Инспектор и бабочка

Кошки.

Несколько раз Икер ловил себя на том, что всматривается в кошек. Найти их непросто: подавляющее большинство живет в домах, с хозяевами; так уж устроен мир респектабельного Сен-Себастьяна, бездомных кошек в нем почти нет. Но кошки, обремененные домом и хозяевами, иногда выходят на балконы или маячат в окнах. Они – объект пристального внимания Субисарреты, хотя инспектор даже сам себе не признается в такой безделице, как наблюдение за четвероногими домашними любимцами.

Никаких плодов наблюдение не приносит: сан-себастьянские кошки мало похожи на кошек, изображенных в блокноте Альваро. Идентифицировать их по атласу (изданному в той же серии, что и «Атлас насекомых») не удается. Не потому, что это какие-то особенные кошки…

Да нет же, они – особенные!

Проскользнувшие сквозь зрачки Альваро, как сквозь слуховое окно, и грациозно спустившиеся в блокнот с кончика карандаша. Икер почему-то уверен, что, встретив тех самых кошек в жизни, обязательно узнает их. Вот только как допрашивать кошек, чтобы вытянуть из них сведения о сеньоре Репольесе, Икер пока не решил.

Еще одно напоминание об Альваро – вездесущая победительная «Барса».

Еще одно – журнал «Don Ballon». Кто бы ни был изображен на обложке – Иньеста, Санчес или Месси; какая бы форма на них ни была надета, неотъемлемой частью экипировки выступает дорожный саквояж Альваро, оставшийся в подсобке «Королевы ночи». Это не связано с рекламными контрактами футболистов, просто наваждение саквояжа преследует Субисаррету.

Как избавиться от него, инспектор не знает.

– …О чем задумался? – спросил Иерай, аккуратно опуская чип в прозрачный пластиковый пакет.

– Так, ни о чем. Когда примерно наступила смерть?

– Судя по трупному окоченению, часов четырнадцать-пятнадцать назад.

– Ага. Получается между пятью и шестью часами утра. На рассвете.

«Между пятью и шестью» объясняет пижаму, в которую облачен мужчина. И его расслабленную позу. Он не сопротивлялся, не смог защитить себя, возможно, даже не успел проснуться. Остался в своем сне, если ему снились сны.

– Нападения он не ожидал, – подтвердил предположения Cубисарреты Иерай. – И вряд ли сообразил, что происходит, прежде чем отдал богу душу.

– Чем его саданули?

– Исходя из характера раны, чем-то тяжелым.

– Это понятно. Меня интересует, чем именно.

– Свои предположения я изложу, когда обследую труп у себя. Навскидку ничего, что могло бы послужить причиной смерти, в номере я не нахожу.

– То есть убийца унес орудие преступления с собой?

– Да.

– И все же… Что это могло быть?

– Молоток. Или предмет на него похожий.

– Не слишком удобный инструмент для предумышленного убийства, ты не находишь? – проворчал Икер.

– Не слишком. Могу добавить в список гвоздодер. Гантель. Камень-голыш, если это тебя устроит… Забирайте тело, – скомандовал Иерай помощникам.

Красная пижама с идиотскими рождественскими шарами. Напялить такую мог только недоумок с осами в голове, целым осиным гнездом. Забраться в него сквозь естественные отверстия – ноздри, рот, ушные раковины, представляется довольно проблематичным. Или заведомо удлиняет путь. Вот кто-то и придумал альтернативный вход. Прорубил его в затылке, чтобы осы, жрущие мозг, вырвались на свободу. Икер вертит головой во все стороны в поисках крылатых тварей с желто-черными брюшками, но вместо них натыкается на Иерая, фотографа из управления, двух неразлучников Хорхе и Педро (это они сейчас возятся с телом). И наконец, на само тело.

Как было бы здорово, если бы осы облепили физиономию покойника! Намертво приклеились бы к ней, изменив до неузнаваемости. Чтобы оторвать их от кожи, потребовалось бы изрядное количество времени, и все это время Икер пребывал бы в робкой уверенности, что его друг Альваро Репольес жив. Все-таки жив, несмотря на двухлетнее отсутствие.

Но Альваро мертв.

Мертвее не придумаешь.

Потому что труп в красной пижаме – и есть Альваро.

За два года он почти не изменился, разве что превратился в блондина. Но это – Альваро, Альваро! – маленький шрам на подбородке (последствия падения с велосипеда в возрасте одиннадцати лет) никуда не делся. И подбородок никуда не делся. Этот раздвоенный подбородок всегда принадлежал Альваро. И плохо выбритая ямка на нем – тоже. Ямка огорчала Альваро, выкурить из нее щетину – напрасный труд, щетина есть и теперь.

А Альваро нет.

Больше двух лет Икер отгонял от себя мысли о том, что Альваро нет, но не стало его только сейчас. Четырнадцать или пятнадцать часов назад. Четырнадцать или пятнадцать часов – ничто по сравнению с двумя годами отсутствия; в сутках – двадцать четыре часа, в году – триста шестьдесят пять дней, сколько же получится часов жизни, отпущенных Альваро, и, главное, чем они были заполнены? Икер пытается спрятаться от открывшейся ему страшной правды в дурацких арифметических подсчетах, но ничего не получается.

Двадцать четыре нужно умножить на триста шестьдесят пять, а затем удвоить полученную сумму. Или лучше сложить триста шестьдесят пять и триста шестьдесят пять и лишь затем умножить на двадцать четыре? И довесок в сорок пять дней – о нем тоже не стоит забывать.

Маньяк-профессор с его умением складывать бесконечно большие величины и мечтать о бесконечно малых, – вот кто сейчас пригодился бы Субисаррете!..

Но профессор отбывает пожизненное наказание в одной из закрытых психиатрических клиник, и доступ к нему строго ограничен. Никто не навещает его, кроме санитаров в раз и навсегда отведенные часы завтрака, ужина и обеда. Правда, элементарным частицам, которыми так увлекался профессор, ни стены, ни решетки нипочем, но это – не самые лучшие собеседники.

Альваро теперь тоже – не лучший собеседник.

Он не сможет ответить ни на один вопрос, а инспектора мучает масса вопросов. Почему Альваро вдруг стал блондином? Почему он остановился в «Пунта Монпас», а не в своей квартире на улице Сан-Роке? Почему он вырядился в дурацкую пижаму прежде, чем улечься в кровать? Почему он не давал знать о себе два года? И главное – почему и за что его убили?

Икер хватается за эти вопросы, как за соломинку. Все они могли быть заданы в частной беседе с Альваро, а могли бы украсить полицейский протокол. Их основное достоинство состоит в том, что они разумны. Да-да, они разумны, а Икеру необходимо сохранить разум посреди безумия одноместного номера гостиницы экономкласса.

Его пропавший друг найден. Но найден в таком виде, что лучше бы и вовсе не находился.

Ведь убитый и есть Альваро Репольес.

И щетина в ямочке на подбородке больше не будет донимать его. Никогда.

– …Что с тобой? – спросил Иерай. – На тебе лица нет.

Еще бы. И бог с ним, с лицом Субисарреты, вот если бы на трупе не было лица Альваро Репольеса! Любое другое, но только не его!..

Икер знает, что это невозможно, и все равно прикрывает веки и сдавливает глазные яблоки большим и указательным пальцами: в надежде, что дурная реальность вот-вот закончится. Перед глазами проплывают полосы – черная, желтая, снова черная и снова желтая, совсем как на осином брюшке. Куда подевались осы из головы Альваро?

Переместились в голову Субисарреты, вот куда.

– Эй?

– Все в порядке. С утра башка раскалывается, вот и все.

– Мы закончили.

– Отлично. Чуть позже я загляну к тебе. Может быть, к тому времени удастся что-нибудь узнать о чипе…

– Я смотрю, он интересует тебя больше, чем труп. Но для начала не мешало бы установить личность потерпевшего, – Иерай любит указывать сослуживцам, что им делать в данный конкретный момент, вот и сейчас не удержался. – Об этом уже что-нибудь известно?