Инструктор ОМСБОН

Глава 13

Ехали мы не очень долго, причем исходя из того, что меня почти не трясло, я сделала вывод, что едем по асфальту. Наконец машина остановилась, меня вынули и понесли в палату. Это я так решила, что в палату, а на самом деле оказалось, что в операционную, где уже ждал врач, который сразу стал меня осматривать. Тут мне стало не до шуток, потому что врач взялся снимать повязку. Как он ни старался делать это аккуратно, все равно было очень больно, и время от времени я пищала. Но все плохое когда-нибудь кончается. Повязка была снята, и врач приступил к изучению моей раны. Я скосила глаза и увидела аккуратно зашитую дырку. Почему-то вспомнился резиновый ежик «с дырочкой в правом боку» [15] . Вот только свистеть этой дырочкой у меня не получится. И доктор, кажется, так считает. Иначе чего бы ему хмуриться. А врач действительно хмурился, рассматривая мою рану. Потом обратил внимание, что я тоже ее изучаю, и посоветовал отвернуться.

15

«Ежик резиновый шел и насвистывал дырочкой в правом боку» – цитата из песни «Резиновый ежик» на стихи Ю. Мориц.

– Тогда будет не так больно.

Я послушалась, но все равно, пока он что-то там делал, было больно. Очень больно. Наконец он закончил свои манипуляции, подождал, пока сестра меня забинтует, и сказал:

– Сама операция проведена квалифицированно, но раны от осколков чаще воспаляются, чем раны от пуль. Боюсь, как бы здесь не произошло того же самого. Принимайте таблетки и следите за самочувствием. Почувствуете жар, озноб – немедленно сообщите сестре.

Так, понятно. Воспаление после ранения – это дело обычное. В госпитале при операции мою рану, разумеется, обработали стрептоцидом, но не всегда это помогает. В моей планшетке есть баночка с остатками левомиколя, вот только сказать я не могу – больно. Придется потерпеть до завтра. Может, и так обойдется.

Не обошлось. К утру поднялась температура, и в области раны чувствовалось что-то нехорошее. Единственный плюс в моем состоянии был тот, что я уже могла немного говорить. Поэтому первым делом я попросила принести мою планшетку, моля Бога, чтобы она оказалась со мной. Ведь пистолет ребята не забыли. Бог, в которого я не верю, тем не менее оказался на моей стороне, и планшетка прилетела в Москву в моем вещмешке. Санитарка принесла ее мне. По моей просьбе открыла и достала заветную баночку. Эту баночку по моей просьбе она сунула мне под подушку. Теперь я со спокойной душой могла ждать доктора.

В ожидании стала осматривать помещение, в котором лежала. Палата на трех человек. Койки расставлены по стенам, а в середине стоит небольшой стол и три стула. У каждой койки тумбочка. Две другие койки пустовали, и застлана была только одна. Наверное, больная куда-то вышла. На одной из стен висит зеркало, в углу – традиционная черная тарелка репродуктора. В углу стоит платяной шкаф. Кстати, интересно, а что с моей одеждой? И где мое удостоверение? Насколько я поняла, от моего обмундирования ничего не осталось. Ладно, голой меня отсюда не выкинут, а на ближайшие пару недель моя основная форма – ночная рубашка, халат и тапочки. Халат, между прочим, висит на спинке кровати. Вот про удостоверение нужно будет задать вопрос. Тут появился доктор и мои исследования прервал:

– Как вы себя чувствуете?

– Неважно, доктор. Температура поднялась. В области раны дергает. Хорошо только, что могу, наконец, немного говорить.

– Вот именно, немного. Много говорить вам пока нельзя. А сейчас давайте в операционную. Сумеете дойти?

Интересно как. В госпитале говорили, что нужно лежать, не двигаясь, а этот предлагает идти. Врач, заметив мое удивление, сказал:

– Если вы потихоньку, со всеми мерами предосторожности, будете двигаться, то процесс заживления пойдет быстрее. Главное, не делать резких движений и не напрягаться. Ну, давайте.

Я осторожно села, ойкнув при этом. Потом с помощью врача и сестры, пошатываясь, встала. Халат на меня надевать не стали, а просто накинули на плечи. В карман халата по моей просьбе положили заветную баночку, и мы втроем двинулись в операционную, которая оказалась через две комнаты. Там меня уложили на стол, на левый бок, и врач стал колдовать над правым.

– Ой, доктор, больно.

– Терпи, красавица, терпи. Рану надо как следует прочистить.

– Доктор, когда вы ее прочистите, очень прошу, смажьте ее мазью из баночки и сразу забинтуйте.

– Больная, не фокусничайте. У вас начинается воспаление, которое может привести к сепсису, а вы тут со своими доморощенными мазями.

– Доктор, это не фокус. Просто о подобных мазях вы еще не знаете. – Тут я чуть не брякнула, что в состав этой мази входит сильный антибиотик, но сообразила, что про антибиотики в этом времени еще никому не известно. Ну, может, чуть-чуть и известно, только не обычным врачам. – Доктор, меня уже лечили этой мазью два месяца назад. Рана, правда, была заметно легче. Но и эффект проявился уже на следующий день. Вы хотя бы позвольте один день полежать с этой мазью.

Врач задумался на минуту, потом сказал:

– Ладно, мне говорили, что у вас может быть с собой какое-то сильное неизвестное нашей медицине лекарство. Попробуем. Но если станет хуже, то не обессудьте. Вот тогда будет тяжелое лечение и очень болезненное.

– Не будет, доктор, не потребуется, – обрадовалась я.

Мне намазали рану мазью, забинтовали и отвели в палату. Там на одной из коек лежала какая-то тетка лет тридцати. Подождав, пока врач и сестра выйдут из палаты, она обратилась ко мне:

– Здравствуй, коллега. Меня зовут Зоя, а тебя?

– Здравствуйте, – не торопясь, чтобы не беспокоить ребро, проговорила я. – Меня зовут Аня.

– Брось это выканье. Тут мы все больные и, значит, равны. Что с тобой приключилось?

– Да вот, когда выходили из окружения, во время прорыва словила осколок в грудь. Заработала дырку да еще ребро повредила.

– Так ты что, из армии, не из НКВД?

Голос сразу изменился, и тон стал подозрительным.

– Да нет, я лейтенант ГБ. Но попала в окружение вместе с 3-й армией Западного фронта.

– Тогда понятно. – Голос снова потеплел. – А то я стала сомневаться. Решила, что блатная. Со мной так вообще дурацкая история приключилась. Работала и горя не знала, и вдруг рвота и заболел живот. Пошла к врачу, а оказалась на операционном столе – аппендицит. Работы невпроворот, а мне тут отлеживаться. И говорят, что еще вовремя успели: пару часов – и могла помереть.

– Да, я слышала, что с аппендицитом шутки плохи. Но раз уж прооперировали, то скоро выпишут. Помнится, одна моя подруга через неделю уже вышла из больницы.

– Мне тоже сначала так говорили, но вот задерживают. Говорят, что анализы какие-то не те. Кормят фигово, зато таблетками пичкают почем зря. Впрочем, тебе все это еще предстоит.

– Спасибо, утешили, – слегка усмехнулась я.

– Ой, я что-то перебрала со своими жалобами. Извини. Просто лежать одной скучно, а когда подумаешь, сколько еще дел надо было сделать на работе, просто тошно остановится.

– Так вас тошнит не от оставшихся дел, а от болезни. – Я решила не оставаться в долгу. – Как тошнить перестанет, так, значит, выздоровели и можно на работу. А то еще может тошнить от беременности.