Инстинкт гнева

— Разберемся, — спокойно сказал Островский. — Хорошо, господин Туманов. Мы сейчас отправимся к нашему боссу, но учтите, это будет нечто большее, чем простое знакомство. Если он пожелает с вами встретиться, вы наш человек, извините, с потрохами. Понимаете меня?

— Прекрасно понимаю. Где искать Володю, я скажу только ему.

— Хорошо, — Островский усмехнулся и встал. — Идемте.

Путь в другой офис занял пару минут. Сочинить за такой короткий промежуток убедительную «утку» было нереально, поэтому Туманов и не пытался. Он рассчитывал не на благосклонность неведомого «босса», а на собственную напористость. Даже если не удастся продолжить свою тонкую игру, Виктор рассчитывал найти хотя бы один ответ на множество накопившихся вопросов.

Кабинет, в который привели Туманова вежливые конвоиры, был не таким просторным, как офис Островского, и обставлен довольно странно. Здесь не было «хайтековских» находок и «наворотов», стиль был ближе к викторианскому, но строго канонам не следовал. И это лишь во-первых. Вторым бросившимся в глаза отличием было обилие разнокалиберной мебели. После лаконичной функциональности и простоты форм «нижнего» офиса тут просто рябило в глазах. Чего здесь только не было! Шкафы, комоды, этажерки, столы, диваны, а также десятки стульев, кресел и прочей «фурнитуры». Причем все стояло не как попало, а образуя внятные композиции. Например, в центре кабинета, под свисающей на длинном шнуре люстрой расположился классический стол для игры в покер или бридж, покрытый зеленым сукном, вокруг которого были расставлены шесть абсолютно разных стульев. От простейшего современного «компьютерного» полукресла до массивного дубового трона с высоченной спинкой, явно антикварного, а не какого-нибудь «новодела» под старину. Казалось, хозяин собрал нечто вроде выставки достижений мебельного искусства за все время существования мебели в более-менее современном виде. Если вспомнить «выставку», собранную Островским, удивляться было нечему. Такая, видимо, в этой фирме существовала «мода»: иметь личные тематические музеи. А что, место позволяло. Финансы тоже.

Заметив изумленный взгляд сыщика, Островский сдержанно хмыкнул.

— Кто-то коллекционирует бабочек, кто-то открытки…

— Султан Брунея — автомобили, — закончил вместо него Туманов. — Понимаю. А что собирает ваш адвокат? Оружие?

— Почему оружие?

— Разве не его люди стреляли в меня при каждом удобном случае?

— Как вы догадались? — Островский понизил голос.

— Уж догадался, — Виктор усмехнулся. — Увлечение вашего босса косвенно говорит о его обстоятельности. Я угадал?

— Судите сами. — Островский снял с Виктора наручники и сделал шаг назад и в сторону, освобождая проход появившемуся на пороге начальству.

Вошедший человек был настоящим боссом, без сомнений. И не в том дело, что выглядел он солиднее Островского и его адвоката, и не в его взгляде — высокомерном и твердом. Нет, о его статусе говорила реакция «звездной» компании. Все подтянулись, будто солдаты на смотре, посерьезнели и, чтобы не засуетиться, замерли на своих местах, как в одноименной детской игре. Туманов поймал себя на том, что ждет, когда босс скажет: «Отомри». Но упитанный человек в очках не спешил давать команду «вольно». Войдя в кабинет, он задержал взгляд на Туманове, едва заметно кивнул и прошел к столу под сукном. Вопреки ожиданиям сыщика, босс выбрал не самое экзотическое из шести расставленных вокруг стола кресел. Высокий резной трон начальник обошел сторонкой и уселся напротив него в обычное «компьютерное» креслице с низкой спинкой. На трон, повинуясь кивку босса, пришлось усесться Туманову.

Островского и Мартова начальник отослал почти таким же величавым кивком, бросив вслед то ли им, то ли охранникам: «Кофе». Две чашки и положенные к ним ложечки, сахарницы и так далее появились на столе почти мгновенно. Вышколенная прислуга угадывала желания босса гораздо лучше, чем слышала приказы Островского, а уж тем более — Мартова. Пожалуй, это действительно был тот, с кем имело смысл разговаривать.

— Моя вина, — поставленным баритоном произнес босс, одновременно жестом предлагая кофе. — Мне следовало встретиться с вами сразу, не доверяя Островскому.

— И что бы изменилось? — Виктор бросил в кофе сахар и размешал.

— Мы могли избежать множества недоразумений и накладок. У бригадира Островского нет моего опыта и квалификации. Вот почему он вас не раскусил.

— У бригадира? — Туманов хмыкнул. — Я так и думал, что дело пахнет криминалом. Но пока я все равно мало что понимаю. Что значит — не раскусил? Я не орех, чтобы меня раскусывать. На что вы намекаете?

— Вам звонят, — босс взглядом указал на карман куртки сыщика. — Можете ответить.

У него был острый слух, ведь первые три «гудка» телефон обычно лишь вибрировал. Виктор достал телефон и взглянул на экранчик. Номер почему-то не определился.

— Да.

— Витек, ты где? — звонил Калинин.

— Я… тут… в гостях, — Туманов покосился на босса.

— Пригласите полковника к нам, — вдруг предложил босс. — Это ведь он звонит? Калинин Павел Дмитриевич?

— Да, — Виктор поднял удивленный взгляд. — А как вы…

— У кого в гостях? С кем ты там беседуешь?

— Приезжай, увидишь, — Туманов прикрыл пальцем микрофон. — А как мне объяснить, с кем я беседую?

— Он знает, — босс чуть-чуть повысил голос.

— Понял, слышу, — сказал Павел. — Жди меня, Витек. И, главное, не делай резких движений.

— Паша, это не моя идея! — негромко предупредил Туманов.

— Знаю, что не твоя, — полковник говорил спокойно. — Все нормально, Витя, не переживай. Я в эти высокие сферы вхожу и выхожу безболезненно. «Сфера» твоего собеседника не исключение. Через пятнадцать минут буду.

Полковник дал отбой связи. Туманов спрятал трубку и пригубил кофе. Напиток был отменный, ничего подобного Виктор не пробовал никогда в жизни.

— У нас есть четверть часа, — босс взглянул на часы. — Вполне достаточно.

— Для чего?

— Во-первых, чтобы, наконец, познакомиться. А во-вторых… не будем перескакивать. Чтобы правильно воспринять все, что я скажу, вам потребуется мыслить четко и последовательно.

* * *

День закончился так же скучно, как начался. Вокруг все те же стены, на окне все та же решетка, а дверь без ручки по-прежнему была на замке. На улице медленно темнело, и вместе со светом уплывали куда-то за горизонт мечты о принце-спасителе на белом жеребце.

Единственное, что внушало оптимизм, — скорость выздоровления. Когда точно это случилось, Женя не уловила, но где-то после восьми или девяти часов вечера бок прекратил ныть и вернулись силы. Женя почувствовала себя вполне здоровой и даже бодрой. Относительно, конечно, без учета хандры по поводу заточения.

А вот ближе к десяти у девушки вдруг появился новый повод для легкого беспокойства. Определенной причины вроде бы не было, но что-то такое этакое внезапно закипело где-то глубоко внутри и разлилось теплом от макушки до пяток. После того как стандартный список чувств и эмоций пополнился тремя пунктами, удивляться очередной новинке было глупо, но Женя все-таки удивилась. Предыдущие «приобретения» имели совершенно другой характер, они предупреждали об опасности или помогали с ней справиться, а это, новое, походило на предчувствие счастья или долгожданной встречи с чем-то или кем-то хорошим. Тем более было обидно, что ощущение оказалось таким мимолетным.

Женя попыталась сосредоточиться и уловить странное ощущение снова, но у нее ничего не вышло. Вместо возвращения хорошего предчувствия почему-то вдруг обострился нюх, а следом и слух. Сначала Женя уловила легкий запах гари, а затем услышала далекие звуки сирен на улице и какой-то сумбурный топот вперемежку с приглушенной стрельбой внизу, скорее всего, на первом этаже здания.

В душе снова закипело, но теперь это была немотивированная злость или даже гнев. Женя сжала кулаки и, сама не понимая зачем, подошла к двери. С новой позиции звуки в здании были слышны лучше. Да, на первом этаже явно шла потасовка. Выстрелов постепенно становилось меньше, зато прибавилось звуков борьбы и рукоприкладства. Женя зажмурилась и попробовала представить картинку, соответствующую этому «саундтреку». Практически за каждым третьим ударом следовал короткий вскрик, каждый раз другим голосом. А вот удары сопровождались примерно одинаковыми звуками, похожими на резкий выдох. Получалось, что бьет кто-то один, а получают и падают — разные.