей. Мои пальцы уже сомкнулись вокруг костяной флейты, как вдруг совсем рядом я услышал знакомый голос:

– Пропустите его.

Из-за моей спины вышел гурх, которого я уже давно привык считать призраком. Однако в этот раз Тисса видела его тоже. Она вздрогнула от неожиданности и вопросительно взглянула на меня. Но я только покачал головой в ответ, сам не зная, как будут развиваться события.

– Пропустите, – повторил гурх, вставая перед нами, словно желая защитить. – Он заплатил.

– Чем? – спросил старший кайлатец, непроизвольно делая шаг назад и явно стремясь держаться подальше.

– Своей памятью и кровью. Он прошел ритуал чод. Он уже почти один из нас.

– А женщина? – поинтересовался молодой. Он старался быть очень вежливым, но не мог скрыть испуга.

– Они вместе. Пусть идут. Не мешайте.

Несколько мгновений кайлатцы смотрели на него, затем обменялись быстрыми взглядами, одновременно развернулись и пошли прочь. Все это напоминало встречу трех хищных зверей. Двое из них признали себя слабее и поспешили уступить дорогу сильнейшему.

Как только они скрылись за поворотом, гурх повернулся к нам и сказал дружелюбно:

– Путь свободен.

– Кто ты? – наконец задал я вопрос, который так долго мучил меня. – Почему помогаешь мне?

И, как всегда, он ушел от ответа.

– Я говорил тебе. Все мы – слуги Матери. Мы защищаем эту землю. Но одни считают, что чужаки не имеют права ступать на нее, другие не видят ничего плохого, если достойные смогут добраться сюда.

– И кто эти другие?

Он широко улыбнулся, блеснув великолепными белыми зубами:

– Я, например.

Спрашивать о том, кто он такой, снова – не имело смысла. Он не хотел говорить об этом, тогда я заговорил о другом:

– Тшеринга, погонщика, который шел вместе со мной, убил кто-то из тех, кто не хочет, чтобы такие, как я, добрались до перевала?

– Ты видел мертвого эбо. – Гурх взглянул на небо, где вырисовывался контур Пустынника, укутанный облаками. – А что случилось с погонщиком? Быть может, он ушел, испугавшись. Повернул назад и пропал. Или сорвался в пропасть. В Кайлате случается много удивительного. Ты же знаешь. – Он опять посмотрел на меня. – Вам пора идти. Скоро стемнеет.

Гурх почтительно поклонился Тиссе, мне протянул руку. Его пожатие было крепким, ладонь – горячей, сухой и шершавой, вполне материальной.

– Удачи. Быть может, еще увидимся.

Он вновь кинул взгляд в сторону Пустынника, на вершине которого опять развернулись белые полотнища снега, и отправился следом за кайлатцами. В какой-то миг мне показалось, что воин прошел прямо сквозь каменный выступ склона, а не поднялся по тропе.

– Кто это? – спросила меня Тисса, когда гурх исчез за поворотом, и мы, не торопясь, направились следом.

– У меня есть несколько вариантов ответа на твой вопрос. Новая галлюцинация…

Она скептически приподняла бровь:

– Маловероятно.

– Воплощение горы, принявшее облик человека.

– Слишком фантастично. – Она улыбнулась, довольная полетом моей фантазии.

– Один из народа гурхов, который обладает малопонятными для меня способностями.

– Это уже ближе. – Тисса взялась за рукав моей куртки и произнесла многозначительно: – Значит, твой источник рядом. Как я понимаю, ты отправился бы туда, даже если бы тебе пришлось обойти Аркарам против часовой стрелки.

В ее голосе прозвучала горечь, замаскированная под легкую насмешку надо мной.

Мы снова пошли вперед. Начался подъем к перевалу. Тяжелый, мучительный и долгий. Каждый шаг забирал часть сил, и, когда возникала стойкая уверенность, что их совсем не осталось, откуда-то бралось еще немного для следующего шага. Болела спина, ноги, плечи. Хотелось бросить рюкзак, чтобы забрать его на обратном пути. Но меня сдерживала пока еще здравая мысль о том, что неизвестно когда этот путь будет.

Тисса несколько раз останавливалась, снимала очки и стояла с опущенными веками, а на лице ее мелькало растерянное выражение.

– Пчелы перед глазами летают, – ответила она на мой невысказанный вопрос. – И голова болит.

– Это высота.

Она прижала руку к груди, пытаясь отдышаться, но не могла. До меня словно сквозь вату долетел ее сухой кашель.

Я нашарил в кармане блистер диакарба, замечая, что пальцы не очень хорошо слушаются меня, подцепил фольгу, достал одну таблетку и подал ей, планируя через шесть часов повторить прием препарата от горной болезни. Завел руку за спину и, не снимая рюкзака, вытащил из бокового кармана бутылку с водой.