Иностранная военная интервенция и гражданская война в Средней Азии и Казахстане. Том 2 (Сборник)
Шрифт:
Прошептал он: «Надоело с жебраками целоваться,
Ночевать — то в чистом поле, то в глухих лесах.
Надоело брать богатство, да тотчас его лишаться,
Щеголять в дрянном каптае, старых чоботах!
И ушла душа Олексы да к последнему порогу,
Слышал он слова раввина будто наяву:
«Он не крестится на церковь, своему неверен Богу...»
Кровь горячая стекала в желтую траву.
с наследником Олексы Довбуша{1}
Был хасид у рабби Бешта, умный и прилежный.
И имел он голос чудный, голос звонкий, нежный.
Реб Исроэль слушал песни юного Абрама,
Отдыхая от дурного жизненного гама.
Как-то раз в корчме сидели Бешт с учениками,
Там гулял Олекса Довбуш вместе с опришкaми.
Пели грустно и вздыхали — будто не гуляли,
А в последнюю дорогу друга провожали.
Рабби Бешт воскликнул громко: «Ну-ка, прочь печали!
Прочь заботы, погуляем, как всегда, гуляли!
Парень мой споет на радость, чтоб умчалось горе,
Чтобы души воспарили в голубом просторе!»
И запел Абрам, и голос лился все чудесней.
Устремились души хлопцев вслед за этой песней,
Расцвели улыбки разом, сгладились морщины.
И пошли тут ноги в танец — славно, без кручины.
Подбежал один к Абраму: «Как, певец, зовешься?
Будь мне братом-побратимом, и не ошибешься!
Ты — Абрам? Зовусь Стефаном, так запомни, друже!
Может, станется, что буду и тебе я нужен».
...Годы унеслись, сменились временем суровым.
Реб Абрам однажды ехал по делам торговым.
Забрела его коляска в лес густой и старый —
Тут его остановили опришки-батяры.
«Ну-ка, стой, богач!» — скрутили, всё отняли сразу,
Отвели его в свой лагерь, к ватажку-гарнасу.
Ватажок воскликнул: «Славно! Кто тут расстарался?
Кто ты будешь, человече? И куда собрался?»
«Я простой торговец, пане, молоком торгую.
Навещал я в Коломые дочку дорогую...»
«Зря зовешь меня со страху ты вельможным паном.
Я — опришек вольный, так-то, а зовусь Стефаном.
Отнимаю у богатых — вот моя причуда.
Зря ко мне заехал нынче, не уйдешь отсюда.
Я тебе сейчас дорогу покажу — до ада.
Ты последнюю молитву прочитай, как надо».
Вот прочел Абрам молитву, смерти ждет бедняга.
Слышит: «Не узнал меня ты в страхе, бедолага?
Ты ж Абрам? Зовусь Стефаном, вспомни-вспомни, друже
Говорил тебе, что буду я когда-то нужен».
После у костра сидели, слезы утирали
И наставников ушедших долго вспоминали.
Поглядели друг на друга, молча постояли.
Вдруг притопнули ногами и — затанцевали...
Обративши лица к небу и зажмурив очи,
Танцевали побратимы весь остаток ночи.
Танец странный, молчаливый — отогнав тревогу,
Поминальной стал молитвой, обращенной к Богу...
...Вечером 16 июня 1933 года на тель-авивском пляже неизвестными был убит один из ярчайших сионистских деятелей Хаим Арлозоров. Убийство это до сего дня остается нераскрытым. Было много версий о причастности тех или иных кругов к этому преступлению, но ни одна из них не получила окончательного подтверждения...
МАГДА
Поэма в четырех танцевальных балладах с прологом, э
пилогом, интермедией и постскриптумом
«— ...Срывайте двери — два несчастья
хочу я видеть, сыновей убитых,
злодейку-мать, убившую несчастных!..
Появляется колесница, запряженная драконами,
в ней Медея с телами детей...»
Еврипид. Медея
Пролог
Две женщины носили имена
Похожие, и первая — Медея,
Царя Колхиды бешеная дочь.
Чтоб отомстить неверному супругу,
Ревнивица зарезала детей.
Прошли века, прошли тысячелетья.
Несчастную преступницу жалеем
И думаем: «Безумна от любви».
Вторую звали Магда, и она
Была женой министра пропаганды.
И в чашке приготовив цианид,
Смочив конфеты в смертоносном зелье,
Она детей убила — и себя.
Был месяц май, и грохотали пушки.
Йазон и Йозеф... Магда и Медея...
И никого, кто мог бы пожалеть...