Интересные истории
Шрифт:
Феденька открыл дверь, проводил монаха за стол, матушка подала кушанье. Монах помолился и покушал и размеренным умиротворённым голосом начал рассказ:
– Я – монах-странник, я прибыл из Иерусалима, города, где распяли Господа нашего Христа, и где произошло славное Его воскресение! Я видел много чудес, даже как икона Богородицы плакала, а ещё я ходил в Галилейские сады и Вифлеем, весь Израиль, святую землю, обошёл и иду пешком в родной монастырь…
– А вы в Израиль по морю плавали на корабле? – спросил Феденька странника.
Молодой монах улыбнулся и предположил:
– А ты
– Мечтаю! А ещё мечтаю Господу послужить! Я хорошим моряком буду, Господь меня похвалит!
– Это отрадно, – заметил монах-странник, – что ты Господа так почитаешь. Путь море твоим послушанием перед Богом Христом будет. Когда станешь моряком, все святые твой корабль защищать станут, так в райские обители на корабле и заплывёшь…
– Феденька, спать пора, бегом на печку… – ласково произнесла матушка мальчика.
Феденька залез на печь и долго думал над словами странника, а, когда уснул, то увидел сон чудной: будто святые стоят на корабле и зовут Феденьку:
– Иди к нам, Фёдор, выполнишь послушание – в Царствие Небесное попадешь…
И мальчик пошёл за святыми…
Как Фёдор Ушаков гардемарином и мичманом был
Прошло много лет, и Феденька наш превратился в красивого стройного златокудрого юношу. Только вежды голубые остались прежними: добрыми.
Как подошёл возраст Фёдору, объявил молодой человек:
– Батюшка, матушка. Благословите меня своим родительским благословением: еду в Санкт-Петербург поступать в гардемаринское училище…
Мать плакала, конечно, обнимала сына, но отец благословил и изрёк:
– Служи верно, православной вере, Христу и отчизне нашей святой, а мы и крёстный твой молиться за тебя будем…
Фёдор Ушаков же отправился к дяде. Старец с ласковой печалью посмотрел на юношу, выслушал Фёдора и благословил на поступление в гардемаринский корпус.
На улице уже смеркалось, стрекотали во ржи кузнечики, желтоватый закат был необычно красив. Ушакову пора было уже уходить, а старец Феодор всё никак не мог проститься с крестником, а потом обнял и изрёк:
– Ты, родной мой, главное, веру православную и доброту в сердце неси через всю жизнь, как раньше. Каким был в душе, таким душой и оставайся! И знай, что ты всегда можешь за советом ко мне прийти…
Скоро Фёдор Ушаков был в Санкт-Петербурге, и первое, что его поразило, было море: необъятная необозримая могучая стихия, переливаясь оттенками синего и бирюзового, казалось, ласкала и приветливо встречала Ушакова, который, сняв сапоги, стоял на самом краю гранитной пристани и ощущал тёплый ветер, ласку морской пены, дрожащие брызги волны и слушал тоскливые крики чаек и шёпот моря. И, казалось Ушакову, что море ему шепчет:
– Я – твоё послушание…
Восторг Фёдора было не описать словами, в тот-то миг Ушаков с морем и «породнился» на всю жизнь…
Поступил Ушаков без всяких проблем, и скоро был самым красивым и юным гардемарином. Друзей, правда, не заимел, но и врагов у него не было: со всеми ладил Ушаков, учёбой занимался, молитве много времени уделял, церковь посещал исправно. Учителя, обсуждая между собой гардемаринов, говорили про Ушакова:
– Странный этот Фёдор Ушаков: набожен и добр, как монах, красив и статен, как
военный, учится прекрасно, но друзей не имеет, врагов, по всему видно, тоже – не в одной дуэли между учениками не замечен…– Да что взять с юноши из провинции? Ничего! Никому он не интересен! – толковали другие учителя.
– Не скажите – отмечали в споре третьи учителя – Науки ему даются легко, на уроках он внимателен и старателен, а фехтует просто восхитительно. Не удивляюсь, что его никто не вызвал на дуэль: с ним в фехтовании тяжело тягаться…
Сам же Фёдор не особенно переживал сначала, что с ним сверстники не общаются, трудолюбиво учился, засиживаясь с учебником и чашкой кофе по полуночи, посещал службы в храме с искренней молитвой об Отчизне и родителях, в свободное время или молился, или выходил на пристань…
… А мимо пристани плыли, разрезая волну и покачиваясь, могучие парусники, море то бушевало и билось о гранитную пристань, то спокойно катило нежную морскую пену…
Ушаков, наблюдая эту картину, мечтал о том дне, когда придёт к дорогому дяде за благословением на первое плавание…
Потом, правда, Фёдор стал нервничать из-за того, что другие гардемарины косо на него смотрят и не общаются, но было поздно: на Ушакове давно поставили клеймо «Трудоголик, ханжа, провинциал». «Ладно, – подумал Ушаков – мне с ними детей не крестить» – такой мыслью утешал себя Ушаков, но переживал, и даже заболел от этих переживаний…
Ушаков после вечерней службы в церкви пришёл готовиться к итоговым экзаменам, достал книги и тетради, налил побольше кофе…
А надо сказать, что Ушаков был ужасный аккуратист, у него были самые красивые тетради и опрятные учебники, несмотря на то, что учил он всё ночью и под кофе. И тут вдруг голова у Ушакова закружилась, и он капнул кофе на тетрадь. Ушаков как увидел, что получилось из этого, так за голову схватился от стыда. Чувствовал себя Фёдор не очень хорошо, переживал, но продолжил учить и пришёл на экзамен раньше всех, хотя спал всего три часа…
Скоро все ученики собрались, и экзамен начался. Очередь дошла и до Ушакова.
– Ну, посмотрим, как наш ханжа и трудоголик экзамен сдаст!
Ушаков вспомнил про пятно и раскраснелся, но смелым шагом вошёл в кабинет, блестяще ответил на все вопросы учителя…
… Тут учитель произнёс:
– Ну, что ж, экзамен сдан на отлично! Осталось посмотреть тетради…
Ушаков с виноватым видом подал тетради, знал, что накажут за пятно…
Учитель ласково посмотрел на Ушакова и спросил:
– Фёдор, что ж ты пятно в тетрадь посадил?
– Голова закружилась, виноват… – без всяких оправданий себе ответил Ушаков, ожидая наказания, но учитель вдруг с сочувствием присмотрелся и спросил:
– А ты не болеешь ли, Фёдор? Синяки под глазами, бледность. На тебя это не похоже…
– Я, если честно, учитель, переживаю из-за того, что меня однокурсники засмеяли за то, что я в церковь хожу… – признался Ушаков.
– Бывает, – с доброй улыбкой ответил учитель – Меня тоже не любили за это, но ты – гордость гардемаринского корпуса, и наказывать тебя я не собираюсь, так что считай, что ты – уже мичман: экзамен сдан, все конспекты на месте, а про неприятность мы промолчим…