Иной Сталин

Так по возможности четко была обозначена принципиально новая политическая линия, весьма двойственная, а потому и противоречивая по своей сути. И все же именно ею окончательно размывалось прежнее понимание термина «враг» как непременно бывшего оппозиционера, то есть прежде всего члена партии – бывшего или настоящего. Термин «вредитель» практически полностью вытеснил прежний – «троцкист».

Однако последние фразы доклада Молотова породили совсем не то, к чему он стремился. И содокладчик Л.М. Каганович, и практически все принявшие участие в развернувшейся дискуссии – наркомы M.Л. Рухимович, Н.К. Антипов, Н.И. Пахомов, Н.И. Ежов, И.Е. Любимов, А.И. Микоян, М.И. Калманович, К.Е. Ворошилов, первые секретари С.А. Саркисов, М.Д. Багиров, Р.И. Эйхе и другие проигнорировали суть сказанного Молотовым. Они предпочли дружно и горячо обсуждать более, видимо, им близкое и выгодное, говорили практически лишь о поиске «врагов», о разоблачении «вредителей», борьбе с «вредительством».

Такой поворот хода пленума вынудил Молотова заключительное слово начать так:

«Слушая прения, мне не раз приходило в голову, что доклад, который мною был сделан по промышленности и ряду других наших государственных организаций, был недостаточно заострен на тех вопросах, на которых нужно было заострить внимание. В ряде случаев, слушая выступающих ораторов, можно было прийти к выводу, что наши резолюции и наши доклады прошли мимо ушей выступающих».

Молотову пришлось привести данные о количестве осужденных «членов антисоветских, троцкистских организаций и групп с 1 октября 1936 г. по 1 марта 1937 г., чтобы продемонстрировать членам ЦК ограниченность проводимых репрессий. В отличие от Ежова, еще в декабре сообщившего об арестах по парторганизациям, Молотов информировал пленум о репрессиях по наркоматам. За пять месяцев, по его словам, было осуждено две с половиной тысячи человек. Правда, в подсчет не вошли данные по НКО, НКИД и НКВД, а также по большинству республиканских наркоматов, что вполне могло удвоить и утроить итоговые данные. Но даже в этом случае столь огромная – как абсолютный показатель – цифра все еще не давала оснований говорить о репрессиях как массовом явлении. После такого явно вынужденного отступления Молотов подчеркнуто демонстративно вернулся к главному в его докладе – вопросу о подготовке и подборе кадров, о методах руководства и работы [449] .

449

Там же.

О значительных сдвигах в определении и понимании узким руководством того, что такое «враг», говорила чуть ли не открыто резолюция, принятая 2 марта по докладам Молотова и Кагановича «Уроки вредительства, диверсий и шпионажа японо-немецко-троцкистских агентов». Уже своим названием она выводила троцкистов из привычной до той поры оценки их как пусть бывшей, но все же политической оппозиции, делала их врагами не партии, а всего Советского Союза. Кроме того, содержание резолюции при желании можно было толковать таким образом, что с вредительством, в общем, уже покончено. Ведь она «в целях ликвидации последствий (выделено мной Ю.Ж.) диверсионно-вредительской деятельности немецко-японо-троцкистских агентов и искоренения причин, делающих возможной подрывную работу фашистской агентуры», потребовала не от пресловутых органов НКВД, а от наркоматов разработать «методы разоблачения и предупреждения вредительства и шпионажа по своему наркомату», представив их в месячный срок в политбюро ЦК и Совнарком СССР. Под требуемыми мерами в резолюции подразумевались прежде всего строгое соблюдение технологических процессов производства, регулярный планово-предупредительный и капитальный ремонт оборудования, жесточайший контроль за соблюдением положений об охране труда и техники безопасности, переподготовка кадров. Именно все это, утверждалось в резолюции, и должно предотвратить те аварии на предприятиях и транспорте, которые расценивались как «вредительство» [450] .

450

Там же. 1994. № 10. С. 13.

Неожиданно возникший в ходе пленума второй доклад Ежова, точнее, содоклад по третьему пункту повестки дня, да еще после принятия соответствующей резолюции, носил сугубо ведомственный характер. Он прежде всего попытался обосновать пересказанную им телеграмму Сталина и Жданова от 25 сентября 1936 г. об «опоздании на 4 года» в деле разоблачения троцкистского подполья. Ради этого он, Ежов, долго излагал хорошо известное всем: арест 30 человек группы А.Н. Слепкова и 87 человек группы И.Н. Смирнова в 1933 г., В.П. Ольберга в январе 1936 г., раскрытие группы Ю.М. Коцюбинского в 1932 г. и арест ее членов в 1936 г. Добавил и неизвестные факты – раскрытие группы правых в Западной Сибири в 1933 г., донос некоего Зафрана на К.Б. Радека, И.Н. Смирнова и Я.Н. Дробниса в 1932 г.

Попытался Ежов установить и виновного в «четырехлетием отставании», сделав таковым Г. А. Молчанова, человека весьма подходящего для роли козла отпущения. Дело в том, что только что, 3 февраля, арестованный Молчанов с ноября 1917-го по июнь 1918 г. служил ординарцем в штабе Антонова-Овсеенко, впоследствии открытого сторонника Троцкого, а затем, вплоть до лета 1920 г., находился в рядах Красной армии, опять же возглавляемой Троцким.

Наконец, Ежов сообщил и о принятых для искоренения «вредительства» в подведомственном ему наркомате мерах. Об аресте 238 чекистов высокого ранга, в том числе 107, работавших в Главном управлении госбезопасности [451] .

451

Там же. С. 13–27.

Выступившие в прениях сотрудники НКВД поддержали линию, намеченную их шефом. Бывший нарком Г.Г. Ягода, начальник управления по Ленинградской области Л.М. Заковский, первый заместитель наркома Я.С. Агранов, нарком внутренних дел УССР В.А. Балицкий, начальник управления по Московской области С.Ф. Реденс, начальник контрразведывательного отдела Л.Г. Миронов дружно поддержали Ежова в главном – признали, что именно в 1931–1932 гг. резко ослабли действия по разоблачению «вражеского подполья». Вместе с тем они разошлись во взглядах на то, кто повинен в этом. Только Ягода поддержал Ежова, назвав ответственным за все одного Молчанова. Остальные настаивали на виновности прежде всего бывшего наркома. Ту же позицию заняли выступавшие в прениях нарком здравоохранения СССР Г.Н. Каминский, первый секретарь Азово-Черноморского крайкома, в прошлом отдавший четырнадцать лет ответственной работе в ОГПУ Е.Г. Евдокимов, секретарь ЦИК СССР, в 1931–1932 гг. заместитель председателя ОГПУ, а в 1933–1935 гг. прокурор СССР И.А. Акулов [452] .

452

Там же. № 12. С. 3–28; 1995, № 2. С. 3–6, 14–21.

Диссонансом прозвучали лишь два выступления. М.М. Литвинов крайне отрицательно оценил деятельность зарубежной агентуры НКВД, которая постоянно измышляла ни разу не подтвердившиеся заговоры с целью покушения на наркома иностранных дел [453] . Более резко высказался А.Я. Вышинский. Он поведал о том, что слишком часто следователи НКВД, проводя допросы, демонстрируют непрофессионализм, вопиющую неграмотность, сознательно допускают преступные подтасовки. Он, в частности, честно признал:

453

Там же. 1995. № 2. С. 7–8.

«Качество следственного производства у нас недостаточно, и не только в органах НКВД, но и в органах прокуратуры. Наши следственные материалы страдают тем, что мы называем в своем кругу «обвинительным уклоном». Это тоже своего рода «честь мундира» – если уж попал, зацепили, потащили обвиняемого, нужно доказать во что бы то ни стало, что он виноват. Если следствие приходит к иным результатам, чем обвинение, то это считается просто неудобным. Считается неловко прекратить дело за недоказанностью, как будто это компрометирует работу».

Вышинский пояснил, что такой «обвинительный уклон» нарушает инструкцию ЦК от 8 мая 1933 г. (которую не раз поминал в докладе Ежов, извращая ее истинный смысл). Подчеркнул – документ этот направлен на то, «чтобы предостеречь против огульного, неосновательного привлечения людей к ответственности». И добавил: «К сожалению, до сих пор инструкция от 8 мая выполняется плохо» [454] ³⁶.

В еще большей степени усложнил и запутал недавно простое понятие «враг» Сталин. Выступая за два дня до окончания пленума, он говорил слишком пространно, разбрасываясь по тематике. Прибегал к умолчанию, недоговоренности, намекам – видимо, по какой-то причине не мог позволить себе сказать прямо то, что хотел. Большую часть доклада – явно подыгрывая настроениям, царившим на пленуме, – он посвятил осуждению троцкистов, вслед за Молотовым связав их с беспартийными «шахтинцами» и «промпартийцами». Затронул мимоходом международные дела, чтобы от «капиталистического окружения» перейти к обоснованию обострения классовой борьбы. Но сказал он и о новой, более страшной опасности – «одуряющей атмосфере зазнайства и самодовольства, атмосфере парадности и шумливых восхвалений» и лишь обозначил повинных в том, риторически приведя мнение неких неназванных оппонентов: «Партийный устав, выборность парторганов, отчетность партийных руководителей перед партийной массой? Да есть ли во всем этом нужда?»

454

Там же. С. 11–14.

Уже ближе к концу доклада Сталин еще раз намекнул на тех же оппонентов: «Современные вредители, обладающие партийным билетом, обманывают наших людей на политическом доверии к ним, как к членам партии… Слабость наших людей составляет… отсутствие проверки людей не по их политическим декларациям, а по результатам их работы».

И лишь завершая речь, он опять вернулся к той же, явно главной для него теме. И прямо назвал тех, кто должен быть готов лишиться своих постов. Партийных руководителей: 3–4 тыс. – высшего звена, 30–40 тыс. – среднего и 100–150 тыс. низового. Указал и срок – шесть месяцев, когда придется «влить в эти ряды свежие силы, ждущие своего выдвижения» [455] , то есть как раз до выборов в Верховный Совет СССР и местные советы.

455

Там же. № 3. С. 3–15.

С началом прений опасения Сталина стали понятны. Он, как оказалось, наткнулся на глухую стену непонимания, нежелания членов ЦК, услышавших в докладе лишь то, что захотели услышать, обсуждать то, что он предлагал. Из двадцати четырех человек, принявших участие в обсуждении, пятнадцать говорили в основном о «врагах народа», то есть троцкистах. Говорили убежденно, агрессивно, как и после доклада Жданова и Молотова. Все проблемы сводили к одному – необходимости поиска «врагов». И практически никто из них не вспомнил об основном – о недостатках в работе партийных организаций, о подготовке к выборам в Верховный Совет СССР.