Иной

— Путешествовать будем так. Я и пилот в кабине. Кстати он человек и смотрите у меня! Что бы ни-ни! — я посмотрел на дрампиров. — Не посмотрю, что сейчас мы в одной команде. Все ясно?

— Ясно, — процедил сквозь зубы высокий кровосос-мутант, представившийся Гансом. Вероятно, он у них был старшим. — Не напрягай, Светлый. Здесь посильнее тебя есть.

— Есть, — согласился я. — Но, указания данные мною вы будете выполнять. Или ты возражаешь? — спросил я Ганса, и бросил взгляд на стоящего немного в стороне и о чем-то беседующего с авиатехниками Владимира.

Тот незаметно одобрительно кивнул.

— Нет, начальник, не возражаем, — в один голос мрачно ответили дрампиры.

— Вот и хорошо. Будем считать, что договорились. Теперь дальше. Меньшиков, который вам явно не нравится, полетит в переднем багажном отсеке. Это, Денис, перед пилотской кабиной, — я повернулся к Меньшикову, и тот понимающе кивнул. — Инквизиторы, не зависимо от того Темные они или Светлые расположатся в начале салона, ближе к багажнику. Дрампиры в конце. У самого выхода. В дальнейшем этот порядок может быть мною изменен. Но только мною. Любое непослушание карается незамедлительным развоплощением и обсуждению не подлежит.

— Почему? — с вызовом спросила женщина. — У нас есть свой… — и тут же согнулась от боли под ударом Силы, коварно посланным мной в ее самое незащищенное и уязвимое место.

— Просто потому, что мне так захотелось. Все ясно?

— Ясно, начальник, — повторно прогудела нечисть.

— Тогда все. Можно рассаживаться.

Я смотрел, как мои странные подчиненные медленно поднимаются по трапу в самолет, и покачал головой: «Вот влип…».

— Не переживай, Муромцев, — раздался за спиной голос Владимира. — Линии реальности проверяли наши лучшие специалисты. Все будет нормально. Техника не подведет. Ни эта, ни та, которая в Усть-Усинске.

— Спасибо за заботу, — я повернулся к магу. — Что-то часто эти линии подводят в последнее время. Даже мне известно, что в такой нестандартной ситуации заранее ничего нельзя знать.

— Все так, но техники тоже клянутся, что самолет исправный. Говорят, что пассажиры летают на худших, чем этот самолетах. А внешний вид еще ни о чем не говорит. Так ведь, пилот?

— Вы умеете утешать, — выдавил я из себя жалкую улыбку и только тут заметил, что перрон со всех сторон окружен находящимися в Сумраке Инквизиторами. Страхуетесь? — я показал Владимиру на оцепление.

— А как же. Обязательно. Ну, — маг пожал мне руку. — Светлый Иной, пора. Противовоздушая оборона и прочие службы под нашим контролем. Так, что можете идти на Усинск по прямой. И… не подведи… те. Вся обещанная амуниция уже загружена в хвостовой багажник.

Сжав небольшую мягкую и странно теплую на пронизывающем северном ветру ладонь мага, я повернулся и, не оглядываясь, пошел к самолету.

Уже устраиваясь в левом командирском кресле, я слышал, как гремят переносным трапом дрампиры, затаскивая его в хвостовой багажник. Как закрывают входную дверь. Как авиатехники подгоняемые Владимиром оттаскивают подальше от самолета стремянки. Как гремят выбиваемые из-под пневматиков колодки… Все. Пора запускать. Переключая, поминутно сверяясь с руководством многочисленные тумблеры, я видел, как под начинающимся мелким дождем наклонившись в сторону ветра, стоит Владимир. На таком расстоянии он казался маленьким и беззащитным. Конечно же, это была только иллюзия.

Примерно через четверть часа, тщательно погоняв двигатели на всех режимах и не обнаружив ничего подозрительного, мы с Назимовым сообща и довольно криво порулили на взлетку. Там, даже не запрашивая разрешения на вылет, и игнорируя обязательную остановку перед взлетом, сразу стартовали. Стараниями Владимира все ближайшие борты были давно разогнаны на запасные аэродромы. На удивление легко справившись со взлетом наш экипаж стал набирать высоту. Самолет оказался неожиданно легок в управлении и охотно шел за штурвалом. Вскоре со страшной силой вибрирующий до последней заклепки воздушный «сарай» вышел на расчетный эшелон в шесть тысяч шестьсот метров и после включения автопилота мы с Назимовым могли наконец слегка расслабиться.

— Ну, вот, — сказал Михаил Иванович, снимая с головы такую же потрепанную, как и сам самолет, гарнитуру, — ты тут посматривай, а я немного вздремну. Потом поменяемся.

Я не возражал. Спать совершенно не хотелось. Наоборот, чувство управления таким большим лайнером меня сильно возбуждало. Конечно это не «Туполь», но все-таки «Ан-24» серьезный пассажирский самолет. Машина устойчиво шла между двумя слоями облачности. Спутниковая навигация показывала, что лететь нам оставалось пятьдесят пять минут. Хорошо, что все устроилось. По крайней мере, на этом этапе. Команда, наверное, спит. Желая убедиться в этом я посмотрел сквозь Сумрак. Точно все, кроме одного Инквизитора дремали, откинув спинки кресел. Или только делали вид, что спят.

Спустя минут двадцать я обнаружил, что работать пилотом гражданской авиации, наверное, смертная скука. Да, конечно, перед полетом нет ни одной свободной минуты. Испытываешь напряжение при взлете и посадке, но на эшелоне делать совершенно было нечего. Пускай это справедливо в основном для пилотов. Остальные — то члены экипажа обычно работают не покладая рук. Особенно штурман. Мы же с Михаилом Ивановичем были только вдвоем и я немного заскучал. Вверху была плотная слоистая облачность. Внизу тоже. Горизонта также не было видно. Там, где он должен был находиться, оба слоя облаков сливались, закрывая горизонт. Я вздохнул. Смотреть было абсолютно не на что. Так и промучился до начала снижения. Будить Назимова не хотелось. Пусть поспит, свежее будет. И только когда, я убрал газ, и самолет, задрав хвост, пошел к невидимой пока за облачностью земле, я разбудил своего инструктора. Пора было готовиться к посадке.

Поначалу все шло хорошо. Мы вполне благополучно пробили облачность и, выйдя из нее на высоте шестисот метров, стали строить стандартную коробочку вокруг аэродрома. Скорость была двести восемьдесят, потом уменьшилась при выпуске закрылков в посадочное положение до двухсот двадцати и, сделав четвертый разворот, с расстояния примерно семи километров, стали целиться на полосу. Только увидев ее воочию, мы испугались. Первым истинную длину ВПП, а точнее, какая она короткая разглядел Назимов.

— Смотри, — заорал он, показывая рукой вперед. — Где обещанные тобой девятьсот метров?

Почти половину взлетно-посадочной полосы занимали хорошо видимые на фоне пробивающейся молодой зеленой травки кучи земли, какие-то ямы и разнообразная строительная техника. Сказать, что это меня обрадовало, значит сильно покривить душой. Я посмотрел на высотомер — двести метров. Скорость — тоже двести. Не уложимся. Свободный участок никак не больше пятисот метров!

— Миша, мы сможем уйти на второй круг? — спросил я его, заранее зная ответ.

— Сомневаюсь, — на удивление спокойно ответил Назимов, слегка корректируя педалями курс. — Не тот у нас с тобой опыт. Да и железяка эта турбинная. Пока еще раскрутятся. На поршневом мы бы с тобой сейчас раз! — Миша эффектно показал руками, как бы мы сейчас на поршневом. — И на взлетном. А здесь, — махнул он рукой. — Ничего тут не придумаешь. Сажать надо. Да и задание твое выполнять тоже надо, как я понимаю. Сдерни-ка РУДами еще пару-тройку процентов тяги.

Он был прав. Надо сажать и я аккуратно, двумя руками уменьшил обороты двигателям. Стало несколько тише, и мы быстрее посыпались вниз.

— Вертикальная пять метров, — подсказал я Назимову, видя, что Михаил Иванович целиком занят пилотированием.

— Великовата, исправим, — отозвался он и потянул штурвал на себя.

Скорость снижения восстановилась. Теперь уже точно ничего нельзя было сделать. Правда поступательная тоже немного уменьшилась. Теперь она была сто восемьдесят пять — сто девяносто километров в час. Едва держась в воздухе, мы планировали на полосу с вертикальной скоростью в два метра в секунду. До облезлых и полуразвалившихся деревянных посадочных знаков оставалось не больше километра.