Иной мир. Компиляция
Шрифт:
– А что объяснять? – спросил я, остановившись у двери. – Вы ведь не слышите. Вы получили то, что хотели, но несёте какую-то чушь. Я сделал всё правильно. И пусть на моих руках кровь. Мне было проще убить этих двоих. Я не хотел смотреть на то, что с ними будут делать. Даже думать не хотел. Это было моё личное милосердие. Вы своё получили. Радуйтесь!
Я вышел на улицу и направился в сад, который имеется на территории участка. Отыскав лавочку, сел на неё и закрыл глаза.
Максим Ефименко пришёл спустя минут пять. Тихо сев рядом, закурил.
– Дай сигарету, – попросил я.
–
– Не курю, – ответил я. – Но захотелось…
Сделав первую затяжку, я поплыл. Закружилась голова, стало подташнивать. Организм понимает, что сигаретный дым яд, и пытается защититься всеми способами. Не хочет, чтобы его отравляли.
На второй затяжке не выдержал и закашлял.
– Брось эту дрянь, – посоветовал Максим. – Вижу, что тебе хватило. Сам редко курю. Бросаю…
Я бросил сигарету в небольшую урну, стоящую у лавочки. Прихода, который словил от пары затяжек, мне хватило. Лучше бы водки выпил.
– Мы не оправдали твоих ожиданий, верно? – спросил Максим.
– А кто я такой, чтобы требовать? – вопросом ответил я. – У вас свой взгляд на ситуацию. У меня иной. Такой же, как этот мир.
– Твоё мировоззрение мне ближе, Никита.
– Оно не самое лучшее, Максим. Я просто новичок. Не стоит заморачиваться обо мне. Я не лучше вас. И не хуже.
– Думаю, что тебе в данном случае будет лучше уехать, – уверенно сказал Максим. – Лучше для всех. Оставшуюся работу мы проделаем самостоятельно. Её не так много. Посёлки уже наши, как ни крути. Население Двойки и Рога узнает, что Пан мёртв, и доделает работу за нас.
– Не так много работы? – усмехнулся я. – Увы, но ты даже не представляешь, сколько её. Это только начало. Впереди много сложностей. С завтрашнего дня я с вами. Сегодня нет. Надо успокоиться. До скорого, Макс…
Глава 10
Голова гудит…
Паровоз в голове…
Старый, ржавый, работающий с трудом…
Тащит несколько вагонов. Топка загружена углём. Котёл на максимальном давлении. Кулисный механизм движется с натугой. Паровоз не вывозит…
Какого чёрта паровоз делает в моей голове, и как его оттуда вытащить?
Открыв глаза, я понял, что всё не так просто. Левый глаз не открывается. Только правый, и только наполовину. Ощущение, что моё лицо использовали вместо наковальни. Про тело и говорить нечего…
Тело болит так, словно побывало в качестве прокладки между сваей и бабой сваебоя. В какой заднице я побывал?
– Вроде очнулся, – сказал кто-то. – Глаз правый приоткрыл. Погляди.
– Да, в себя пришёл, – ответил женский голос. – Крепок, однако. Думала, минимум сутки ещё спать будет.
Надо мной нависла Ольга Баркова. Натянуто улыбнулась.
– Что вы со мной сделали? – с трудом спросил я.
– Это ты сам с собой сделал, Никит.
По голосу я определил, что говорит Андрюха Боков.
– Сам? – по возможности удивился я. – Ничего не помню…
– Сейчас я тебе укольчик поставлю и отцеплю капельницу, – сказала Ольга. – Потерпишь немного. Будет больно. Очень больно. Зато минут через пять легче станет. Готов?
–
Готов, – пробормотал я. – Хуже всё равно быть не может…Укола не почувствовал. Только какие-то манипуляции с правым бедром.
– Готово, – сообщила Ольга. – Не жжёт?
– Немного, – ответил я, чувствуя, как по ноге распространяется лёгкое жжение. Даже приятное в какой-то степени. Лучше, чем тупая боль, которую ощущаю всем телом.
Насчёт приятного жжения я ошибся. Распространяясь по телу, оно начало становиться сильнее. Спустя полминуты мне показалось, что меня засунули в кипящий котёл и начали варить.
Минуты три чудеса длились. Недолго. По ощущениям вечность. Боль стихла резко, и на её место пришла приятная лёгкость.
– Терпеливый, однако, – с удивлением сказал Боков.
– Не то что ты, – ответила Ольга. – Помнишь, орал как резаный?
– Я и был резаный, – недовольно буркнул Боков.
Еще минута, и я начал осматриваться. Лежу в комнате с одним окном, кроватью и тумбочкой. Стены и потолок белые. Из одежды на мне только трусы. Укрыт лёгким одеялом бело-коричневого цвета. Рядом с кроватью стоят Ольга Баркова и Андрюха Боков и пристально смотрят на меня.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов! – воскликнул Боков.
Я с трудом сел и пробормотал:
– Это конфабуляция. Эффект Манделы, если по-современному.
Ольга нахмурилась и сказала:
– Похоже, что сотрясение сильное. Не понимаю, что он говорит.
– Никит, ты о чём? – спросил Боков.
– Глеб Жеглов не говорил: «Ну и рожа у тебя, Шарапов», – ответил я. – Он сказал: «Ну и рожа у тебя, Володь… ох рожа. Смотреть страшно». Конфабуляция – ложная массовая память. Так понятнее? Эффект Манделы то же самое. Умер он в две тысячи тринадцатом году, но все считают, что гораздо раньше. Долгая история, если всё рассказывать.
– Интересно, – смутилась Ольга. – Беру слова обратно. Сотрясения, возможно, нет. А если и есть, то лёгкое. Крепкий ты, Никита.
Первым делом я посмотрел на руки. Костяшки не просто разбиты, они уничтожены. Ощущение, что я ломал кулаками бетон. Кровь давно запеклась и превратилась в толстые грязные коросты.
До самых плеч руки усыпаны синяками. Плечи тоже в синяках. И грудь. И ноги. Не удивлюсь, если узнаю, что на заднице тоже синяки. Большая часть синяков недостойна, чтобы их замечать, но наберётся десяток таких, что смотреть страшно. Я что, со скалы упал? Со скалы в озеро упал… а затем водоворотом в пещеру затянуло и по подземной реке пару десятков километров протащило… затем меня поймали пещерогрызы и долго жевали… потом был в желудке углеводородного червя… что-то фантазия разыгралась…
Суставы ломит. Позвоночник отказывается гнуться. Что с лицом, боюсь представить.
В руках Бокова появилось зеркало, и он направил его на меня.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов… – пробормотал я, напрочь забыв обо всём и тем более о конфабуляции и эффекте Манделы.
Левый глаз пострадал больше всего и распух до ужаса. Жаль, нет рассечения. Удалось бы избежать такого масштабного синяка. Правый глаз можно считать относительно целым. Нос размером с солидную картошку. Губы большие и тёмно-синие. На шее глубокая царапина.