Инсургент
Шрифт:
Господин Годин верил не только в свою «путеводную звезду», которую поместил на флаг своей вымышленной страны, альтернативной России, но и в деньги.
Деньги могли купить лояльность, в том случае если она не образовывалась сама собой, посредством страха. Страх сокращает издержки и является конкурентным преимуществом.
Ему удалось запугать всех, и это существенно экономило его деньги. Все сходило с рук. Подряды министерства обороны скапливались в его портфеле.
Но и этого ему казалось мало. Только безоговорочное почитание, рожденное страхом перед ним, могло компенсировать его комплексы. В какой-то
Почитание и подобострастие – вот чего ему не хватало. И с этим дефицитом он планировал разобраться раз и навсегда, как когда-то разобрался со своими обидчиками в ИТК. Но о пребывании Зиновия Владленовича в зоне читатель узнает во втором флэшбеке нашего имперского байопика, а пока первый…
Глава 4.Бег – флэшбэк первый
В Ленинграде никогда не угадаешь с погодой. А-ну как задует зимой ветер с Невской губы, или как ее еще называют, с Маркизовой лужи, и придется отсидеться дома, или, чего хуже – отменить лыжную гонку!
А если ветер принесет с холодом и градинки? А если сей град будет размером не с крохотную стекляшку, а пролетит мимо лыжника как истый камень, или чего хуже – почти булыжник… И что, если эти острые как лезвие градинки вонзятся роем в лицо начинающего спортсмена из школы-интерната?
В этот день, когда тренер Жариков назначил гонку с района Гражданки до Пискаревки и обратно, порывы ветра не предвещали ничего неладного.
Задача ставилась такая – пройти марафон классическим стилем и доставить красные галстуки, привязанные к деревьям на месте постоянных тренировок, на финиш. Это считалось бы доказательством того, что подающие надежды юные спортсмены из школы олимпийского резерва не срезали маршрут и не отсиделись за кустами.
Русское «авось», на которое полагался инструктор по лыжному двоеборью Жариков, зиждилось на опрометчивом прогнозе – все будет как всегда, и шквалистый ветер не достигнет уровня урагана и не добьет до Калининского района. Застрянет себе на Петроградской стороне, что уже случалось не раз в зимнюю пору.
Там, на набережной монументально и невозмутимо стоял у стенки крейсер «Аврора». Его никакой ветер не снесет с якорей и швартовых. Даже такой сильный, что показал свой норов в тот злополучный день…
Сперва он успокоился, а потом резко усилился. Да так, что докатился волнами до Петроградской стороны, ударившись в стены Петропавловской крепости, которые встретили северный ветер полуденным пушечным выстрелом с Нарышкина бастиона.
Тренер рискнул и скомандовал:
– На старт! Внимание! Марш!
А ведь и верно! Дуло терпимо. Погода почти ничем не отличалась от обычного февраля. Правда, на Выборгской стороне Ленинграда на правом берегу Невы и Большой Невки пошатывались деревья. Где-то даже потрескивало, и с сухих крон срывало кору.
Ничего страшного! Дуло как всегда зимой, без особого намека на ураган. Да и на Петроградке сперва было относительно спокойно. И тем более в районе Гражданки.
Но это было в полдень, когда лыжники стартовали. А уже через минут двадцать после выстрела пушки все кардинально изменилось. Мамашу с санками, на которых сидел ребенок в шубке, смахивающий на маленького медвежонка, чуть не снесло на Сампсониевском
мосту. Она решила не сопротивляться и развернулась в обратном направлении, к Финляндскому вокзалу. Катить сани против ветра стало просто невозможно.Лыжники начали возвращаться по одному. Без красных галстуков, отвязанных с деревьев на Пискаревке. Сперва вернулся один, потом доковылял другой, третий. Вернулись все. Все, кроме ученика выпускного класса Зини Година.
Зиновий Годин не мог подвести отчима. Ведь он даже фамилию его теперь носил – Жариков. А Жариков Михаил Моисеевич всегда настаивал, что нельзя распускать нюни и надо вести себя по-мужски. К тому же он и был тем самым тренером, кто, возможно, являлся неплохим лыжником, но был отвратительным метеорологом.
Парковая трасса была не укатана. Ураган нарастал, и град бил в лицо. Зиновий шел, не оглядываясь, получая хлесткие удары градом прямо в лицо. Больно. И никого вокруг. Видимость нулевая. Небо заволокло мутью и чернотой. Зиня не имел представления о религиозных догматах, но из книг почерпнул много аллегорий и запомнил слово «ад». Может он такой? Слякоть, град, стреляющий пулями и оставляющий на лице кровоподтеки, мороз, мгновенно леденеющие на нем лыжные брюки и варежка!!! Черт возьми, на левой руке ее не было! Видно, потерял…
Холод обжигал лицо и оголенную руку. С каждым новым порывом Зиновия словно обдавало кипятком. Но пути назад не было. Таких вариантов мозг даже не прикидывал. И отказывался признавать очевидное – найти во мраке и ледяной пурге нужное дерево с красным галстуком не представлялось возможным.
Он отталкивался лыжными палками, но, казалось застревал в снегу, волочась на одном месте. День превратился в ночь. Мрак опускался с неба ледяной серой глыбой. Отколовшиеся из нее льдинки свистели вокруг и закручивались словно в водовороте спиралевидными вихрями.
Все заблаговременно привязанные тренером галстуки уже сорвало с деревьев и унесло с дистанции на несчитанные километры. Но один, хоть и развязался, все еще болтался на ветке паркового клена с тощим стволом. Еще один такой порыв – и клен выдернуло бы вместе с корнем. Что до галстука – то он продолжал висеть на ветке вопреки всем обстоятельствам.
Лыжник шел интуитивно. Сознание прокладывало маршрут, словно в голове функционировали гироскоп и акселерометр. Он достиг цели вне всякой логики. Онемевшая кисть руки не разжималась. Пальцы сжались в кулак и срослись с лыжной палкой. Галстук лыжник сорвал правой рукой, освободив ее от оставшейся варежки. Как только галстук оказался у него, тощий клен вырвало из земли и унесло в неизвестном направлении.
Теперь оставались километры пути назад. Но дистанция уже не казалась мрачной копией ада. Он выполнил задачу. Его миссия завершилась. Онемевшие руки и обмороженное лицо – цена, которую он готов был заплатить. Потом он проведет в больнице почти неделю. Все на этот раз обойдется.
Каждый день на больничной койке он будет просыпаться счастливым. Оттого, что заслужил уважение. Оттого, что был единственным, кто не побоялся стихии. Оттого, что способен на любой подвиг и знает, что достичь цели могут лишь упорство и безудержная храбрость. Оттого, что видел эти глаза, глядящие на него с подобострастием и благоговением. Отчима, и главное – завистливых пацанов из интерната…