Иной мир. Компиляция

Я решил уточнить:

– Ты это знаешь наверняка или предполагаешь?

– Знаю. Рылся в закрытых архивах. Много интересного там читал. Кодировать будущих шпионов в Союзе любили. Без угрызений совести ломали детям жизни и отправляли трудиться на благо Родины.

– Спасибо, друг. Мне кое-что становится понятно. Жаль, что пока не всё…

Больше мы не говорили. Вернулись к своим как ни в чём не бывало. Косые взгляды были, но как без них? Многие уверены, что я знаю об открытии портала домой. Нет, не знаю. И пока даже не догадываюсь.

А вот о Владимире Россе знаю теперь больше. Пусть и благодаря информации, которую подкинул Боков, и собственным рассуждениям. Чтобы понять причину потери памяти младшего и последнего из Россов, нужно заглянуть в память его отца. Мне это пока не дано, но надеюсь, что в скором будущем выдастся возможность погулять по закоулкам памяти Михаила Росса. Уверен, что именно он, матёрый чекист, воспитывал из сына беспощадного бойца. И именно он кодировал его на возвращение домой. С какой целью, пока не знаю, но, вернувшись на Землю, Владимир Росс при малейшей попытке надавить на него и узнать то, что узнано быть не должно, забудет, кто он и зачем вернулся домой. И Владимир Росс забыл. Знал много всего интересного, но был подвергнут допросу и ушёл в себя. Программа, заложенная предусмотрительным папочкой, сожгла память. Однако лютый был у меня дед. Сын, дочь, зять, внук – плевать на всех. Главное – дело. Ради него можно пожертвовать самым дорогим. Даже собственной жизнью. Хотел бы я знать, что за цель преследовал Михаил Росс. Надеюсь, что была она благой.

Следующие три дня прошли в безмятежном спокойствии. Я с Машей и рад жизни. Вопросами меня не донимают. Берсерки дают нам безопасность. Угрх лечит раненых. Старый идёт на поправку. И получившие ранения при переходе федералы тоже. Ампутация воспалившейся руки последнего из Россов была тяжёлой, но она в прошлом. Главное – мы живы. И скоро увидим солнечный свет, по которому я жуть как соскучился…

Фрагмент 3

Неделя и несколько дней – столько мы идём по горам. Медведи вывели нас из пещер далеко от Иерихона и его ищеек. Стоило увидеть природу, и напала ностальгия – она похожа на родную Сибирь. Такие же горы, затянутые сплошным одеялом леса. И такой же климат. Для путешествий лучше не придумаешь. И плевать на редкие ливни, показывающие силу каждые сутки. Они коротки и нужны. После них приятно пахнет озоном и так свежо.

Угрх, сколько бы я ни пытался, так и не ответил на главный вопрос – как медведи узнали, что я именно тот, кто родился в этом мире. Медведи просто молчат. О настойке, погружающей в память предков, ни слова. Эх, не против я пройтись по киноплёнке воспоминаний. Видимо, пока рано.

Старый на мои частые наводящие и редкие прямые вопросы отвечает. С каждым днём всё больше убеждаюсь, что он потерял память. Поправляется активно и уже несколько дней передвигается самостоятельно. Даже Лейн, наш приунывший стратег, своим ходом идёт. Правда, всего пару часов за сутки. На большее Адриана пока не хватает. Деревянная нога давит на обрубок. Больно. Не знаю, насколько, но представляю.

Порой, слишком редко, нас пытаются сожрать. И одного из федералов вполне могли сделать ужином, если бы не вмешался берсерк Харрор. Зеркальной тенью он пресёк атаку гориллоида и нанёс огромной обезьяне-хищнику неимоверной силы удар. Пятиметровая тварь, охочая до человечинки, удар плоской стороной меча в голову на ногах перенести не смогла. Зазвенело так, словно ударили по молотом по пустой цистерне. Из хорошего металла сделан меч, даже спорить не нужно. Был бы удар острой стороной – лишился бы гориллоид куска головы. Но Харрор не захотел убивать. Обезьянку-лузера просто оставили отдыхать и горевать насчёт неудавшейся охоты. Путь продолжился. Идти, правда, кучнее стали. И поближе к берсеркам.

Час назад медведи объявили о привале. Полоса на вершине горы, свободная от леса, выбрана местом для стоянки. За десять минут почти вся трава была вытоптана, костры разведены, котелки наполнены, а палатки поставлены. Поинтересовавшись у Угрха насчёт безопасности и получив ответ, что на многие километры вокруг тихо и спокойно, я позвал Машу гулять.

Ветки небольших ёлок или их близких родственников послужили временным матрасом. Понравилась мне вершина скалы. Плоская и ровная. Лёжа на ней, можно любоваться предстоящим закатом. Мы лежим, обнимаемся и ждём. Точнее, заката ждёт Маша. А вот у меня цель немного иная. Хочу поговорить о Старом и выяснить, потерял ли он память или умело притворяется.

– Сегодня ровно четыре месяца, как мы с тобой познакомились. – Маша мечтательно смотрит в небо. – Даже представить не могла в тот момент, что всё обернётся именно так.

Четыре месяца, значит. Девушки любят отсчитывать дни. Нам, мужчинам, подобное неинтересно. Иначе устроены. Сейчас и не вспомню, сколько дней назад прибыл в тот мир. Запутался. Причём давно. Первый месяц считал, а потом бросил эту бессмысленную затею. А вот Маша помнит. Четыре месяца – ровно столько времени прошло, как жернова судьбы затянули меня и всё мелют, мелют, не желая выпускать. Не верю, что всё случайно.

– Рад, что всё обернулось именно так, – сказал я. Спокойно сказал, но не соврал. Я правда рад. Вот только показать этого не могу. Не умею, наверное.

Маша легла мне на грудь и начала гладить по щеке ладошкой. Я ответил поглаживаниями спины. Нежными и осторожными. Затем пошли поцелуи. А после них вспыхнула дикая страсть.

Честно, я в плане беременности дилетант. В плане секса во время беременности, если точнее. Ходил всё это время, терзаемый сомнениями. Спросить не хватало смелости. Всё разрулил Угрх. Отвёл в сторону и дал понять, что секс нужен как мне, так и Маше. Чутьё мишек настолько сильно, что такие мелочи не утаишь. Насчёт меня Угрх не сказал ничего. Понятно, что это особенность мужского организма виновата. А вот насчёт Маши поведал, что секс ей нужен для более лёгких родов. Но до определённого срока, конечно же. Прав мохнатый или нет – не знаю. Не доверять ему в этом деле не вижу причины. Можно только порадоваться, что у матери моего ещё не родившегося ребёнка даже в этом мире появился гинеколог. Но это временно. Угрх следить за здоровьем Маши согласился, но поставил чёткое условие: когда придёт срок, он принимать роды не будет. И никто из других мишек тоже.

– Я люблю тебя, Никита… – Маша прижалась ко мне. От неё идёт сильный жар. Вот же урод я, однако. Думаю о холодной воде. И о том, что хочу спать. А ещё не могу сказать, что тоже люблю её.

– Ты у меня самая лучшая, солнце моё. – Вроде выкрутился. Интересно, почему я не могу сказать эти заветные три слова? Потому что не люблю? Нет! Я люблю её. Но не так, как она меня. Видимо, просто не понимаю. Как же всё сложно. Нужно время, чтобы понять всё. Осознать. Принять.

Мы лежали минут тридцать, а затем оделись. Закат был красивым, но стоило солнцу уйти, и температура начала стремительно падать. Я-то точно не простыну, а вот Маша может. Ей нужно беречься. Как только оделись, успокоился.

– Ты заботливый… – снова лежим на матрасе из лапника и снова обнимаемся. Нам хорошо. Жаль, что придётся говорить о прошлом.

– Расскажешь мне о своём прошлом? – спросил я. Одной рукой обнимаю, а второй пытаюсь отмахнуться от местных комаров. Их немного, но они достаточно крупные. Хорошо, что одежду не прокусывают. Минут двадцать, и надо возвращаться к своим, иначе потеряют.

– Спрашивай. От тебя у меня нет секретов. – Маша чмокнула меня в губы и приподнялась, уперевшись локтями мне в грудь.

Отмахиваться от кровососов в таком положении стало невозможно. Решил опробовать чудо-траву, которую дал мне Угрх. Вытащив из кармана сухой стебель, начал мять его. Сильно запахло мятой. Как по волшебству, нудный писк исчез. Работает, однако!

– Расскажи, как ты познакомилась с Владимиром Россом, – попросил я. – Уверен, что именно он вербовал тебя.

– Меня не вербовали. – Маша снова легла мне на грудь и принялась рассматривать проступающие на небе созвездия. – Мы с подругой, ещё студентками, оказались в плохой ситуации. Трое парней цепляли девчонок в клубах и возили их на дачу. Что они там с ними делали, ты сам догадываешься. Такая же участь ждала меня и мою подругу.