Инсургент
Шрифт:
Осетр покачал головой:
– Если бы провалился, в двери нашего номера уже бы ломились…
Он чуть не ляпнул «люди министерства безопасности». Но вовремя осекся. И продолжил:
– …те, кто открыл на нас сезон охоты.
– Послушай, Миркин!… - Катерина пронзила его пристальным взглядом.
– Я вот все ломаю голову и по-прежнему не могу сообразить, кому мы с тобой наступили на любимую мозоль. Почему на нас вдруг, как ты выразился, открыли сезон охоты? Мне это кажется очень странным. Это поневоле заставляет меня думать, что я чего-то вокруг себя не знаю. А ты что думаешь?
Осетр пожал
– Я могу высказать несколько гипотез. К примеру, на нас возвели поклеп. Те же супруги Ахметвалеевы. Зачем - понятия не имею. Или, к примеру, министерство имперской безопасности ведет с разведывательным управлением некую игру, в эпицентре которой оказались супруги Криворучко. Мы ведь можем только догадываться, какие козни строят друг против друга спецслужбы, пытаясь выслужиться перед Его величеством.
– Слушай, а ведь ты, мне кажется, не очень любишь императора Владислава!
– Катерина снова одарила супруга пристальным взглядом.- Почему?
Осетр опять пожал плечами:
– А с какой стати я должен любить его? Император мне не дед, не отец, не старший брат.
Ему показалось, что такой ответ будет мудрее, чем безбашенная попытка опровергнуть слова жены.
Я, мол, не я и технозбруя не моя… Нет, милый друг, твоя технозбруя, еще как твоя! До такой степени твоя, что и не пикнешь!
– Он - всего-навсего властитель страны, в которой я живу и которой я служу. Властители приходят и уходят, а страна остается. И мы вовсе не обязаны их любить, даже если они даны нам Всевышним.
Она покивала, соглашаясь. Но спросила:
– И все-таки почему ты его не любишь?
Осетр в третий раз пожал плечами:
– Почему люди любят и не любят?… Разве возможно ответить на этот вопрос? Думаю, любовь, как и власть, дается Богом. А ты-то его любишь?
Теперь пожала плечами она.
– Не знаю…
– А почему не знаешь?
– Извини, это я, конечно, глупость спросила.
– Катерина виновато улыбнулась.
– Что делать-то будем?
– Ждать. Без Найдена мы пока все равно будто дети малые.
– Давай, я хотя бы в ближайший магазин схожу. Кушать-то надо.
Осетр подумал, кому из них безопаснее выйти на улицу.
По всему выходило, что Катерине. Но прикрываться женщиной… В этом было что-то недостойное «росомахи».
– Нет, ты оставайся в гостинице. Я сам схожу.
– А ты хоть знаешь, что покупать-то?
– Катерина усмехнулась.
Осетр тоже усмехнулся.
Что ж, скоро она обнаружит, что муж ее разбирается не только в том, как убивать людей, но и как покупать продукты. Что особого в таком умении? Почему он не должен разбираться в подобных делах?
– Разносолов не обещаю, но бутерброды сделать будет можно. Все равно в номере кухни нет, так что ничего другого не приготовишь.
– Ладно, ступай! Будь осторожен.
И Осетр пошел. Спустился в холл по лестнице.
Так, на всякий случай…
В холле сновали люди.
«Росомашье» чувство тревоги помалкивало.
Найдена Барбышева в поле видимости не наблюдалось.
Осетр подошел к портье и спросил:
– Где тут у вас ближайший магазин?
Глава двадцать пятая
Когда он вернулся, Катерина была не одна.
В номере сидел
Найден Барбышев.– Прошу прощения за то, что заставил вас волноваться, - сказал он.
– Просто решил с утра подсуетиться.
– Он кивнул на стоящий возле окна чемоданчик.
– Там все, что вам нужно на первое время. В том числе и браслеты с совершенно новыми симками, зарегистрированными на супругов Пушкаревых. Я занес в их память свой номер. У меня на Кустанае существует официальное положение, так что можно звонить не прячась. Ну и кредитные карточки я на вас оформил, они в чемоданчике лежат. А так же инструкция, к кому и куда обратиться, чтобы зарегистрировать вновь открываемое частное детективное агентство.
– И откуда же такое богатство взялось?
– спросила Катерина.
– Кому это так важны провалившиеся недоученные разведчики?
Найден посмотрел на нее с усмешкой:
– Не делайте скороспелых выводов, сударыня! Кто из нас ведает, действительным ли провалом является провал кажущийся? Кто ведает, что необходимо от нас сильным мира сего?
То ли пыль в глаза пустил, то ли и в самом деле что-то знал.
Впрочем, в настоящее время это не имело ни малейшего значения. Дедову человеку в любом случае можно доверять. По определению…
И тут Осетру пришло в голову, что он строит планы, совершенно не зная реальной ситуации.
А где гарантия, что Барбышев - агент именно полковника Засекина-Сонцева? Разве не может все быть совсем по-другому? К примеру, политические противники Деда и его партии прознали, где скрывается бастард, на которого делают ставку заговорщики. Но выдавать его сейчас императору рано. И вот, организуется липовое покушение, после которого несостоявшуюся жертву вывозят с Новой Москвы и прячут на Кустанае. Только не люди Деда вывозят, а соратники покушавшихся. И пусть бастард живет себе в уверенности, что он защищен друзьями, хотя на самом деле он под колпаком у противников.
Может подобное быть?… Да вполне!
Он глянул на Барбышева.
Кто ты, друг ситный?
Соратник или враг?
Настоящий защитник или качественно замаскировавшийся провокатор?
Впрочем, ответа от тебя не дождешься! Да и не надо пока. Поживем-увидим. Сейчас все равно ничего не изменишь. Можно было бы попытаться тебя расколоть, да только у тебя наверняка блок стоит. И раз я не справился с покушавшимися, то не справлюсь и с тобой. Если ты враг… А если друг, то и колоть тебя незачем!
На этом мы пока и остановимся.
– Да, дорогая, - сказал он Катерине.
– Не будем делать скороспелых выводов. Поживем - увидим. Рано или поздно все прояснится.
– Он повернулся к Барбышеву.
– В животе с утра кишка за кишкой гоняется. Мы собираемся перекусить. Не присоединитесь к скромному семейному завтраку?
Найден поднялся с кресла, в котором сидел:
– Нет, спасибо, господа. Я совершенно не голоден. Вы ешьте, а я пойду, пожалуй. Возникнут какие-либо проблемы… я имею в виду - житейские, бытовые… обращайтесь. Дом вам, к сожалению, пока купить нельзя. Это бы привлекло к вашим фигурам излишнее внимание. Так что жить придется здесь, в гостинице. Хотя, конечно, если эта не нравится, можете снять номер в другой. Все они тут одним мирром мазаны… А теперь я, с вашего позволения, откланяюсь.