Интересная жизнь

Пошел в библиотеку, потом на базар, поел прямо у лотка, прямо у шипящей на раскаленных угольях сковороды бараньей печенки с брусникой.

– Со всех православных по пятаку, а с господ студентов - только три копейки.

Сытый, веселый, он опять проходил мимо университета, когда его увидел тот же староста:

– А мы вас ждем, коллега. Где же вы бродите? Нам пора в анатомичку.

Это было, пожалуй, лучше всего: вот так, как бы внезапно вернуться в это мрачноватое здание. И вот оно уже рядом.

Халат и туфли оставались у гардеробщика. Бурденко быстро переоделся и пошел на второй этаж. Но оказалось, что на второй этаж идти было не надо.

– Трупы здесь, на левой стороне, - сказал человек, показавшийся Бурденко знакомым.
– И придется немного подождать. Там идет сейчас, вернее, заканчивается судебно-медицинское вскрытие.

Вот это уж совсем ерунда. Опять ждать, опять настраиваться. Уж лучше бы, если это неизбежно, поскорее отделаться и уйти.

Бурденко достал из брезентовой сумки, заменявшей ему портфель и чемодан, учебник анатомии и присел на мраморные ступени у входа повторить мышцы тазового пояса. Ага, четырехглавая мышца бедра. Вот она у меня тут...

Он вытянул ногу и правой рукой провел по тому месту, где предполагал четырехглавую мышцу, хотя делал это уже не однажды. А тут у меня портняжная мышца.

В этот момент в левой стороне коридора открылись двери, и оттуда хлынул поток света:

– Пожалуйте, господа!

Это относилось к Бурденко и к его коллегам.

Чуть сжалось что-то внутри (что сжалось, точно угадать было трудно, так как раздел "внутренние органы" еще не изучали). И чуть пересохло во рту. Все это от нового приступа страха, что ли. Хотя чего страшиться?

Еще давно-давно Бурденко прочитал у Чехова и переписал в свой дневник понравившиеся ему слова о том, что человек должен сознавать себя выше львов, тигров, звезд, выше всего в природе, даже выше того, что непонятно и кажется чудесным, иначе он не человек, а мышь, которая всего боится.

Все студенты настроены как будто даже весело. Никто ничего не боится. Нет, один, кажется, трусит, увидел Бурденко худенького студента, почему-то остановившегося в дверях. И взгляд у этого студента какой-то блуждающий. "Трусит", - опять подумал про него Бурденко, проходя в глубину огромного светлого зала.

А Я ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БОЮСЬ...

Здесь так же, как в прошлый раз, наверху, на втором этаже, стояли большие столы, по мрамору обитые цинком. А на столах лежали два обнаженных трупа - мужчины и женщины. Неужели это те же самые, что были тогда наверху и показались Бурденко восковыми фигурами? Нет, едва ли это те же. Да и зачем об этом думать? Главное сейчас, не проявлять робости, не обращать на себя внимания, как вот тот студентик, что задержался в дверях. Ведь явно, что он трусит. Бурденко оглянулся на него, но в дверях уже никого не было.

– Ну, выбирайте, господа, кто чем интересуется, кто даму, кто мужчину, - сказал с, пожалуй, непозволительной развязностью немолодой небритый мужчина в сером халате.
– Вот, глядите, какая у нас тут дама.

И на Бурденко пахнуло от этого человека водочным перегаром.

– Вы, кажется, опять, Исидор, это самое? Ну как не совестно!
– вздохнул человек, показавшийся Бурденко знакомым.

– А что делать-то, Николай Гаврилыч, - усмехнулся Исидор.
– Я сегодня именинник. День сегодня моего собственного ангела. Даже неплохо было бы собрать с господ студентов по пятаку за то, что я предоставил им такую дамочку. Пожалуйте, - потрогал он за локоть студента, стоявшего рядом с Бурденко.

– Проходите, не стесняйтесь... Дама ожидает вас.

– Я лично предпочитаю иметь дело с живыми дамами, - откликнулся этот студент.
– А в мертвецких предпочитаю мужчин.

Последняя фраза удивила Бурденко. На взгляд этот черненький, как жук, студент был не старше его, а разговаривал так, как будто он уже не впервые вот в таких обстоятельствах.

– Ну тогда вы вот сюда, пожалуйста, становитесь, - показал Бурденко на покойницу Исидор.

– Ты еще, чего доброго, Исидор, нам лекцию прочтешь, - засмеялся черненький.

– А что ж. Пожалуйста. Если вы мне соберете по пятаку. Я всегда готовый...

– Иди, иди, отдыхай, - сказал Николай Гаврилович и надел кожаный фартук.

Ах, вот теперь вспомнил Бурденко, где он впервые увидел этого человека: на санитарной выставке при женских курсах. Это он приглашал Бурденко работать.

– Ну что же, вы как будто задумались в нерешительности, - улыбнулся Николай Гаврилович.
– Делайте надрез.

Бурденко выбрал бедро. И, держа скальпель, как перо, сделал неуверенный надрез, но мгновенно из надреза показалось что-то желтое, не похожее ни на кровь, ни на что, - отвратительное.

– Нет, я это, кажется, не смогу, - вслух подумал Бурденко.

– Ну, что вы, коллега. Это так просто! Бедро - это как раз пустяки. Вот если бы у вас, как у меня, - кисть. Вы посмотрите, сколько...

Но Бурденко ничего не услышал и не увидел. В следующее мгновение он уже сидел на клеенчатом табурете, а Николай Гаврилович подносил к его носу склянку с чем-то щиплющим нос.

– Это нашатырный спирт, коллега. Ничего удивительного. Бывает. Это почти естественно - для начала.

Бурденко встал.

– Вы лучше посидите, - посоветовал Николай Гаврилович. И даже подавил двумя руками ему на плечи, усаживая.
– Вам надо отдохнуть немножечко.

– Да идите вы!
– вдруг оттолкнул его Бурденко. И опять направился к столу, говоря на ходу сердито и растерянно: - Где тут был мой скальпель?

– Вот он, - поднял скальпель все тот же добрейший Николай Гаврилович подле табуретки, на которой только что сидел Бурденко.

Бурденко был как бы дважды сконфужен. И тем, что, как девчонка, чуть-чуть не грохнулся в обморок, и особенно тем, что невольно так грубо оттолкнул человека, явно желавшего ему добра. И даже не извинился.

– Спасибо, - все-таки сказал он Николаю Гавриловичу, который подал ему скальпель. И больше ни слова не говоря, только громко и как будто сердито сопя, принялся за свою работу.

Студенты же, работавшие рядом, переговаривались между собой, не обращая внимания на Бурденко, не обсуждая случившееся с ним. Только один, этот черненький, как жук, фамилия его, кажется, Слушкевич, сказал:

– Нет ничего хуже женских трупов. Это мне и раньше говорили. Вы посмотрите, все мышцы просто пропитаны жиром. Это противно. Любого может стошнить.