Интерьер для птицы счастья

– Влад, вам все равно ведь придется возвращаться домой, – Саша решила отрезвить его сразу. – Не станете же вы у меня жить?

– Конечно, не стану. Не бойтесь. Но сегодня разрешите остаться. Всего один разик!

Саша улыбнулась. Именно таким тоном Сережа обычно просил на пляже еще один разик окунуться в воду, прокатиться еще кружок на велосипеде, зажечь еще одну палочку бенгальского огня на Новый год. И она сдалась. В этом году Сережа будет праздновать Новый год в Финляндии, в одну из школ которой в порядке культурно-математического обмена повезут их класс. Она уже пережила это, заставляя себя думать, что поездка будет Сереже в радость и на пользу. Сейчас, вспомнив сына, Саша поняла, что совсем не против, чтобы у нее переночевал этот странный чужой муж, до смешного похожий на ее дорогого мальчика.

– Вы можете лечь в комнате сына. Там есть и постель, и стол с бумагой и карандашами.

– А где он, сын? – почему-то испугался Терехов.

– Он в физико-математической школе при университете учится. Там полный пансион.

– Талант, значит, – освобожденно улыбнулся Влад, потому что ему почему-то вдруг пришло на ум несчастье, которое могло приключиться с Сашиным сыном.

– Говорят, талант, – ответно улыбнулась Саша.

– Нет, я не буду в его комнате, – опять как-то по-детски потупил глаза Терехов.

Саша рассмеялась.

– Перестаньте! Все нормально! Гостей всегда стараются положить на лучшие места.

– Во-первых, я – незваный гость, который хуже татарина, – возразил он. – А во-вторых, мне действительно тут лучше: я буду видеть стены, над которыми придется работать.

– Как хотите, – пожала плечами Саша и принесла ему надувной матрас, подушку и одеяло.

– Вот это в самый раз! – обрадовался Влад, а Саша отправилась за бумагой.

Стоило ей положить ее на кухонный стол, как Терехов совершенно забыл о существовании хозяйки квартиры. Он тут же принялся что-то чертить и подсчитывать. Саша постояла несколько минут рядом. Влад реагировал на нее не больше, чем на слегка жужжащий холодильник. Она еще раз пожала плечами и отправилась в ванную.

Саша стояла под горячими струями и удивлялась тому, что оставила в собственной кухне совершенно постороннего мужчину, который еще и решил сделать ей ремонт по собственному эксклюзивному проекту. А что, если он не пошутил и действительно позволит ей принять участие в оформлении бара? А что тут такого удивительного? Уж она-то умеет держать в руках кисточку. У нее вполне может получиться. От предвкушения работы, о которой она всегда мечтала, у Саши почему-то защекотало в носу, и ей захотелось чихнуть. Она чихнула в ладошку, негромко рассмеялась и поймала себя на том, что ей очень хочется подпрыгнуть до потолка, как только что это сделал в кухне Терехов. Прыгать она не стала, потому что в скользкой мокрой ванне это делать опасно. Саша намылила свою любимую губку в виде большого розового сердца и опять задумалась. Неужели муж начальницы принесет ей такие серьезные перемены в жизни? Нет, все-таки этого не может быть. Она наверняка напрасно размечталась…

Саша вытерлась полотенцем, и его мягкое прикосновение к коже опять напомнило ей о Халаимове. Он сказал, что любит ее… Если действительно любит, то лучше бы он сейчас был на ее кухне… Нет… Лучше бы он сейчас был с ней в постели… Саша поежилась, надела халат и выскользнула из ванной. Влад Терехов не обратил на нее никакого внимания. Может, он специально делает вид, что не замечает ее, а как только она ляжет, тут же явится к ней, чтобы… чтобы отомстить жене?

Ну что ж… Саша уселась по-турецки в постели в ожидании Терехова. И приготовила обвинительную речь. Она собралась его стыдить и пригвождать, взывать к порядочности и человечности. Постепенно речь разрослась до необыкновенных размеров и запестрела цитатами из классиков, русских и зарубежных. Саше хотелось, чтобы Влад приходил быстрее, потому что глаза ее уже слипались, мысли путались, и она боялась забыть особо красивые пассажи. Но Терехов почему-то все не приходил и не приходил. Часы показывали уже начало третьего, а он все шуршал на кухне бумагой.

Саша устала сидеть. У нее затекли ноги, а цитаты окончательно перепутались в голове. Она, не снимая халата, прилегла сверху на покрывало и уснула, так и не дождавшись явления чужого мужа.

Утром Саша очень удивилась, что спит в халате, но, посмотрев на разбросанные по всей комнате расписанные доски, сразу все вспомнила и прислушалась. Из кухни не раздавалось ни звука. Осторожно спустив ноги с постели, она вдела их в тапочки с песцовой опушкой и, очень осторожно ступая, направилась в кухню, ожидая увидеть либо красиво спящего еще вполне моложавого мужчину, либо отвратительно раззявившего рот мужика на пятом десятке. Но ничего такого не увидела. Терехов спал на надувном матрасе, свернувшись клубком и закрывшись с головой одеялом.

А кухонный стол оказался завален бумагами. Некоторые из них были заполнены длинными колонками цифр. Сверху на бумагах лежали маленький карманный калькулятор и мобильный телефон. К графину был прислонен сплошняком исчерченный лист из Сережиного альбома для рисования, на котором Саша мало что удалось разобрать. Плита, вытяжка и мойка, разумеется, были легко узнаваемы, все остальное представляло собой месиво из разной толщины и плотности линий.

Разочарованная Саша собралась направиться в ванную, когда вдруг проснулся тереховский мобильник, выдав мелодию старого футбольного марша. Саша вздрогнула. Из-под одеяла выпросталась рука, которая принялась ощупывать пол рядом с матрасом, видимо, пытаясь найти трубку на привычном месте. Телефон не находился, и из одеяла вынырнул заспанный взъерошенный Влад. Он открыл глаза и с ужасом уставился на Сашу. Она посильнее запахнула на груди халат и сказала:

– Ваш телефон звонит.

– Мой? Где? – Чувствовалось, что Терехов еще не вполне осознал, где находится.

Саша подала ему мобильник, и он глухим голосом проговорил:

– Слушаю. Кто это? А… Да… Я тут… в одном месте… – Он наконец проснулся и даже подмигнул Саше. Она почему-то смутилась, поспешила скрыться в ванной и даже включила воду на полную мощность, чтобы не слышать, о чем он говорит.

Потом они пили кофе, и Терехов пытался объяснить ей, что пытался изобразить на своем чертеже.

– Понимаете, это я разные фактуры пытался обозначить. Вам непонятно, но ребята разберутся. Мы сделаем вам кухню, стилизованную под народные промыслы. Вот здесь и здесь, – он ткнул пальцем в свой чертеж, – поместятся две ваши женщины-птицы: одна, которая вся в золоте, будто солнечный день, а вторая, которая изображает ночь. Вон она на подоконнике лежит.

Саша взяла в руки доску. Терехов все угадал правильно. Она действительно изображала Птицу-День и Птицу-Ночь. День была в жарком, золотисто-оранжевом оперение, а Ночь в фиолетово-синих перьях. День была счастлива, весела и улыбчива, Ночь – задумчива, печальна и с глазами, в которых поблескивали непролитые слезы. Когда она работала над этими досками, то вспоминались Сирин и Алконост Виктора Васнецова, но старалась не подражать, а творить свое. Ей тоже нравились эти птицы, и было приятно, что Влад из груды досок безошибочно выбрал именно их.

– А вот здесь, посередине, мне бы хотелось, чтобы вы выполнили розетку, в которой не было бы птиц, а только какой-нибудь растительный орнамент. И чтобы цвета дня плавно переходили в цвета ночи. Как вам такая идея?

– Мне нравится, пожалуй… но круглой доски у меня нет…

– Это ерунда, доску мы найдем! Главное, чтобы вы еще согласились… – он пытливо заглянул ей в глаза, – «испортить» вашу мебель…

– Как это испортить? – испугалась Саша, оглядывая свою еще вполне приличную мебельную стенку.

– Ну… не то чтобы испортить… Расписать, как доски… Можете на такое отважиться?

У Саши в груди что-то екнуло. И даже почему-то щелкнула коленка. Она стала думать, что это от старости, потому что она уже никуда не годная старая вешалка. Еще она вспомнила, как совсем недавно на ее щеке отпечаталась пуговица от наволочки. Обо всем этом она думала, чтобы не думать о мебели. Но Влад Терехов сдаваться не собирался.

– Не молчите, Саша! У вас, конечно, хорошая мебель, но если вы согласитесь на мое предложение, она будет не просто хорошая – она станет эксклюзивная!