Инстинкт У

Глава вторая,

в которой АлиСанна делает первые шаги по школе в качестве полноправного члена коллектива

В коридоре, когда туда вышла АлиСанна, броуновское движение учеников достигло своего пика: столпотворение в раздевалках и около них, беготня ввер-вниз по лестницам, куча-мала у туалета…

Но тут грянул второй звонок. Все тотчас же словно испарились. Вот только что были – и уже нет, умчались на урок. АлиСанна ещё помнила, что когда-то (да что там «когда-то», всего полтора года назад!) и она тоже умела чуть ли не телепортироваться, стоило услышать звонок. Поэтому, посмотрев вслед, одиннадцатиклашкам усмехнулась, вспомнив себя школьницей, и пошла к Люблинскому.

Лестницы опустели, коридоры тоже, и стало тихо. Но это была не та тишина, что летом, когда в школе нет никого, кроме нескольких человек. Это была тишина живая, рабочая, чудесная тишина, подобной которой нет больше нигде. Ну, разве что в театре.

АлиСанна шла на четвёртый этаж и слушала эту тишину. И с каждой ступенькой ей почему-то становилось всё веселее и веселее. В кабинет к Олегу Дмитриевичу она вошла и вовсе, улыбаясь.

– Смеёшься? – мрачно посмотрел на неё тот, оторвавшись от огромного листа миллиметровки, на котором чиркал что-то простым карандашом. Весь лист и стол вокруг него были усеяны крошками ластика – так энергично бородатый завуч стирал уже написанное.

– Садись, - Олег Дмитриевич махнул бородой в сторону одного из стульев. АлиСанна подошла и увидела, что на нём кривобокой горой возвышается стопка каких-то тетрадей. Тронь – и гора потечёт селем и погребёт под собой пол на площади в пару квадратных метров. Она в нерешительности остановилась и огляделась. Остальные стулья выглядели так же.

– Садись, садись, - не глядя, нетерпеливо поторопил Люблинский.

АлиСанна вспомнила, что она не школьница, а полноправная коллега, шагнула, аккуратно взяла стопку тетрадей и переложила на единственный свободный кусок подоконника.

Люблинский вздохнул, проводил тетради печальным взглядом и заметил:

– Могла бы и прямо на них сесть. От тебя ущерб небольшой. Ты сколько весишь-то хоть?

АлиСанна вопрос о весе проигнорировала и улыбнулась:

– Если бы я на них села, то уже на полу бы очутилась, заваленная тетрадями.

Олег Дмитриевич посмотрел на кособокую, несмотря на усилия АлиСанны придать ей более компактный и аккуратный вид, стопку, снова вздохнул и кивнул:

– Это да. И ведь покалечилась бы, неровен час. А Марианна Дмитриевна потом с меня за это голову бы сняла. Как же, вывел из строя молодого перспективного специалиста. Так что ты, молодой перспективный специалист, меня, можно сказать, от смерти спасла. Молодец. Будем дружить.

– Будем, - согласилась АлиСанна.

– Тогда я сейчас по дружбе тебе сделаю кошмарное расписание, - то ли предупредил, то ли напугал Люблинский. – И ты на меня не обижайся. На друзей ведь не обижаются.

– Делайте, - кивнула АлиСанна и достала заранее приготовленный листочек со своим институтским расписанием. – Только вот это учтите, пожалуйста.

Олег Дмитриевич лёг животом на стол, протянул руку, сгрёб листочек, посмотрел на него пару секунд и возопил:

– Почто без ножа режешь? Когда прикажешь тебе уроки ставить? Когда ещё ночь? Или когда уже ночь?

– Не знаю, - честно ответила АлиСанна. – Но Марианна Дмитриевна говорила, что вы волшебник.

– Говорила она… Набрала студентов. Вот пусть сама теперь идёт и делает расписание. А то Лопатин с листочком, ты с листочком. А я, как хочешь, так и вертись. Безобразие.

АлиСанна, услышав эту страстную тираду, хотела испугаться. Но потом всё же догадалась посмотреть на Люблинского. Тот сидел мрачнее тучи, но в глазах плясала целая толпа чертей, вполне себе весёлых и жизнерадостных. И она вспомнила слова своего наставника и проводника в мир средней общеобразовательной физико-математической школы №7981 Миссисипьевича: «Олега Дмитриевича не бойся. Он только на вид грозный и на жизнь пожаловаться любит. А так – душа человек. У него три дочки-школьницы, так что ты за четвёртую сойдёшь, и он тебя обязательно к себе под крылышко определит. Где уже есть три пигалицы, там ещё одной вполне место найдётся. Тем более, что даже внешне на его девиц похожа: тёмненькая и глазастая».

– Ладно, иди, горе моё горькое, - тем временем душераздираюше вздохнул Люблинский, - я что-нибудь придумаю. Но на эту неделю, уж не обессудь, я тебе расписание состряпал и менять не собираюсь. Делай что хочешь, но работу не прогуливай.

– Спасибо, - улыбнулась АлиСанна.

– Спасибо, - передразнил завуч, - я ей гадости говорю, а она мне спасибо. – И констатировал:

– Люблю вежливых. Будем дружить.

– Будем, - снова согласилась АлиСанна и встала.

– Учительская за стеной. Она всегда открыта. Там можно чайку хлебнуть или форточку переждать… - После слов про форточку АлиСанна на секунду напряглась, а потом поняла, что Люблинский так называет окно, не занятый урок. Поняла и хмыкнула: забавно.

– И ключи от кабинетов там в шкафу. И журналы. Иди пока, осваивайся, – проявил заботу Олег Дмитриевич. И АлиСанна пошла.

– Следующий урок у тебя в тридцать четвёртом кабинете, - крикнул он ей в спину, - ключ возьми!

– Хорошо, - ответила она, закрывая дверь.

– И в библиотеку зайди! – Это она услышала уже в учительской и улыбнулась. Так же, как и Нилыч, Люблинский ей страшно понравился.

Учительская была крохотная, в одно окно. По совету завуча АлиСанна решила оглядеться. Хотя разглядывать, в общем-то, было нечего: два стола, диван, притворяющийся кожаным, и три двухстворчатых шкафа. В одном – журналы, в другом – ключи, коробки с мелом, несколько учебников по педагогике и методике преподавания самых разных предметов и чей-то забытый пенал. В третьем – посуда для чаепития. Вот и всё богатство.

На столе лежало временное расписание на небольшом листе миллиметровки – уменьшенная копия того, что АлиСанна только что видела в кабинете завуча. Она нашла свою фамилию, достала ежедневник и стала записывать. Едва успела закончить, как в учительскую влетела маленькая, едва ли не меньше самой АлиСанны молодая женщина, похожая на не слишком красивую, но при этом запоминающуюся птичку.

– Привет, - сказала она. – Ты Алиса Александровна?

– Да, - кивнула та. И удивилась тому, что женщина её имя-отчество не сократила. Но рано, потому что та продолжила:

– Ну, здравствуй, АлиСанна. Будем знакомы. Я Маргарита Михайловна Ройзман. Но лучше просто Маргарита. Можно даже Марго. Или Рита. Преподаю алгебру и геометрию. Бывший классный руководитель Вадима Лопатина и Лены Чуприниной, секретаря… - женщина на минуту прервалась и пояснила:

– Это я тебе сразу объясняю что к чему и кто кому кем приходится. А то тут у нас чёрт ногу сломит… У нас тут половина школы родственники, свойсвтенники и кумовья… Пока всё понятно?

– Пока да, - кивнула слегка опешившая от такого напора АлиСанна.

– Ты, Алис… Ты не против, что я по имени? – не сбавляя темпа, поинтересовалась Маргарита Михайловна и, не дожидаясь ответа, продолжила:

– Ты, Алис, вещи здесь лучше не оставляй. У меня отсюда один раз шубу норковую украли. Пришла я, разделась, шубу на диван бросила, вышла ненадолго – шубы нет. Совсем. Кто-то пошалил. Шубу жалко, мне муж её, когда только разбогател, подарил. Но ты не расстраивайся, он мне уже новую купил.

АлиСанне стало смешно. Она смотрела на эту крохотную женщину и снова ловила себя на том, что улыбается. Третий человек, кроме директора и секретарши, с которым она познакомилась в школе, ей нравился. И она по наивности подумала, что так будет и с остальными. Наивная. Но в восемнадцать лет это простительно. Однако о плохом позже. А пока…