Инстинкт

Картина, которая открылась Томасу и другим его друзьям, была точно не той, которую они все ожидали. Полностью опустевший зал, в нём никто не находился. Будто базу покинули недавно в полной спешке. Своими габаритами это место напоминало чем-то обычный спортивный зал самой непримечательной школы. С самого потолка и до пола висели большие куски тяжелых одеял, они сильно пропахли сыростью, и на них можно было видеть слабо заметное копошение маленьких жуков. Это была небольшая ферма, к которой прибегали жители «Второй восточной» в самые голодные времена. Окна были полностью заколочены досками и тёмными тряпками, никакой свет не мог проникнуть внутрь или покинуть это помещение. Только благодаря свечам и закрытым светильникам, в этом зале можно было хоть что-то увидеть. Почти вся мебель, что находилась в этом помещении была перевёрнута, часть из них была раздроблены в щепки. Томас начал ходить между сваленными шкафами и комодами, перевёрнутыми стульями и столами. Он осторожно переступал через одиночные потухшие свечи и светильники. В таком месте не было ни единого признака живых людей, что могли заниматься своими делами. Только где-то в дальнем углу было слышно, как кипит кастрюля с водой, за которой никто не следил.

— Ау! — слегка громко сказал Томас, пытаясь привлечь к себе внимание возможных людей, что могли прятаться.

Но никто из просторов этого помещения не дал ответа.

Подняв с пола один из рабочих светильников, Том начал осматриваться и его примеру последовали остальные. Уже все схватили себе по осветительному прибору и принялись обыскивать большой зал. Ощущение страха постепенно возвращалось. Пустые спальные матрасы, закрытые и заполненные ящики с одеждой, пропитанием или личными вещами. Вся картина выглядела таинственной, но больше всего пугала одна деталь: во всём зале отсутствовало какое-либо оружие. Томас встал в центре образовавшейся свалки, и перевел взгляд на приоткрытую дверь в дальней стене зала. Он взял в руки свою автоматическую винтовку, и повесив ей на дуло светильник, медленными шагами направился к этой двери.

Единственный выход из зала не радовал Тома, так как ему казалось, что за ним он увидит ответ на свой немой вопрос о судьбе некогда живущих здесь людей. Медленным движение Томас открыл дверь нараспашку и слабый свет от светильника позволил юноше увидеть то, что было перед его ногами на расстоянии нескольких метров: разорванные куски металлических пластин, щепки от дерева, пластмассы, ошмётки тряпок и осколки стекла. Местами на полу и стенах виднелись пятна крови. На освещаемой границе, Том едва видел изорванный металлический шкаф, чьи стенки выгнувшись торчали в разные стороны, как у распустившегося цветка.

Вглядываясь в дальнюю темень, юноша только иногда мог уловить слабые отблески света вдали. В нос ударил очередной запах прелой ткани с привкусом металла, у потолка также висели одеяла-фермы, закрывая юноше дальнейший обзор. Перебегая глазами от потолка к отблескам света вдали, Том уловил ещё один знакомый запах: сильный запах скошенной травы, будто только что какой-нибудь садовник решил привести свою лужайку в приличный вид, и вся округа начала наполняться характерным запахом. Если раньше этим запахом можно было бы насладиться, то сейчас он наслал на Томаса огромную волну страха. Бесшумно закрыв дверь, он начал отходить к своим друзьям.

— Надо уходить, — сказал Том почти шепотом.

— Но как же выжившие? — поинтересовался один из юношей.

— Их нет.

Нависла небольшая пауза. Медленно отряд начал собирать любые полезные вещи, что могли найти. Некоторые светильники и свечи переставили поближе к огнеопасным вещам, оставив их там для возникновения пожара. Том мог бы прихватить себе что-нибудь ценное, только он не сводил взгляд с двери из которой вышел. Он боялся каждой последующей секунды, что могла принести с собой ужасное событие, в ходе которого, все вокруг могли погибнуть. Сборы продолжались, Томас ждал, когда его окликнут, и они все, наконец, уйдут. Это было необходимо, обязательно. Им нельзя игнорировать такой ужасный подарок судьбы. Это была их давняя обязанность перед друзьями, перед самими собой, перед всем человечеством.

Глава 2. Кодекс матери

Ненависть и отчаяние. Именно такие чувства давно сломили некогда весёлых и способных за себя постоять девушек. Вскоре их старые чувства атрофировались, вместо них появились гордыня и жалость, точнее, некое изощрённое подобие жалости. Изолированный корпус старого военного бункера служил целым муравейником для определённой касты людей. Той, что отличалась по половому признаку от своих хозяев. Все родившиеся там дети, живут четыре года со своими матерями, а затем им выбирают другой путь, который зависит от того, кем они родились: мальчиком или девочкой.

Чистые коридоры, свежее и мытое бельё, нарисованные на стенах и полу линии и фигуры. Женский корпус готовился к предстоящей «ночи продолжения». Отобранных девушек красиво одевали, в полную силу ухаживали за ними, делали всё, чтобы предоставить им надлежащий вид.

Лия нервно сидела спиной к своей попечительнице — к своей матери. Сердце юной шестнадцатилетней девушки тревожно билось в груди, быстрее, чем раньше. Она сидела молча и ожидала, когда закончат расчёсывать её волосы. Подобранное белоснежное платье идеально гармонировало с бледной кожей и местами казалось, что девушка обнажена догола. Нежные прикосновения любимого человека к волосам успокаивала её, она чувствовала себя спокойно. В тоже время она ощущала сильное волнение, так как приближалась её самая первая «ночь продолжения». Она наконец-то достигла необходимого возраста, когда требуется принять обязательное участие. Лия, как только впервые услышала о странных ритуалах в другом корпусе, так и не знала, как к ним относится. Она ещё больше была удивлена тому, что за пределами их нескольких помещений есть ещё больше комнат и дверей. Мнение других девушек, и тем более матерей, сильно различались между собой.

— У тебя красивое лицо, — прозвучал тихий голос матери из-за спины Лии. — Ты им понравишься.

Этот фальшиво нежный и радостный голос прозвучал как скрип ржавого гвоздя по стеклу. Всех девушек ещё с детства на протяжении многих лет воспитывали по специальной программе — «служить и благоговеть». Последний год Лия только и слышала о той самой «ночи продолжения», когда она наконец сможет стать матерью. Как и остальные девушки, старше шестнадцати лет, она сможет познать прекрасное чувство материнства, и отдать всю себя великой цели. Она не знала всех деталей, только то, что в ту ночь всё в её жизни изменится. Как символ взросления, ей на руки дадут ребёнка мужского пола. Лия сможет пройти с ним через мягкий коридор, и с ней случится что-то, чего она ещё не знала, но о чём могла лишь догадываться. Даже те, кто возвращались, ничего не говорили о произошедшем. Они боялись, так как разглашать что-либо было запрещено.

— Что со мной будет? — поинтересовалась Лия.

— Скоро сама всё узнаешь, — прозвучал простой, заученный наизусть ответ.

Девушка молча сидела и ждала окончания причесывания. Её руки по-прежнему дрожали от предвкушения и страха. Смотря на своё отражение в зеркале, она видела свои осторожные черты лица, что сильнее выделялись на фоне создаваемой в данный момент прическе. Новая короткая причёска подчёркивала её тонкие губы и высокие скулы. Отражение смотрело на Лию с такой же печалью и лёгкой ноткой осуждения и сожаления.

«Первый пункт кодекса матерей: мы обязаны всем тем, кто оберегает нас и держит вне опасности и несчастия», — строка давно заученного писания более старших матерей пролетела в голове девушки. Лия пыталась сконцентрироваться на знакомых вещах, пытаясь не думать о том, что случится с ней вскоре. Почти десять лет, большой промежуток времени, сколько она себя помнила она слышала о кодексе, об обязанностях и правильной манере поведения. Девушка давно смирилась с тем, что от неё требуют или будут требовать. Несмотря на образовавшуюся идиллию со своими подругами и другими матерями, Лие не казалась эта жизнь столь сладкой, как её видят другие. Она не видела в «хранителях» ничего хорошего, даже их сами она никогда не видела. Только знала, что они находятся по другую сторону мягкого коридора.

Сколько бы Лию не напрягала и не смущала всеобщая недосказанность и таинственность, только в одном месте она по-настоящему могла отдохнуть и успокоиться. Один единственный сон, который повторяется каждый раз стоит девушке только уснуть. Сколько бы она не погружалась в сновидения, даже в самых коротких она видела одну и ту же картину: огромная воронка фиолетового цвета, поток не прекращающегося движения, который создавал настолько тёплое ощущение в груди, что ноги подкашивались и путались мысли в голове. Лия не знала, из-за чего этот цвет так сильно на неё влиял, но, даже заметив что-то фиолетовое наяву, она чувствовала себя спокойной.