Инокуляция

– И так пенсии нет, да ещё… – подключилась вторая – высокая и очень худая, которую серое пальто её делало ещё уже, и казалось, что её может повалить любой порыв ветра.

– А ну, пошли отсюда! Две карги! – рявкнул охранник и замахнулся своей толстой и розовой ладошкой.

Старушки неуклюже отступили от крыльца, и одна даже поскользнулась, но не упала, уцепившись своими руками за подружку.

– Успокойся, – коротко сказал ему Никита, поднимаясь по крыльцу. – Ты поступаешь неправомерно.

– Ты меня ещё поучи! – гаркнул тот. – Лучше заткнись, а то ты тоже пойдёшь затариваться в другое место, я тебе обещаю.

– Это ты пойдёшь работать в другое место, если я разозлюсь, – пообещал Никита. – Я сейчас схожу до твоего администратора. И ты потеряешь работу, я тебе точно говорю.

– Как хочешь, – кивнул охранник. – Но эти старухи в магазин не пройдут.

Никита стал подниматься по крыльцу, спиной ощущая, что пенсионерки делают очередную отчаянную попытку прорваться внутрь, и охранник разразился страшной бранью и отборными угрозами.

– Да что Вы себе позволяете?! – воскликнула мимо проходящая женщина, скорее всего, доставшая телефон для видеофиксации. – Я полицию вызову!

– Да вызывай, кого хочешь, дура! – рявкнул охранник. – Но внутрь никто без маски не пройдёт!

Он выглядел, как разъярённый зверь, выполняющий приказ начальства. И Слободину стало дико интересно посмотреть на того, кому же он так рьяно служит.

Магазинчик – очень тёплый и светлый – внутри оказался совсем небольшим и крайне уютным. Чуть ли не у входа стояла касса, и подвижная продавщица с фиолетовыми волосами отпускала людей, толпившихся около неё. Тут было два десятка покупателей, не меньше, и Никита увидел, что их корзины наполнены гречкой, рисом, консервами и туалетной бумагой. Толпа недовольно гудела на продавщицу, но та никак не могла ускориться.

«Из-за того, что вы всё ринулись скупать, будет дефицит. Именно из-за этого, а не наоборот».

Он пошёл между полками с товаром, ища того, кто тут числится администратором. И почти сразу же его поиски окончились успехом: фигура необъятных размеров в красном пиджаке лениво маячила в дальнем углу, опёршись на стеллаж с шоколадными батончиками. Маска его была надета на сальном подбородке; видимо, это и называлось «носить маску при повышенной готовности». Прямо как в ту зиму с лютыми морозами за сорок градусов с аномальными и экстремальными температурами. «Повышенная готовность». Чуть что – повышенная готовность, все службы, необходимые для ликвидации угрозы, ставятся в ружьё.

– Вы администратор? – спросил Никита, подойдя на несколько шагов к администратору, потому что тот не проявлял никакого интереса к покупателю, явно заинтересовавшемуся не только товаром.

– Я, – ответила фигура, с большой неохотой переведя глаза на подошедшего парня в уродливой серой куртке, далёкой от нынешней моды. – Чем могу помочь?

– В связи с чем ваш крайне агрессивный охранник не пускает людей в зал? – спросил Никита, надеясь, что его вопрос звучит не слишком вызывающе.

– Потому что масочный режим введён, – устало ответил администратор, вероятно, представляя, как он кусает сочный хот-дог, и горчица стекает у него по подбородку. – А люди… Те пенсионерки – его нарушили. Пусть оденут маски. И возвращаются.

«Наденут!» – рявкнул про себя Никита, но сказал другое:

– Нет такого закона, это беззаконие! – заметил он.

– Так… Вызовите полицию, напишите заявление. Потеряйте здесь остаток дня. И это, кстати, ничего не изменит. Потому что предписания спущены сверху. И масочный режим введён не только на территориях магазина… Кстати, а Вы сами-то почему в маске, если это всё… Как Вы назвали?.. Соизвольте напомнить.

– Я тебе не попугай, – отозвался Никита и, развернувшись, пошёл прочь. Было очевидно, что этот упитанный администратор прав: он ничего не мог сделать в этой ситуации, только смотреть и слушать.

Парень ничего не стал покупать, вышел. И поспешил убраться, сгорая со стыда. И не оглядываясь. Он очень надеялся, что пенсионерки уже ушли, что они не стоят и не смотрят на него, как брошенные старые собаки, у которых уже упало зрение и отказывают ноги.

День стремительно закруглялся, но отвращение ко всему у него только росло.

Он дошёл до закрытого университетского здания – насквозь проеденного коррозией, с пустыми окнами, в вечерней полутьме напоминающими опустевшие глазницы. Вообще это здание выглядело сейчас жутко, разительно отличалось от переливающейся всеми огнями заправки, построенной напротив.

Но Никита продолжал сидеть на грязной скамейке, съёжившись и глядя на закрытое учебное заведение. На его отбитую искорёженную вывеску, кою почти наверняка детвора использовала в качестве мишени при бросках камней.

«УНИВЕСИТЕТ ТОЧНЫХ НАУК АННЫ КРАМЛИНГ».

Так он назывался. Почему-то Никита не мог припомнить, чему там учили. Уже начинало темнеть, но домой идти не хотелось. Весьма ощутимо похолодало. Он так и продолжал сидеть, пока мимо шли люди – даже не шли, а торопливо пробегали, спрятавшись за капюшонами и засунув руки в карманы. Они старались держаться друг от друга подальше и сторонились одиноко сидящего человека на старой скамейке, шарахались от него, будто у него на куртке стояла какая-то опасная метка, например, знак радиоактивности.

– Они относятся к нам, как к рабам! – проревел пьяный голос, и только после этого Никита увидел человека не только без маски, но и без шапки, в пальто цвета пожухлой листвы. На шее его болтался коричневый шарф; одной рукой он дёргал себя за кудрявые тёмные волосы, а в другой держал красивую пустую бутылку из-под коньяка. Словом, он не выглядел, как перепивший люмпен.

Никита наблюдал за ним, но привлекать внимание не спешил. А тот и не обращал ни единого взгляда на одиноко сидевшего понурого парня. Да и он столько выпил, что вряд ли мог осмысленно различать людей, имена и события. Наверняка в его голове всё уже смешалось.

– Они относятся к нам, как к рабам! – завопил он ещё раз, потому что никто из прохожих к нему не спешил подойти и разделить его взгляды. – Почему я должен колоться какой-то бодягой?! Почему я ОБЯЗАН это делать?! Я не хочу, я не буду! Я никому из вас не верю! Вы все сговорились!

Он собрался сделать ещё один глоток, но бутылка у него вывалилась из руки и упала на плитку с жалобным хрустом.

– Суки! – вскрикнул пьяница и, разрыдавшись, наклонился к поверженной таре, как к ребёнку, упавшему с санок. – Что же будет дальше?! Как жить?!